ТОП 10 лучших статей российской прессы за
July 3, 2024

Пожить в Старой Ладоге меня давно звал настоятель Никольского мужского монастыря отец Филарет. Мы познакомились с ним в Донецке - ходили по вздрагивающей от взрывов больнице, и он рассказывал о Рюрике, о первой столице государства Российского и северных дивных краях.

Побросала в чемодан вещи и оценила багаж взглядом: как, должно быть, меня осудят монахи, которые обходятся малым и не делают из одежды культа.

Какой-то час езды от Петербурга, и за окном проносятся смешные названия поселений - Шум, Сухое, Дусьево, Горгала, Кисельня, Ратница и даже Лужа с Трусово. То и дело попадаются желтые таблички, предупреждающие, что на дорогу могут выйти лоси. А тут же есть еще и медведи. В общем, места глухие, полные загадок и тайн.

И вот поздним вечером я стою у стен Никольского мужского монастыря в Старой Ладоге.

«Что я буду тут делать целую неделю? Надеюсь, тут есть интернет… Интересно, а можно монахам интернет? Я ведь не монах, мне можно», - табун мыслей в голове проносится со скоростью света.

Старая Ладога помнит еще времена Рюрика, набеги шведов, а сам монастырь основан в память о победе Александра Невского.

При СССР тут были общежития, ремесленная школа и ремонтная база сельхозтехники. Обитель пережила революции и войны, ее разоряли иноверцы, да и свои государи не щадили, но всякий раз монастырь возрождался.

За воротами видны небольшой двор, монашеские кельи, трапезная, гостиница для паломников, здания в строительных лесах, храм с крылечком на столбах да колокольня, устремленная в небо.

АЛИШЕР - АЛЕША

Стучусь в ворота, и мне открывает… мусульманин.

- Мы приготовили вам комнату на втором этаже. Пока что вы в ней одна, - улыбчивый узбек Алишер Абдулаев легко подхватывает мой чемодан.

Алишер - Алеша по-нашему - познакомился с настоятелем монастыря несколько лет назад.

- Отец Филарет позвал меня в монастыр, - без мягкого знака, но почему-то делая слова без него еще мягче, рассказывает Алишер. - Так я тут и оказался: воды принести, продукты купить, помочь в кафе для паломников, хозяйственные вопросы - все на мне. Уезжаю к семье в отпуск и снова возвращаюсь. Все стало родным, разве что солнца порой не хватает.

- У вас семья религиозная. А они не против, что вы ушли работать в православный монастырь? - интересуюсь.

- Нет! Мы уважаем вашу религию. У меня от звона колоколов иногда даже мурашки по телу. И главное, тут никто не заставляет меня отрекаться от веры. Да и не важно, кто ты - мусульманин или православный, главное - оставаться человеком. Это бесам выгодно, чтобы мы враждовали, - по-восточному быстро закипает Алишер.

На лестничной клетке замечаю портрет священника.

- Это бывший настоятель монастыря? - с видом умника говорю своему провожатому.

- Это же наш патриарх! - Алишер так и сказал «наш» и в изумлении, но без осуждения уставился на меня.

Вот тебе и мусульманин!

Я что-то мямлю про плохое зрение, а сама чуть не сгораю от стыда.

КЕЛЬИ С УДОБСТВАМИ

Покои, которые мне отвели, так не похожи на все, что я представляла. Это вовсе не узкая келья с побеленными стенами, жестким топчаном и светом от лампадки, а комната с аккуратными кроватками, стол со скатертью, светильники, делающие ее особенно уютной, а на стенах - иконы.

- Сегодня так и представляют, что мы спим на деревянных кроватях в холодных кельях и моемся в реке, - будто читает мои мысли настоятель монастыря. - Условия у нас вполне приемлемые. Душ и туалет в коридоре - они общие. А вот братия живет в отдельном корпусе, и туда не только женщинам нельзя, но и посторонним мужчинам. Трудники живут по двое-трое в комнате, так легче разглядеть слабости друг друга. Это ж монастырь, тут скрыть пороки сложно.

Люди здесь делятся на несколько типов.

Есть паломники - кто устал от мирской жизни, хочет посетить святые места. Следующая ступень - трудники - кто готов еще и потрудиться на благо монастыря. Только после этого можно стать иноком, следом - послушником и уже потом принять постриг в монашество.

- Вы поздно приехали, мы для вас накроем отдельно, - приглашают меня в трапезную, - завтрака у нас не бывает, обед - в 12.00, ужин - в 19.00 и лучше без опозданий.

Угощают рассыпчатой горячей картошечкой с жареной рыбой, салатом из помидоров и пирожками с капустой, на десерт - черешня с родины Алишера. Предупреждают, что мяса в монастыре не бывает. А еще предлагают продегустировать медовуху и квас, все монастырского производства.

- Делаем для туристов. Там немного градусов, можете пить смело, будете крепче спать, - говорит мне помощница настоятеля Елена Михайловна. Она из местных, помогает настоятелю, но живет в селе.

Еще одна наемная работница, Светлана, каждое утро садится за весла, чтобы добраться с другого берега реки Волхов, зимой приходит по льду. Она работает в трапезной.

А есть и те, кто уже много лет живет при монастыре, например, Юля из Луганска. Она уехала оттуда задолго до войны, живет в монастырской гостинице и работает в кафе для паломников.

- А разве можно жить и работать женщинам в мужском монастыре? - осмелела я после медовухи.

- Вполне, как паломницам. Как и мужчинам в женском. Там они выполняют то, что сестрам не под силу - рубят дрова, ремонтируют электрику, носят воду. У нас женщины ухаживают за цветами, готовят еду. Избегать соблазнов и хранить обеты нам помогают вера в Бога и неустанный труд, который способен преображать монаха, - объясняет отец Филарет.

- А можно мне тоже завтра какое-то послушание? Например, в трапезной поработать? - прошу я, хотя терпеть не могу готовку.

- Тут нет такого «хочу это или то», что настоятель благословит, то и выполняем, и спорить нельзя, - поучает меня Елена Михайловна.

- Для начала - утренняя служба, а затем можете в трапезной помочь, там руки всегда нужны, - назначает мне послушание отец Филарет.

ПРИЗРАКИ - ШАРАМЫГИ

Уже перед сном сквозь шум дождя и раскаты грома вдруг слышу безумный сатанинский хохот, от которого сердце мое подпрыгивает к горлу. В тенях за окном мерещатся какие-то зловещие призраки. Нахожу на стене икону с неизвестным мне святым и истово молюсь. Ночью вижу сон про монаха в капюшоне, который крадется в темноте, его тень на белоснежных стенах монастыря кажется огромной, а потом он закидывает голову и хохочет, обнажив клыки.

- Это чайка-хохотун, мы их прозвали шарамыгами за их наглость и попрошайничество, - смеется утром над моими страхами отец Филарет. - Как-то у нас гостил владыка, смотрю, он ранним утром насупленный по двору ходит. «Всю ночь ваша птица мне спать не давала! На рассвете взял хлеб и пошел заключать перемирие», - говорит мне.

В селах обычно люди просыпаются с петухами, а в Старой Ладоге - с криками чаек.

ЖИВУТ НА ПОЖЕРТВОВАНИЯ

Утренняя служба начинается ровно в 8.00. И это вполне сносно, знаю, что на Валааме она - в шесть утра.

- У меня братия уже немолодая, стараюсь беречь их, поэтому не бужу рано, - пояснил отец Филарет.

В первый день молебен казался невыносимо долгим, слова молитв непонятными и пугающими, а все вокруг - лишенным смысла. «Зачем? Стоим, время тратим, повторяем одно и то же, когда столько дел полезных можно сделать», - мысли мои были далеки от общения с Богом и метались где-то вместе с чайками-шарамыгами.

Но уже на третий день я почувствовала, как обидно опоздать, каким родным кажется лик Николая Чудотворца, а слова молитв потом звучат в голове весь день, как раньше западал мотив какой-то песни.

«Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Слава тебе Боже!» - напеваю мысленно я, направляясь в трапезную. Нужно готовить обед. Как назло, случилась авария и нет воды.

- Трубы в Ладоге старые. Это наша головная боль. Уже несколько лет бьемся с этой бедой. Я и Богу молюсь об этом, - отец Филарет качает головой.

Монастырь, кстати, живет исключительно на пожертвования, а ведь нужно оплатить работу сотрудников, коммунальные услуги, свет, газ, воду и еще ремонтировать разные поломки… Поэтому так сильна конкуренция за туриста. А ведь святые места в Старой Ладоге - на каждом шагу. Только монастырей - два. А сколько еще храмов и часовен!

НЕ БОЛТАТЬ!

Мне поручают накрыть стол для братии - почетная миссия.

На кухне все работают в полной тишине - кто картошку чистит, кто салат режет. Стоило мне разговориться с волонтером из Петербурга, как из кухни выглядывает недовольное лицо: «Тишина! Творите Иисусову молитву!»

Кстати, это было единственное замечание за все время, и произнес его приходящий работник монастыря, а вот монахи отличились дружелюбием и гостеприимством. Отец Серафим мне даже удочку свою дал, когда я рассказала об интересе к рыбалке. Вот только рыбачить долго не получилось, ровно в 21.00 вратарь (да-да!) запирает монастырь.

Не принято беседовать и за столом - лишь краткая молитва Господу, после которой братия садится, а дежурный читает жития святых. Пища простая, но очень вкусная, и после обеда глаза так и закрываются.

- Это что! Мы как-то в женском монастыре обедали. У них на выбор - борщ, суп с грибами, щи, окрошка. Несколько видов второго. А еще соленья всякие. На наше изумление игуменья только ответила: «Должно же быть и у нас какое-то утешение, кроме молитвы Господу», - рассказывают мне местные женщины.

А искушения в монастыре на каждом шагу - всегда хотелось побродить там, где нельзя, забраться туда, куда не разрешают, представить, каково было тут несколько веков назад, что чувствовала жена Петра I, которую он отдал в монастырь, чтобы предаться любви с Анной Монс.

Интернет, о котором я так мечтала в первый день, тут еле дышит. А может, это даже и хорошо - ничто мирское не смущает и не отвлекает от главного.

Убеждаюсь, что кто рано встает, тому и правда Бог дает - воды в кранах на втором этаже к 8.00 уже нет, а если встать в шесть утра, то вполне можно принять душ не из ковшика.

КСТАТИ

Держат небо над Россией

Для многих работа в монастыре - лучший отдых.

- Это сложно объяснить не воцерковленному человеку, но в монастырь меня тянет. Всю неделю работаю в администрации района, а затем еду сюда и получаю заряд энергии на всю неделю, - рассказывает Елена из Ленинградской области. Она добирается сюда на электричке, потом на автобусе, да еще и с рассадой в руках. - Высаживаю цветы, поливаю, вожусь тут до ночи, благо они еще белые стоят, утром хожу на службы. Душа поет.

И все же мне не дает покоя один вопрос: неужели монахи никогда не жалели, что ушли в монастырь?

- В монастырь не уходят, а приходят, - осек меня отец Филарет. - Я уже в 12 лет чувствовал свое предназначение, говорил с Богом, в 13 - крестился. Это были 90-е. Постриг принял в 19 лет. Сейчас такое уже редко бывает - обычно в монастырь приходят зрелые люди. А тогда отец только сказал: «Неужели я никогда не возьму на руки твоих детей?» Но потом родные приняли мой выбор. Так скажу: если сердце России - в Кремле, то душа - в монастырях.

Жить в послушании - не мое. Это я поняла тут, в монастыре. Но за эту неделю что-то смягчилось в сердце. И как будто пришло осознание: своей молитвой братия в сотнях наших православных монастырей будто держит небо над Россией. Жить без этой силы не получится.

А когда приходит время уезжать и к моему чемодану добавляется внушительная сумка с монастырскими вкусностями, я понимаю, что неделя - это очень мало, чтобы познать эту удивительную, так непохожую на нашу жизнь.