В осенний парад стартующих мюзиклов красивым и мощным аккордом вписалась одна из самых ожидаемых премьер сезона — «Анна Каренина» в Московской оперетте. Премьера собрала весь столичный бомонд, в том числе большое число профессионалов жанра. Продюсеры Владимир Тартаковский и Алексей Болонин, которые на протяжении нескольких лет целенаправленно занимаются созданием национального русского мюзикла в формате мирового стандарта, преуспели в своем благородном и даже, можно сказать, патриотическом деле: «Анна Каренина» — это русский мюзикл на все сто.
Публика идет через главный вход с Большой Дмитровки, а випы — через подъезд номер 6 — по дорожке, что в силу узости переулка, разделяющего Большой театр и Оперетту, хоть и маленькая, но зато красная. Получив места, званый гость поднимается на второй этаж, где щедро наливают и кормят. Да кого здесь только нет! Как сказал классик: «вся Москва здесь». Театральная, музыкальная, деловая. Кто сам делает мюзиклы и музыкальные спектакли (Урин, Швыдкой, Ряшенцев, Дунаевский, Журбин, Дурова, Исакян, Розовский), директорский корпус столицы в полном составе, про шоу-бизнес и говорить нечего — подтянулись корифеи (Крутой, Лещенко, Кобзон, в толпе всех не увидеть), про деловой мир и говорить нечего — Аксюта, Борщевский, Резник...
— Ну все пришли, — констатирует Юлий Гусман, который входит одним из последних с Юрием Кабаладзе. — Можно подумать, что никто не знает, чем дело кончится.
— А вы знаете, что оставила Каренина мировой моде? — интересуется кто-то.
— Что?
— Туфли на платформе.
— Да, шуточки-то у профессионалов еще те, не без цинизма.
Сегодня пришло время ревизии классических сюжетов. Меняется устройство жизни, система ценностей, нормы поведения — и вот уже многие истории вызывают недоумение. Но не сюжет про Анну Каренину, который реально оказался вечным. Женщина, которая предпочла страсть супружескому долгу, секс — воспитанию ребенка, унизительный статус любовницы — спокойной семейной жизни… Даже сейчас, в эпоху всеобщей эмансипации и феминизма, по крайней мере в нашей стране, это довольно экзотично. Многих ли вы знаете женщин сегодня, которые сами (подчеркиваю — сами!) бросили своих мужей и детей? И уже если это так, то они финансово самостоятельны, часто мужеподобны (не внешне, а внутренне). Не такова Анна. Она — женственна и зависима. Ее трагедия именно в этом: она не выдерживает всеобщей ненависти, чувства вины, осознания своей порочности. И она гибнет, раздавленная не столько паровозом, сколько довлеющим над ней жестоким роком, а мы рыдаем над ее судьбой, а заодно и над порушенными жизнями всех героев гениального романа Льва Толстого.
Сюжет для мюзикла (оперы, балета и чего угодно) — роскошный. Драматург Юлий Ким и композитор Роман Игнатьев предложили свою убедительную версию — стихотворный текст и музыка в стиле европейского симфо-рока. Впервые Московская оперетта использовала в мюзикле подобного формата живой оркестр под управлением Константина Хватынца. А режиссер Алина Чевик талантливо соединила законы и правила классического мюзикла (Московская оперетта последовательно исповедует французскую модель, отработанную на двух оригинальных французских мюзиклах «Нотр-Дам де Пари» и «Ромео и Джульетта») с динамикой и манерой актерской игры современного драматического театра. Действие стремительно и не тормозит нигде — ни в красивых мелодичных ариях шансонного типа, ни в танцевальных эпизодах, в которых традиционно занята балетная труппа, ни тем более в ансамблях, в которых как раз интенсивно развивается действие. Актеры очень органично переходят с пения на разговорную речь и обратно — без пауз, не теряя градуса, так, как будто они и в жизни то говорят, то поют.
На премьерном спектакле продюсеры подготовили для зрителей сюрприз, причем (откроем секрет) — вопреки желанию творческой группы: заглавную роль исполнили две актрисы — в первом акте Валерия Ланская, во втором Екатерина Гусева. И каждая проявила свои самые сильные стороны: Ланская — безупречный вокал, Гусева — драматическое мастерство. Гусевой достался трагический этап судьбы героини, Ланской — триумфальный. А потому сохраняется интрига: как эти две артистки будут существовать в едином рисунке развития характера Анны? Во всяком случае, понятно, что обе они харизматичны и вызывают безусловное сочувствие.
Каренин — Игорь Балалаев. И сразу понятно, что его герой будет вызывать симпатии и сопереживание. Благородный, честный, великодушный Каренин в исполнении Балалаева становится источником особого страдания для Анны: ведь она бросает не подлеца, не циника, а достойнейшего человека. Как всегда, Балалаев исключительно музыкален и стилистически точен. Вообще в этом мюзикле, основанном на симфо-роковом саунде (на акустические инструменты классического оркестра наложено звучание ритм-секции), прекрасно сочетающемся с русскоязычным пением, все артисты выдерживают единство вокальной манеры. Дмитрий Ермак в роли Вронского — еще один шаг артиста в его блестящей карьере. Несравненный Призрак оперы (Дмитрий стал обладателем «Золотой маски» за эту роль), Ермак предстает в совершенно новом для себя качестве: русский офицер, герой-любовник, красавец. Впрочем, есть нечто общее между Призраком и Вронским: одержимость страстью. Но и когда она проходит, Вронский—Ермак не скатывается в предательство и равнодушие. У героев Толстого нет однозначных линейных мотиваций, и артистам удалось это передать.
Замечательная работа Наталии Быстровой — Кити. Это очень яркая личность, заставляющая задуматься о природе женской любви. Почему отвергнутый вначале Лёвин вдруг становится ей нужен? Расчет или осознанная любовь? Мудрость или чувство? Быстрова, вернувшаяся на сцену после рождения сына, в прекрасной форме — вокальной и внешней, что очень радует, так как она была одной из первых российских мюзикловых актрис, запевших в бродвейской манере. Ее избранник Лёвин — Константин Кирюхин — прямое воплощение идей самого Толстого. Именно поэтому Лев Николаевич образовал его фамилию от своего имени — Лёвин!!! Но всем на это, похоже, плевать. А потому Лёвин каждый раз превращается в Левина, что, учитывая развитие его образа — уход в русскую деревню и единение с косарями, — вызывает некоторые вопросы.
Кстати, народная тема решена очень красиво. И прежде всего за счет оригинальной хореографии Ирины Корнеевой: никакой фольклорной «развесистой клюквы», много элементов хип-хопа, рисунок танца жесткий, требующий высочайшего профессионализма танцоров.
Сюжетом рулит некто Распорядитель — Андрей Бирин. Он — и диспетчер на вокзале, и распорядитель на балу, и букмекер на скачках. Он формулирует закон, регламент, правила, которые нарушать нельзя. Кто нарушил — того ждет смерть. Образ катящегося по рельсам поезда, крутящихся колес, движущихся сцепных механизмов с самого начала задает спектаклю нервную, тревожную атмосферу. Сценография (художник Вячеслав Окунев) построена на популярном сегодня синтезе жесткой подвижной декорации с проекцией и видеомэппингом. Железнодорожный вокзал, бальный зал, оперный зал, зрительный зал на скачках — все эти залы мгновенно сменяют друг друга, а движущиеся конструкции образуют каждый раз новую конфигурацию пространства.
Как обычно, проблема русского мюзикла — звук. В Московской оперетте он традиционно очень громкий и принципиально не акустический. И вовсе не потому, что у театра нет технической возможности сделать его более приближенным к естественному саунду. Многие репертуарные спектакли этого театра, в которых используется микрофонное усиление, идут именно с таким звуком — как бы акустическим. Здесь — концептуальная позиция продюсеров: звук, как в эстрадном шоу, идущий из динамиков и создающий мощную звуковую волну. Можно с этим не соглашаться, но — такова воля создателей.
Из сюжета изъята страница о родах Анны, о ее зависимости от морфия. И это правильно: мюзикл есть мюзикл. Это — шоу, которое, конечно, может быть трагическим, но не перегруженным сюжетными коллизиями. А вот элементов шоу в мюзикле много не бывает. И таким важнейшим элементом становится световая партитура Глеба Фильштинского. Лучи, пронзающие затемненную сцену со всех сторон и образующие световую клетку, — это настоящее произведение искусства.
Финал спектакля — очень сильный. Анна стоит спиной к залу. Из глубины сцены на нее (и на нас) движется махина паровоза. Слепящие фары… И сразу — темнота и полная тишина…
0
31.56
