ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Янв. 25, 2016

Ключевое слово здесь вовсе не «хамелеон», а «модернист», человек, стремящийся к новым горизонтам, обуянный неутолимым голодом нового. В сфере поп-музыки Боуи выполнил ту же функцию, что и титаны авангарда в «большой культуре». Как и они, Боуи в какой-то момент столкнулся с исчерпанностью этого самого «нового», то есть с тем, что и привело к появлению термина «постмодернизм», нравится он нам или нет. Поэтому в начале нового тысячелетия мы видим перешагнувшего 50-летний рубеж Боуи уже в не свойственной ему роли — классического ретро-рокера с записями, несущими отголоски золотого периода 1970-х.

Проблемы со здоровьем, резко появившиеся во время тура с альбомом «Reality» 2003 года, были не причиной, а лишь поводом уйти со сцены. После этого Боуи молчал 10 лет, наслаждаясь живописью и семейным счастьем (у него в 2000 году родилась дочка Александрия Захра). «Мы играем, я читаю ей перед сном — это так здорово! Я наслаждаюсь каждой секундой нашего общения», — радовался тогда счастливый отец.

Про возвращение к творчеству Боуи говорил, что оно возможно лишь в том случае, если ему будет предложить миру что-то, что его, мир, потрясет. Как оказалось, этим стала его смерть — вот что на самом деле заставило Боуи вернуться на сцену и спешить, втайне записывая свои последние шедевры. Такое важное дело как смерть Дэвид никак не мог пустить на самотек, и как всегда взял все в свои руки.

Майор Том

Юный Дэвид Джонс принадлежал к редкой и ценной породе артистов, которые созревают долго. Когда его сверстники в бурлящей атмосфере «свингующего Лондона» мгновенно выбивались в звезды, Дэвид, с 17 лет выступавший с различными группами, только искал себя. Все его синглы и первый альбом оставались незамеченными, даже внешне он был типичным «гадким утенком» с неровными, острыми зубками, в котором ну совершенно невозможно было разглядеть будущую ослепительную мегазвезду.

Тогда в Лондоне была очень заметна субкультура «модов», с иголочки одетых модников на скутерах и амфетаминах. Непризнанным гимном этих парней, преимущественно из рабочих кварталов, звучала песня Дэвида «London Boys». В эти годы он жадно впитывает все: новые тренды, новых людей, новые знания. Его первым учителем стал знаменитый мим Линдси Кемп, яркий богемный персонаж, научивший его не только приемам пантомимы, но и прививший ему любовь к театру.

Успех пришел, когда атмосфера в Лондоне поменялась под натиском хиппи и психоделической революции. Вместе со своим другом Марком Боланом Дэвид превратился в экзотического длинноволосого барда с акустической гитарой и сюрреалистическими стихами. Первым хитом Боуи стала — как раз в дни высадки американцев на Луне — баллада «Space Oddity», повествующая о потерявшемся в космосе майоре Томе. Этот персонаж еще не раз воскреснет в лучших песнях Боуи, таких как «Ashes To Ashes» 1980 года и «Hallo Spaceboy» 1994-го.

Король в глубине

Мировую славу Боуи принес в 1972 году созданный им образ Зигги Звездной Пыли, суперзвезды, упавшей на Землю. Для многих этот образ, во многом вдохновленный «Заводным Апельсином» Кубрика, так и остался самым великим рок-н-ролльным имиджем. Зигги Стардаст зажил своей, отдельной от автора жизнью. И следуя принципу «я тебя породил, я тебя и убью», Боуи в итоге заставил гомункула совершить самоубийство — прямо на сцене. Когда грянула панк-волна, она сбросила с корабля современности всех рок-героев 1970-х, всех за исключением Боуи. «У Зигги, незадолго до его смерти, родился сын. Зовут его… Джонни Роттен», — сказал певец, имея в виду вокалиста главной панк-группы Sex Pistols.

Вот здесь и началась долгая история влияния Дэвида Боуи на неокрепшие умы молодежи, влияния, которое можно еще обнаружить и сегодня. Это было нечто похожее на сильное излучение, вся мощь которого обрушилась на следующее, ближайшее поколение, которое уже само передавало его дальше. И дело было вовсе не в глэм-роке, который тогда придумали Боуи и Болан (группа T.Rex), стиль этот сам по себе был довольно глупым и нелепым. Песню, ставшую его гимном — «All The Young Dudes» — Боуи подарил другой группе, Mott The Hoople.

1970-е, все эти 10 лет были для Боуи одним невероятным сгустком творческой энергии, которой хватило бы на десятерых, он жил будто в эпицентре взрыва сверхновой, где время спрессовывается и за год проходят целые эпохи. Именно тогда родились все его бессмертные шедевры, образы, находки, десятилетиями питавшие потом поп-культуру. К примеру, за один только 1977 год он успел записать с Брайаном Ино два свои эпохальные альбома «Low» и «Heroes», создавших идеальные образцы будущей «новой волны», а еще сочинить и спродюсировать для своего друга Игги Попа еще два альбома, лучших в обширной дискографии этого крестного отца панка. Более того, Боуи едет с ним в тур по Англии в качестве рядового музыканта. Представьте себе картину: интернациональная мегазвезда, чьи пластинки возглавляют хит-парады по обе стороны Атлантики, играет в глубине сцены на синтезаторе у не слишком известного тогда маргинала. Это поведение подлинного короля, так же как во время единственных российских гастролей в 1996 году, когда на пресс-конференции, Боуи под вспышками камер достал маленькую «мыльницу» и стал в ответ фотографировать журналистов.

Близко дружил он не только с такими андеграундными персонажами, как Игги Поп или Лу Рид, но и с другими поп-королями: Миком Джаггером, с которым они только уже в 1980-е запишут совместный хит-сингл «Dancing In The Streets», и Джоном Ленноном, трагическую смерть которого сильно переживал. Великий битл записывался в паре композиций американского альбома Боуи «Young Americans», того самого, чья заглавная вещь спустя много лет озвучит финальные кадры «Догвилля» Ларса фон Триера.

Возвращаясь же к влиянию, которые оказали работы Боуи 1970-х годов, стоит вспомнить историю с лондонским клубом «Блиц», где к 1980 году зародилось яркое и кратковременное движение «новых романтиков», явно вдохновленных эпохой глэма (в их круг входили Ultravox, Spandau Ballet и другие). В один прекрасный день, точнее вечер там появился сам отец родной со свитой, отобрал наиболее колоритных персонажей, включая арт-директора клуба Стива Стрэйнджа (вскоре прославится с проектом Visage) и снял их в шикарном клипе на одну из своих самых прекрасных песен — «Ashes To Ashes». И между делом, поспособствовал популяризации нового стиля.

Смерть в прямом эфире

Боуи не только давал, как и подобает Королю-Солнце, но и брал — как Дракула. Роль вампира в известном фильме ужасов 1980-х «Голод» очень важна для понимания творческой природы Дэвида Боуи. Вампиризм — одна из ее отличительных черт. Боуи всегда умел фантастически эффективно использовать таланты других людей в своем творчестве. В него внесли свой вклад огромное количество музыкантов, художников, дизайнеров, режиссеров. К примеру, авангардные берлинские работы были бы невозможны без таких мэтров, как Брайан Ино и Роберт Фрипп. А, наоборот, сногсшибательный коммерческий успех альбома «Let’s Dance» — без диско-мастеров из нью-йоркской группы Chic. И для последнего гениального броска, альбома «Blackstar» стареющему вампиру понадобилась свежая кровь, новые доноры — ими стали джазовые музыканты из окружения саксофониста Донни Маккаслина, выступление которого Боуи увидел в маленьком нью-йоркском клубе.

Даже во всем помогая первобытному рокеру Игги Попу, Боуи в свою очередь подпитывался его животной энергией и именно через него выплескивал собственные рок-н-ролльные инстинкты. Потому что — и это самая большая тайна — именно чистый, незамутненный мыслью рок-н-ролл меньше всего давался самому Боуи, за исключением единственной пластинки, «Aladdin Sane». Малоизвестные и непопулярные в начале 1970-х годов The Stooges Игги Попа и The Velvet Underground Лу Рида имели для него очень важное значение, и Боуи стремился работать с ними. И этот его нюх, вкус был безошибочен, потому что будущее поколение панка рассудило точно так же.

А «Голод», где с Боуи играла Катрин Денев, и где перед ними выступали пионеры готического рока (и, разумеется, фанаты Зигги) Bauhaus, важен еще и потому, что оказался в некотором смысле пророческим. В финале фильма прекрасный вампир, которого играет Боуи, быстро стареет на наших глазах, превращаясь в чудовищного старика — крайне неприятная сцена. Очень схожее, столь же сильное впечатление производят последние клипы великого артиста — «Blackstar» и особенно «Lazarus», которыми он практически документировал процесс своего умирания.

Жадный ученик

Менее всего Боуи был рокером, даже просто говорить о нем только как о музыканте, каким талантливым он бы ни был, в корне неверно. Все, что бы он ни делал, превращалось в некий особый жанр творчества, в котором осуществлялся магический синтез музыки, театра, пантомимы, поэзии, визуальных искусств, а если идти далее, то и синтез этого творчества и самой жизни. Это мы и называем Дэвидом Боуи, он сам и есть его главный вклад в популярную культуру, когда чуть ли ни любая его, пусть даже и простая фотография переворачивала сознание и открывала новые горизонты.

И еще проще, он принес культуру в поп-музыку. В отличие от большинства рок-музыкантов, людей темных и необразованных, Боуи никогда не переставал жадно учиться. Его стиль впитывал в себя книги, которые он читал, фильмы, которые он смотрел, картины, которые коллекционировал, места, по которым путешествовал. «Андалузкий пес» Дали-Бунюэля, «Метрополис» Ланга, «Космическая Одиссея» Кубрика, «1984» Оруэлла, «Голый завтрак» Берроуза, Ницше и Кроули, Уайльд и Жене, Брехт и Кокто, Булгаков и Прокофьев, прерафаэлиты и Пикассо, Япония и Западный Берлин, Третий Рейх и холодная война, маоизм и тетчеризм — все это питало его воображение, давало строчки и названия песням и альбомам, идеи для клипов, костюмов и оформления сценических шоу. И для своих поклонников Боуи оказывался настоящим порталом в значительно более широкий и интересный мир, чем обычная поп-музыка.

Нюх гения

Понятно, что в не было бы никаких «новых романтиков» без глэм-рока Зигги Стардаста, не было бы постпанка и электро-попа без «берлинской трилогии» («Low»-«Heroes»-«Lodger»), не было бы софисти-попа второй половины 80-х без «Young Americans», список можно продолжать. Но можно сказать и более радикально, — что в принципе Боуи во многом и сделал, сформулировал восьмидесятые как десятилетие в поп-культуре, определив всю его эстетику. И самое странное здесь, что при этом он не был особо активен в этот период. Лишь в первой половине 1980-х, после длительного авангардного периода, Боуи выпустил суперуспешный коммерческий поп-альбом «Let’s Dance», будто для того, чтобы показать, кто в доме хозяин, и все остальное время почивал на лаврах, играя в кино, выпуская редкие хит-синглы да пару откровенно неудачных альбомов. Именно в эти годы в богатеющей музыкальной индустрии по-настоящему сложился феномен суперзвезд, и Боуи был первым среди равных: Queen, Мадонна, Майкл Джексон. Последний, кстати, признавался, что свою «лунную походку» подглядел в 1970-е на концерте Боуи.

Что же касается России, то здесь Боуи, и это надо признать, никогда не был очень уж популярен, его любили и понимали скорее в околотворческой среде. Главное же его влияние на русскую рок-музыку проникло опосредованно, через Бориса Гребенщикова, большого фаната Боуи и в свою очередь самую влиятельную фигуру нашей сцены. Тем, у кого есть сомнения по этому поводу, стоит переслушать альбом «Радио Африка» 1983 года и посмотреть на фотографии БГ того времени.

Десятилетие катилось своим чередом, чуть ли не все поп-звезды «новой волны» изо всех сил старались выглядеть и петь как Боуи, и это даже не преувеличение. Некоторым это удавалось, лучшие отправлялись по его стопам за вдохновением — кто в Западный Берлин, как Ник Кейв, кто в Японию, как Дэвид Сильвиан. И Боуи не мог не чувствовать, что пора прощаться с надоевшим «стильным десятилетием», как тогда называли 1980-е.

В 1989 году он совершает очередной неожиданный поступок: отпускает бороду, отказывается от сольного творчества и на правах рядового участника вступает в группу Tin Machine, с которой начинает играть грязный гаражный рок. Его никто не понял тогда, особого успеха группа не имела, а его рекорд-компания даже отказалась выпускать их второй альбом как некоммерческий. Только позднее стало ясно, что нюх опять не подвел гения. В том же году дебютировала Nirvana, и вскоре гранж, хип-хоп и рейв покончат со «стильным десятилетием».

АО «ДБ»

В первой половине 1970-х Дэвид Боуи вел образ жизни типичный для рок-н-ролльной звезды тех лет: девочки-группиз, свита прихлебателей, горы кокаина, с помощью которого, как известно, господь Бог говорит человеку, что тот стал зарабатывать слишком много денег, и все такое, пока как-то одним похмельным утром 1974 года, проснувшись в номере очередного пятизвездочного отеля, не понял, что субсидируемую им вечеринку, длящуюся без перерыва года три, пора заканчивать. Возможно, на эту здравую мысль его натолкнул крах его собственной компании Mainman, последним ударом для которой стал провал финансированной ею бродвейской постановки «Слава» о жизни Мэрилин Монро. На ней Mainman потеряла 250 тысяч фунтов (на нынешние деньги это составляет более 1 млн долларов). Боуи, одна из самых успешных звезд того времени, продающий миллионные тиражи пластинок, оказался, как ни парадоксально, на грани разорения.

С этого момента Боуи обратил серьезное внимание на управление своими финансами. Нанял хороших адвокатов, выиграл несколько судов, порвал со своим тогдашним менеджером и уехал от драконовского британского налогового законодательства жить в Швейцарию, потом в Америку. Постепенно выкупил все права на собственное наследие, на все песни, которые он когда-либо записывал, начиная с 1964 года. С 1980-х годов стал инвестировать деньги в искусство и антиквариат, покупать дома в разных концах света. В 1997 году ввел в биржевой оборот специальные боуи-бонды, обеспеченные его бэк-каталогом и авторскими правами, то есть сделал себя своего рода открытым акционерным обществом. В итоге Дэвид Боуи оказался одним из самых богатых музыкантов планеты, оставившим своим детям и жене 870 миллионов долларов.

Человек, который упал на Землю

Как мы видим, Дэвиду Боуи удивительным образом подчинялись и финансы, и музы, и публика, до которой ему силой своей харизмы удавалось доносить даже самые свои сложные и авангардные работы, которые тоже неизменно оказывались в чартах. Ему, как титанам Возрождения, удавалось все, за что бы он ни брался. Первым и единственным местом работы 16-летнего Дэвида было лондонское рекламное агентство, где он в течение шести месяцев трудился как младший дизайнер. Тогда в молодости, он решил, что хорошего художника из него не получится, и его творческая активность направилась в иное русло. Но интерес к изобразительному искусству Боуи пронес через всю жизнь. Он всегда много читал об искусстве, разбогатев, стал его коллекционировать. Как художник долгое время работал для себя. В 1993 году выступил в роли арт-критика, опубликовав ряд статей в журнале Modern Painters: о Джеффе Кунсе, Дэмиене Херсте, африканском искусстве. Первый раз выставил свои работы в 1994 году в рамках выставки произведений разных знаменитостей. В 1995 году в лондонской галерее состоялась его собственная выставка, где были представлены работы последних 20 лет: экспрессионистские картины, скульптуры и компьютерная графика. Через год повторил экспозицию в Швейцарии. Большинство работ было продано, высшая ценовая планка составила 17,5 тысяч фунтов. Пример Боуи в очередной раз подтверждает мою излюбленную шутку о том, что самые лучшие музыканты — это художники (я имею в виду, что в Англии множество замечательных поп-артистов вышло именно из стен арт-колледжей).

Никто не удивился и его появлению на большом экране в качестве актера. Это произошло в 1976 году в фантастическом фильме «Человек, который упал на Землю» с Боуи в главной роли, где он играл, как в вы могли бы догадаться, пришельца. После инопланетного образа Зигги Звезной Пыли это, надо думать, далось певцу без труда. «Просто будь собой», — сказал ему тогда режиссер Николас Роуг. И Дэвид был собой. Это, кстати, в отличие от дебюта и осталось главной проблемой всех его последующих работ в кино. Он сыграл в целом ряде фильмов, не считая камео: американского военнопленного в «Счастливого рождества, мистер Лоуренс» Нагисы Осимы, короля гоблинов в «Лабиринте», прусского офицера в «Просто жиголо», своего любимого Энди Уорхолла в «Баския», Николу Тесла в «Престиже», Понтия Пилата в «Последнем искушении Христа» и множество других ролей. Но при всем преклонении перед этим разносторонним человеком, назвать Боуи каким-то особенным актером может только совсем уж зачарованный фэн. Это понимал и сам Дэвид, который как-то сказал, что «актерская игра никогда не была моей серьезной амбицией».

Жить и побеждать

Молодой лидер Лейбористкой партии Тони Блэр, став в первый раз премьер-министром в 1997 году, провозгласил лозунг «Cool Britannia», который подразумевал, что Англия и Лондон вновь становятся такими же модными и притягивающими центрами силы, как и в 1960-е годы, во времена «британского вторжения» и «свингующего Лондона» . В сфере поп-культуры это во многом было связано с триумфом английской танцевальной сцены и феноменом брит-попа, нового ретро-стиля, возрождающего традиции британского бита. Стоит ли говорить, что для последнего начинавший как мод Дэвид Боуи оставался непререкаемой иконой. А что касается частностей, то лидер одной из ведущий групп направления Suede, Бретт Андерсен просто до неприличия копировал стиль и вокальную манеру Боуи времен Зигги Стардаста, будучи, впрочем, в этом не первым и не последним.

Сам Боуи в 1990-е, однако, не столько задавал тренды, сколько им следовал, правда, крайне оперативно. После не слишком удачного опыта с гранжем, главный герой которого Курт Кобейн недвусмысленно открыл свои источники вдохновения, спев новому поколению песню Боуи «The Man Who Sold The Wold» из одноименного альбома далекого 1970 года, сам великий обратился к пришедшему из США индустриальному року в своем концептуальном альбоме «Outside» (1995) и совместным гастролям с Nine Inch Nails. Другой герой индастриал-рока Мэрилин Мэнсон и вовсе являлся его наследником по прямой, с этим никто и не спорил. Еще через пару лет в альбоме «Earthling» Боуи подхватит вирус джангла, последнего великого танцевального стиля ХХ века, как раз вырвавшегося из подполья и поразившего Англию.

В новом тысячелетии Боуи по-прежнему будет пристально следить за передовой сценой, выступит пару лет с канадской инди-группой Arcade Fire и запишется на альбоме нью-йоркцев TV On The Radio, которые никак не могли поверить, что их не разыгрывают и им звонит сам Дэвид Боуи. Даже в последний год жизни, по словам старого друга и сопродюсера Тони Висконти, они с Дэвидом, работая над «Blacrstar», много слушали героя передового хип-хопа Кендрика Ламара.

Влияние же Боуи тем временем продолжало передаваться от поколения к поколению, чему поспособствовал и ренессанс в ХХI веке постпанка, который вновь полюбила передовая молодежь, потом нью-вейва, электро-попа и прочих стилей славного прошлого. Тотальная ретромания современной культуры стала залогом того, что дело Боуи будет жить и побеждать и после его смерти.

Последний шедевр

Если самым главным произведением Дэвида Боуи был он сам, то последним шедевром великого артиста стала сама его смерть. Свой уход Боуи срежиссировал виртуозно. Мы можем только восстанавливать ход событий. По-видимому, узнав о своей болезни за полтора года, Боуи начал спешить. Наверняка он был не доволен своим альбомо-камбеком 2013 года, и надо было успеть записать выдающийся альбом, последний аккорд, достойный его великой карьеры. Он перестал общаться с прессой, пригласил новых джазовых музыкантов, далеких от поп-мира, наверняка взяв с них подписку о неразглашении. Ведь все они бодро рапортовали, в какой отличной форме находится маэстро, как он здоров и позитивен. Дата релиза была назначена на день рождения — 8 января. Перед этим, еще в конце 2015-го публика была потрясена грандиозным апокалиптическом видео на заглавную десятиминутную вещь, в котором восходящая Черная звезда забирала назад состарившегося, превратившегося в безумного пророка Зигги. Альбом вышел в назначенный время, а через два дня семья сообщила о смерти Боуи.

Самое трудное в осуществлении этого плана было даже не то, чтобы дожить до даты релиза, самое трудное, почти невозможное состояло в том, чтобы записать великий альбом. И вот это Дэвиду Боуи в полной мере удалось. Многие считали его богом, но он когда-то сказал: «Я всего лишь простой смертный с задатками супермена».