«Все началось с приключения, потом стало способом заработать деньги и показать родителям, что я могу быть ответственной, могу учиться и работать. В какой-то момент отношения стали деструктивными: я перестала воспринимать свое тело, оно будто стало объектом. Я вышла из этого кризиса, но тут началась пандемия, и я не то чтобы собралась уйти из моделинга, но смирилась с тем, что это может закончиться в любой момент. А потом случилась обложка Vogue… Теперь я отношусь к этой работе как к чему-то серьезному, но тому, что не навсегда».
18‑летняя героиня нашей сентябрьской обложки Даша Родионова описывает свои внутренние ощущения от первых шагов в модельной индустрии. На поверхности события развивались так. В 12 лет пришла за компанию в модельную школу в Волгограде, подружка бросила, а Даша продолжила ходить на занятия. В 14 лет впервые улетела на работу в Китай. Заработанные деньги потратила на iPhone и путевку с бабушкой в Ниццу («турагентство разорилось, нам ничего не возместили, было грустно»), остальное по настоятельному совету родителей складывала на счет («он до сих пор меня кормит»). Нашла себе психолога. Громко дебютировала в русском Vogue.
В этой вполне типичной траектории начинающей модели не хватает поездки на показы, но пандемия смешала все карты. Она вообще, как и во всех индустриях, какие-то тренды подсветила и ускорила, какие-то, наоборот, затормозила. На Дашином примере неплохо видно, из чего состоит модельная карьера сегодня и что в ней меняется. Если меняется.
Приключения
Вырваться из-под родительского крыла, посмотреть мир, встретиться с Миуччей и Рафом — модельный мир, особенно до пандемии, манил, как сказочное Эльдорадо. «Есть миф, что моделинг — это гламурная работа, — написала недавно в инстаграме 56‑летняя супермодель Полина Поризкова. — Мол, ты из кровати падаешь в лимузин, на съемке выбираешь самый роскошный наряд, делаешь пару кадров и уже в новом платье едешь в ресторан к ДиКаприо… На деле ты вытаскиваешь задницу из кровати, моешь голову, бреешь ноги, ловишь такси, потеешь, перемеряя сотни вещей, которые никогда не сможешь себе позволить, садишься в кресло, и тебя тянут, мнут и похлопывают, пока клиенту не понравится, как ты выглядишь. Затем ты лежишь, положив локоть под голову, пока рука не онемеет, и делаешь вид, что это лучшие моменты в твоей жизни. И наконец, залезаешь в треники и тащишься домой, чтобы заказать еду и посмотреть телик. И нет, я не призываю жалеть моделей, просто предлагаю заглянуть под капот, вернее, в нашем случае — под подол гламурного платья».
Темная сторона
Не все так радужно, как можно нафантазировать, но и не так страшно, как рассказывали этой осенью модели из 1980‑х и 1990‑х на суде над бывшим главой парижского агентства Elite Models Джеральдом Мари. Поддержав женщин, которые обвиняют Мари в изнасиловании, та же Поризкова сказала, что на заре ее карьеры моделей учили воспринимать сексуальные домогательства как комплимент.
С тех пор случилось #MeToo, наступила эпоха новой этики и транспарентности. Модели заговорили, лидеры индустрии приняли хартию против абьюза, появились правозащитные организации. Та же Даша Родионова говорит, что да, работать по 10 часов в день для 14‑летней девочки тяжело, но никто ее не обижал. Впрочем, как считает модель, создательница агентства ATTNTN и амбассадор Models Trust Полина Маланова, всего этого недостаточно: «Только за последнее время британец Оуэн Муни рассказал о харассменте со стороны Александра Вэнга, Филипп Пляйн публично оскорбил американскую журналистку, а модель Эмили Ратаковски рассказала, как фотографы продают ее снимки без разрешения. И это не считая расследования истории с Джеральдом Мари. В итоге Вэнг откупился, бывший президент Elite все еще не арестован, Пляйн судит новый проект «Ты топ-модель на ТНТ», и даже Ратаковски сказала, что у нее нет финансовых возможностей защищать свои права в американском суде».
Саму Полину в 2014 году, ей тогда было 17, главред итальянского журнала на кастинге попросил сделать фото топлес, потом позвал на рабочую встречу, стал обещать контракт с Victoria’s Secret, предлагал зайти в магазин нижнего белья, чтобы выбрать вещи для будущей съемки, и, наконец, повел в бар, где посоветовал порвать с бойфрендом и начать ходить на мероприятия с ним, мол, это полезно для карьеры. «Меня трясло, он это заметил, закончил разговор, дал мне свою куртку, чтобы «не мерзла», и попросил привезти ее к нему домой около полуночи. Я никуда не поехала, а куртку отнесла в офис миланского агентства, директор которого передо мной долго извинялся».
«Вы спрашиваете меня, существует ли это сегодня? Да, существует, — говорит Николай Лавров, CEO московского Number Model Management. — Еще до всякого #MeToo было известно, у кого какая репутация. Мы не отправляем моделей на работу с фотографами, стилистами или клиентами, которые позволяют себе больше, чем предполагают трудовые отношения. И просим моделей всегда сообщать нам о том, что происходит на съемках. Если кто-то просит их делать что-то против их воли или навязчиво общается, мы это пресекаем».
«Чтобы добиться заметных изменений, необходимо, чтобы все участники индустрии почувствовали ответственность за происходящее. И это должно быть предметом постоянного разговора на всех уровнях модного ландшафта», — говорит Анита Биттон, одна из самых влиятельных кастинг-директоров в мире и основательница агентства The Establishment.
Деньги
«Ты отправил ребенка в Китай, и он реально через три месяца может привезти до 30‑40 тысяч долларов. И вот он возвращается в условный Нижний Новгород, а там папа с мамой отродясь таких денег не видели, они их и за десять лет не заработают. Тогда ребенок покупает сумку Chanel за 5 тысяч долларов и заявляет: «Да пошли вы подальше, я в свои 16 лет уже успешная женщина, а вы кто вообще?» — говорит Илья Вершинин, сооснователь кастинг-агентства Identikit. — Ничего против сумок не имею, но от таких денег крышу сносит. И никто же не объясняет юным моделям, что эти деньги не соизмеримы с трудом, который они вложили в свою работу и который вкладывают родители в Нижнем. Я, когда работал агентом, говорил моделям: «Вам платят, во-первых, за то, что вы присутствуете на площадке некоторое количество часов. А во-вторых, и это бóльшая часть суммы, — за право использовать ваши изображения. Это, по сути, легкие деньги. Неизвестно, в какой момент они перестанут к вам поступать».
Гонорары начинающей модели, по словам Полины Малановой, напрямую зависят от полета фантазии агента: «Можно же по-разному представить модель. Можно сказать, что это многообещающий new face, за которым уже выстроилась очередь из кастинг-директоров. А можно сказать, что это Маша из Норильска. Дальше зависит от успехов модели и той планки, которую она себе ставит: в Москве цены колеблются от 5 до 60 тысяч за съемочный день. При этом понятно, что кто-то выбирает стабильность и снимается много, но задешево, а кто-то ждет. За кампейн, то есть баннеры по всему городу, в России заплатят 100, редко 300 тысяч рублей, а на Западе — 10‑20 тысяч долларов. Пандемия, правда, обрушила рынок, и многие модели соглашаются на более низкие гонорары».
Как старожилы индустрии советуют тратить заработанное? Часть — на себя, на свое развитие, внешность, гардероб, портфолио. Часть — на будущие поездки, чтобы самой покрывать расходы на перелет и проживание. Это возможность самой контролировать их стоимость и не платить НДС, который в Европе называется VAT и составляет 21 % от всех затрат агентства на модель. Еще часть — подушка безопасности на случай простоя в работе. И наконец, надо откладывать на большую цель вроде квартиры, образования или собственного бизнеса. Важно не забывать, что на Западе платят спустя несколько месяцев после съемки, поэтому если ты разом получила круглую сумму и решила, что сказочно богата, хорошо бы разделить ее на все месяцы работы и ожидания, чтобы понять, сколько ты реально зарабатываешь.
0
