ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Июль 20, 2016

— С чем связаны ваши особые чувства к царской семье и лично к Николаю II?

— В прошлом году в Ливадийском дворце мы уже установили два портрета государя Николая Александровича и государыни Александры Федоровны. Надеюсь, вы имели честь их видеть. Очень красиво. Туристы, когда посещают дворец, сразу обращают внимание на белую парадную столовую, где находятся два удивительных портрета. Мы хотим, чтобы люди видели историю, понимали, какие минуты счастья тут переживали хозяева дворца. Человек, когда приходит в Ливадию, он сразу же окрыляется! Его вдохновляет эта атмосфера, атмосфера счастья и нашей самобытности российской. Мы делаем это, чтобы можно было представить себе, как все было раньше. Такие дела приносят радость и пользу.

— Все-таки интересно, почему вы так увлечены фигурой именно Николая. Даже на акцию «Бессмертного полка» вы вышли с его портретом.

— Не с портретом, а с чудотворной иконой государя-императора Николая Александровича.

— Извините, пожалуйста.

— Да. Государь причислен у нас к лику святых, как и вся его августейшая семья. А что касается моих личных чувств — это очень личные вопросы.

— Вопрос убеждений чиновника — это личный вопрос?

— Это личное, и копаться в душе любого человека не стоит.

— Позвольте тогда спросить, вы монархист?

— А это вообще ерунда! Монархист, не монархист… Знаете, у меня не было таких мыслей и вопросов, что лучше — монархия или не монархия. Я же делаю (и то, что было в Ливадийском дворце, и на шествии «Бессмертного полк») — это мои личные дела. И они не свидетельствуют о том, что я приверженец монархии или, наоборот, противник. Это не мое дело сейчас.

— Вы как-то сказали, что отречение Николая было нелегитимным. Могли бы вы прояснить, что имели в виду?

— А вы, когда пишете запрос на интервью с прокурором, вы же делаете это в определенной форме. На официальном бланке, с подписью руководителя, а не просто: «Я, Иван Иваныч, хочу получить информацию». Так и с отречением. Вы видели этот документ? Это кусочек бумажки, и внизу подписано простым карандашом «Николай». С юридической точки зрения документы государя — это манифесты, и они должны соответствовать определенным критериям, чего в нашем случае не было. А с моей духовной православной точки зрения — я тоже не принимаю этот документ. И как сказал старец Николай Гурьянов, «нет на Государе греха отречения. Не государь отрекся, а от него отреклись». Только кто? Время, знаете, все расставит на свои места.

— Почему вы решили участвовать в думских выборах?

— Здесь речь идет не лично обо мне. Я государственный служащий, и все, что я делаю, должно идти на благо России. И мы должны стать защитой и опорой нашей Родины, которую постоянно пытаются со всех сторон расшатать.

— Кто же пытается?

— Силы извне. Силы за океаном. Посмотрите, что в мире творится. Все, что делается сейчас, свидетельствует о том, что нет стабильности. Европу захлестнул терроризм, Турцию, Украину нашу. Украина — это замечательная страна, но что там делается?

«Это кто там не воспринимает меня всерьез?»

— Вы сейчас сказали «наша Украина»?

— Конечно, наша. Наша братская Украина переживает период легкомысленного безрассудства, безразличия. А что касается выборов — я включена в списки «Единой России», ведущей на сегодня политической силы. Это решение осознано, и оно связано с моим желанием работать дальше, помогать, отстаивать интересы простых обычных людей, которым больше некуда обратиться.

— В депутатском кресле вы видите для себя больше возможностей помогать людям?

— Я буду помогать на том посту, на который меня будут определять руководители страны и на который я буду определена по воле Божьей и доверием людей. Ведь депутат — это кто? Власть депутату дают люди. И нужно, чтобы люди оказали тебе доверие и позволили решать их проблемы там, в Москве. Вот если у меня так получится, то я буду благодарна людям и руководству страны, и буду делать все, как подобает истинным патриотам и настоящим депутатам, [работающим] на благо Родины.

— Жители Крыма жалуются на рост цен и низкие доходы. Вы, наверное, смотрели ролик, где пенсионерка жалуется премьеру Медведеву?

— Слова Дмитрия Анатольевича перекрутили. Он сказал, что индексация не проводилась в целом в государстве, а подхватили, конечно, совсем другое. Мы делаем ремонт дорог, занимаемся строительством, облагораживаем пляжи. Власти Крыма обязаны анализировать ситуацию на полуострове, смотреть настроения людей, изучать результаты своей работы по каждому направлению, и если где-то есть какие-то пробелы — это сигнал. Пробелов у нас много. Почему? Потому что 20 лет ничего сюда не вкладывалось, только разворовывалось. Хотелось бы сразу, конечно, увидеть результат, но он будет со временем.

— Вы говорите про облагораживание пляжей, но люди жалуются, что их, наоборот, огораживают и начинают там стройки. Прямо сейчас застраивают пляжи в Гурзуфе и Оливе.

— Я уже нахожусь в отпуске и не могу дать поручений для организации проверки в этих местах, но существует еще ряд пляжей, где были конфликтные ситуации и где прокуратура выявила нарушения. Были случаи, когда заборы сносили, но глобально такой проблемы, как отсутствие пляжей в Крыму, нет. Поезжайте в Евпаторию, Саки, там все открыто.

— Есть просто тревожная тенденция. С приходом России прибрежная полоса стала активно осваиваться в интересах разных VIP, как это уже было в Краснодарском крае.

— Я вас уверяю, что передела собственности в Крыму нет. Но да, есть отдельные случаи, но они были еще и во времена Украины. И мы над этим работаем. Что я могла сделать в качестве прокурора Крыма, я делала. И в суды иски подавали, и на местные администрации выходили, чтобы сносили самовольные постройки…

— Например, фирма председателя Госсовета Владимира Константинова продолжает строить на побережье в Ялте огромный жилой комплекс, несмотря на вашивозражения. Вас не воспринимают всерьез?

— Не знаю, кто там не воспринимает всерьез прокуратуру. Мне этих людей совсем не понять. Но по случаю, о котором вы говорите — это застройка Приморского парка в Ялте, — мы выявили нарушения, и по ним были подготовлены исковые заявления. Суд рассматривает, поэтому давайте дождемся. У нас ни с кем нет конфликтов, но просто кому-то не нравится результат нашей работы, но это не наши проблемы.

— Вы вообще не видите противоречия в том, что чиновник одновременно является и бенефициаром крупной строительной компании, которая за последние пару лет сильно увеличила активность?

— Я принимаю этот ваш вопрос. Не знаю, буду ли прокурором или депутатом, но буду принимать меры для организации проверки тех моментов, о которых вы говорите, в том числе и по Константинову, если вы его имеете в виду.

«Нельзя называть меджлисовцев татарами!»

— У многих в Крыму появилось ощущение, что ваши антикоррупционные инициативы в последнее время приглушают, да и вас саму вот отсылают в Москву.

— Это абсолютная ерунда. Если СМИ меньше пишут, то, может, создается такое впечатление, а наша активность никак не останавливается. Мы возбудили уголовное дело по факту создания ОПГ и раздела земельного участка в отношении депутата Госсовета Крыма Гриневича, он под стражей. Мы добились взятия под арест организаторов банды «Башмаки» Данильченко и Кожухаря и так далее. Кто меня приглушает?

— Кстати, Кожухарь при украинской власти числился в розыске, но с началом «русской весны», не прячась, вернулся в Крым решать свои вопросы и даже стал замом Аксенова в федерации спортивной борьбы. Как это вышло?

— Нет, неправильно. Это Данильченко был заместителем президента крымской федерации по боксу, а президентом там был Бородкин.

— Я не знаю про Данильченко. Знаю, что на сайте Крымской федерации спортивной борьбы Кожухарь значится вице-президентом, а Аксенов — президентом.

— У него [Кожухаря] сейчас вообще другая фамилия — Капетинский. И нами в прокуратуре было принято решение о возбуждении уголовного дела в его отношении. На счету его банды 17 трупов. Я очень давно занимаюсь участниками ОПГ «Башмаки», с 2007 года. И вот у нас, наконец, получилось разобраться с ними. Вот результат. Кто меня там тормозит? Никто. На моей стороне закон. Все.

— Но все-таки странно, что лидеры известной ОПГ так близко находились к руководству Крыма. Почему вы ждали два года?

— Мы не ждали, мы собирали доказательства! Нам нужно было время. Мы все про них знали, но за один день такая работа не проводится. Чтобы пойти в суд с представлением, мне нужны аргументы. Что было раньше собрано, при Украине, сейчас нам надо было актуализировать. И я лично была на суде обвинителем по этому делу.

— Вы также были гособвинителем по делу о «26 февраля» (многотысячные беспорядки в центре Симферополя в февраля 2014 года с участием сторонников меджлиса и «Русского единства» Сергея Аксенова происходили за день до захвата власти в Крыму «вежливыми людьми». — Ред.). Почему обвиняемыми по делу у вас оказались только татары, представители меджлиса, и нет ни одного обвиняемого из «Русского единства»? Я своими глазами тогда видел зачинщиков с обеих сторон.

— Из чего исходил следователь. У «Русского единства» было разрешение на проведение митинга, они его получили в соответствии с украинским законом о массовых мероприятиях. А вот товарищи, которые вышли от Меджлиса, не имели никакого разрешения. И, несмотря на это, они вышли и начали провоцировать. Результатом стали два трупа. Списать это нельзя. Кто причинил телесные повреждения, кто затеял бойню? Кто кричал в мегафон: «Дави!»?

— Крымские татары боялись, что Госсовет инициирует референдум [о присоединении к России], и поэтому вышли высказаться по этому поводу. Я так увидел те события.

— Нельзя называть их татарами. Татары у нас есть и в Крымской самообороне, и в правительстве, и среди «Русского единства» всегда были. А эти товарищи — это меджлис.

— Ваши претензии к меджлису и лично к Мустафе Джемилеву многие считают политически мотивированными. Известного советского диссидента второй раз выгоняют с его родины, и это делаете вы.

— Это мнения людей, которые не считаются с человеческой жизнью. Погиб человек, поскольку гражданин Джемилев хранил оружие с нарушением действующего законодательства (в 2013 году Хайсер Джемилев, сын Мустафы, был обвинен в умышленном убийстве соседа из отцовского карабина, на заседании суда в Бахчисарае он заявил, что убивать человека не хотел, на курок нажал не специально. — П. К.). Дело это общекриминальное. А то, что он незаконно пересек границу России, — какие к нам претензии? При всем этом гражданина Джемилева я приглашаю к себе уже очень давно, а он все не приезжает.

«Крым — это Россия, наша матушка. Мы за правое дело, с нами Бог»

— Зачем приглашаете?

— Ну он же хочет вернуться в Крым. Я и говорю: так приезжайте! Жду вас в любое время дня и ночи, я встречу. Если он невиновен — пусть даст показания, мы разберемся. Так он же не хочет, потому что боится. Знает, что ему нужно ответить перед крымскими татарами, которым он испортил жизнь, перед людьми, которым он тут создал диверсию. Энергоблокаду! У нас свыше десяти младенцев находились в тот момент на искусственном вентилировании легких. Я, когда создавала рабочую группу по вопросам реализации указа президента о реабилитации депортированных народов Крыма, выезжала в места компактного проживания крымских татар. Слушайте, я, когда спрашивала про Джемилева или меджлис, люди начинали громко ругаться. И бабульки старенькие, и все. Этот человек думает только о собственном благосостоянии, а о людях он не думает, так называемый легендарный лидер. Чей он лидер? Обслуживает свои заработки и бонусы заокеанские? Ну пусть. Я его приглашаю, а он плачется: не пускают. Да приезжайте!

— Приехать, чтобы вы его закрыли в тюрьму?

— У него возраст уже такой, старенький он совсем, и это обязательно будет учитываться. Мы с ним проведем соответствующие следственные мероприятия. Но он опасается не этого, а людям посмотреть в глаза.

— Но очень многие крымчане его поддерживают, разве не так?

— Простые люди, наоборот, просят оградить их от таких спекулянтов и экстремистов — Джемилева, Чубарова и так далее. Мы и работаем.

— А в чем экстремизм? В том, что они не согласны с присоединением Крыма?

— Народ Крыма свой выбор уже сделал. Причем в строгом соответствии с законом.

— Судя по вашим ответам, вы такой жесткий и принципиальный законник, весьма педантичный. При этом вы считаете те события на 100% легитимными?

— Повторю для вас снова: референдум проводился в строгом соответствии с законодательством Украины и Крыма. А также со статьей 1, часть 2 Устава ООН, где прописано незыблемое право наций на самоопределение. Так вот никакого нарушения закона и никакого военного положения в Крыму на тот момент не было. Народ вышел и убедительно проголосовал. Признают это или нет — я лично надеюсь, что разум все-таки победит.

— Наталья Владимировна, я тоже присутствовал [в Крыму] во время голосования. Видел, как работали участковые комиссии, видел бланки бюллетеней в виде обычных листов А4 — все это тяжело вписывается в формальные рамки референдума.

— Нарушений в ходе референдума не выявлено, я вам заявляю официально как должностное лицо, на тот момент прокурор независимой Автономной Республики Крым. Мы следили за соблюдением требований закона, национального и международного законодательства. И вам надо было обратиться ко мне по поводу бюллетеней. Чего ж вы не обратились, если вас бланки там не устроили какие-то? Нам ни одного не поступило обращения.

— Вы как-то говорили, что всегда осознавали себя патриотом России. Это чувство не входило в противоречие с тем, что вы присягали Украинскому государству и служили ему?

— Подождите! Украина, Россия, Крым — по-моему, у нас один менталитет, одни традиции, вера, мы славяне и братья. В Крыму вообще все было по-российски всегда. Украину я тоже могу назвать в некотором смысле нашей. Она развивалась, когда была в составе России, развивалась и потом, будучи самостоятельной, но когда ее захватывают иностранные лица и начинают руководить государством, страшно становится за эту несчастную страну. Поэтому о каком противоречии можно говорить? Когда пришли захватчики, радикалы-экстремисты-террористы, так называемая Небесная сотня, уже не было никаких противоречий. Крым — это Россия, наша матушка. Мы за правое дело, с нами Бог.

— Тем не менее вы присягали одному государству, а потом перешли на сторону другого.

— Я присягала народу, обещала его защищать.

— Все-таки официально вы давали «присягу Украине».

— Да, но не бандеровской. Я обязалась защищать ту Украину, которая настоящая, и защищать ее закон.

— Наталья Владимировна, почему вы не остались защищать закон на Украине?

— А вы там видите сейчас закон? Они уже забыли, что такое слово есть. Там нет закона. Вычеркнули из своего лексикона.

«Рассуждения о пересмотре территориальной целостности России — это экстремизм»

— Крымские журналисты жалуются на сильнейший прессинг со стороны властей и, в частности, вашего ведомства. Не так давно был арестован сотрудник «Радио Свобода» Николай Семена, его обвинили в «написании экстремистской статьи под псевдонимом».

— Пусть журналисты высказывают свои мысли и точки зрения в соответствии с требованиями закона и не нарушают закон РФ о противодействии экстремизму. А то ведь они как высказывают: «Надо отвоевывать, возвращать силой [Крым], и никак иначе!» Хотят войны? К чему они призывают? Хотят обратно в Украину? Ну так пусть едут, никто не держит.

— То есть мысль о возврате полуострова Украине — это уже преступление?

— Рассуждения и призывы к нарушению территориальной целостности России — это экстремизм, и за это надо отвечать. А мысли без призывов к переворотам, без экстремизма — ну, конечно же, пусть пишут, рассказывают. Мы будем смотреть, изучать, если нам покажется, что здесь что-то не то, то будем отправлять специалистам на экспертизу. Эксперты нам если напишут: нет признаков экстремизма, — то все, делаем отказ [в возбуждении дела]… Но хотелось бы, чтобы СМИ побольше освещали какие-то добрые светлые моменты, позитив. А то постоянно гонят какой-то эксклюзив, плохое выискивают. Вот Дмитрий Анатольевич что-то там сказал бабушке — и тут же все бросились раскручивать. Да задумайтесь, люди добрые! Добро надо делать! Надо что-то хорошее показывать! Вот сделайте что-то резонансное из хорошего события!

— Старики у вас жалуются, что им не на что жить, но журналисты должны их игнорировать и «показывать что-то позитивное», верно я понял?

— Неправильно! Старики у нас не жалуются, что им кушать нечего. Все здесь в Крыму у нас хорошо!

— Бабушка, стало быть, провокаторша?

— Она неправильно задала вопрос, потому что не знает, в чем дело. Она слышит по телевидению: индексация-индексация. А ее нет, но ее и по всей России не было еще, индексации этой. Многие бабушки-дедушки писали мне в прокуратуру, и мы в некоторых случаях устанавливали, что им начислялись пенсии неправильно. Может, наша бабушка это и имела в виду, но неправильно сформулировала.

— Присоединение к России многие связывали как раз с ростом благосостояния.Выходит, этого не случилось?

— Поэтому власти Крыма должны еще много сделать. А то, что уже сделано, простому человеку пока не видно, понимаете? Я могу, конечно, похвастаться, но я прокурор, могу хвастаться только уголовными делами. Я же не могу прийти и покрасить везде заборы. Хотя мы красили — вы когда поедете в аэропорт, там забор с левой стороны раскрашен детскими рисунками — это сделали мы.

«Войну устроил тот, кто ненавидит Россию и Украину и наши братские народы»

— Больше всего вы известны все-таки делами против «политических».

— Политические сами себя раскручивают. А у нас и без них идет каждодневная работа, но она мало кого интересует, ее не подхватывают. Но как только начинаем работать по делу каких-нибудь «Крым. Реалии» (проект «Радио Свобода», с которым сотрудничал Семена. — П. К.), начинается истерика. А вот возбудили дело по карьерам, где незаконная добыча ископаемых, то [в СМИ] буквально полдня нехотя об этом поговорили, и все! А там ущерба на миллионы! Но почему вы не говорите, не показываете эту работу?! По ремонту дорог у нас есть возбужденные дела, где коррупционеры наворовали 40 миллионов рублей. Тоже мало говорят. А работа идет, это же не просто так. Это сбор доказательств, сотни экспертиз, потом в суде то же самое, и еще адвокаты. Два-три года пройдет, пока будет результат у такого дела. И эффект от него не такой резонансный, как от тех дел, которые мы понавозбуждали.

— Семена жаловался, что крымские силовики имели удаленный доступ к его компьютеру и следили за тем, что и как он пишет в режиме онлайн. Разве это законно?

— Я не знаю, сидели они у него в компьютере или нет. Но если есть такое пристальное внимание к потенциальным преступникам — это хорошо. Это значит, что спецслужбы хорошо работают. И снова я хочу сказать: давайте больше говорить о хорошем. У нас строятся дороги, хотя хвастаться ими мы пока не можем, но строятся и пансионаты. Строятся храмы! Часовни!

— Может, вместо храмов лучше строить технологичное производство? Как храмы поднимут вам экономику?

— Крым — это экологически чистый регион. Из него надо делать жемчужину, какое тут производство.

— Почему вы вообще пошли в прокуратуру? Почему решили быть обвинителем, а не защитником?

— Я сделала выбор в пользу справедливости и объективности. У меня простая семья, не было никого, кто был связан с госслужбой и мог бы как-то направить меня по этой стезе. Но я мечтала работать в прокуратуре, расследовать, защищать тех, с кем обошлись несправедливо, защищать слабых.

— Но прокуроры у нас защищают сильных, а слабые оказываются виноваты. Вы не видите, как работает здесь система?

— Я так не считаю. И кто говорит, что система защищает сильных? Запад? Запад пусть занимается своими делами.

— Но, участвуя в политических процессах, вы понимаете, что находитесь на стороне сильных? Вы наказываете людей, потому что у них другая точка зрения, не такая, как у большинства.

— Всякая точка зрения имеет право жить. Главное, чтобы она не была радикальной и не нарушала закон, нормы морали. Иначе мы обязаны реагировать.

— Получается, вы тоже радикал?

— Я рассуждаю так, чтобы люди понимали: можно иметь разные точки зрения, но нельзя переступать черту.

— Война в Донбассе тоже из-за разных точек зрения?

— Я родом оттуда. И знаете, это не война Украины и Донбасса. Это война нужна кому-то извне. Ее устроил тот, кто ненавидит Россию и Украину и все что связано с нашим братским народом.

— Но Россия помогает Донбассу. Это тоже фактор извне, не так ли?

— А заокеанские страны управляют Украиной! Я вообще на военную тематику не очень хочу говорить. Могу говорить только с гуманитарной точки зрения. Я не знаю, что там происходит, я такой же телезритель, как и вы. Это мое сугубо личное мнение. Если бы я только знала, кто устроил эту войну…

— Вы бы его посадили?

— Если бы мне повезло, то я бы поддерживала обвинение. В чем виноваты люди, которые живут на Донбассе? Что они сделали? Те, кто сейчас идет на войну, они просто страх потеряли. Нельзя с оружием на братьев своих идти. Украина должна проснуться. А то: «Запад нам поможет!» Да никто не поможет им, кроме их братского народа.

— Но если не хочет Украина быть с Россией, зачем вы ее заставляете?

— Ну как это не хочет? У людей в Украине никто не спросил. А страны Запада просто навязывают им свои условия!

— Наталья Владимировна, а вы когда-нибудь были в странах Запада или вот за океаном?

— Нет. Но была однажды, давным-давно, еще по турпутевке, с друзьями в Объединенных Арабских Эмиратах. Пустыню там видели, мечети, очень красиво все.

— Но это не Европа.

— Азия, да. Но больше я нигде не была.

— И у вас не было желания посмотреть, как устроен мир? Ваше мнение бы изменилось, наверное.

— А я и так уважаю всех людей. К нам постоянно приезжают из Европы, все люди как люди. Какую страну ни возьми — Франция, Германия и так далее — я ничего против них не имею, и то, что знаю из прочитанного — это хорошие красивые страны. И люди очень добродушные, и главное, они едут к нам в Крым. Вот был представитель Японии, интересный такой положительный человек. Тем не менее политика там оскорбительная, некрасивая по отношению к нам. Значит, политика на Западе отдельно от людей идет.

— С чего вы взяли? Там правительства ничего радикального без поддержки избирателя никогда не сделают.

— Сделают. Я знаю, потому что мне поступают определенные письма с разных стран — из Японии, Америки, Великобритании, — откуда только люди мне не пишут с фотографиями разными и просьбами. Просят, например, выслать автограф с пожеланиями, поздравлениями. Народ простой пишет такие добрые письма со словами поддержки, а политика — это политика. Это не мои вопросы были.

— Но скоро вы ею займетесь. Готовы быть договороспособной, гибкой? Где-то говорить громко, где-то — тихо?

— Да умею я говорить и громко, и тихо, когда надо. Опыт есть прокурорский. Я готова служить Родине.

Симферополь