— Сергей, недавно вы снялись в комедии «Ленфильма» с рабочим названием «Этаж». Речь в ней идет о старой доброй коммунальной квартире, где проживает несколько семей. А вы в коммуналке жили?
— В детстве. Это была рядовая квартира на три семьи. Ничего из ряда вон: ни тебе драк, ни разборок, ни пьяных дебошей — соседи были приличными людьми. Кроме дежурств и активной мойки полов вспомнить нечего.
— Что заставило вас принять предложение сниматься? Наверняка не гонорар. Или я ошибаюсь?
— Дело было так. Около Казанского собора случайно встретил Михаила Боярского. Он сказал: «На «Ленфильме» сейчас запускают проект. Я тебя очень прошу — не посылай их!» — «Хорошо, дядя Миша», — пообещал я и слово сдержал. Но это не значит, что я намерен переквалифицироваться в актеры. Актер — всегда подчиненный: должен слушать режиссера, продюсера. Он практически не влияет на собственную судьбу. Такое зависимое положение меня не устраивает.
— Я думала, что у артистов главная движущая сила — тщеславие.
— Чистое тщеславие никогда и никому не помогало стать великим. Хотя в детстве, изображая гитарное соло на швабре, я мечтал, что девчонки будут смотреть на меня восторженно.
— Что вам нравилось петь?
— «Уно моменто», «Постой, паровоз», композиции из «Бременских музыкантов». Мне вообще импонировали шуточные и танцевальные песни. Но я не был меломаном, как, например, мой двоюродный брат, у которого был проигрыватель, стоивший космических денег, и который как на работу ходил на рынок в Автово (район Петербурга, где в конце 1980-х — 2000-х располагался рынок, на котором торговали аудио- и видеотоварами. — Прим. «ТН»), где покупал и обменивал свои раритетные «пласты». Я родился в эпоху кассет: джинсы стали уже общим местом. Зато последней модели плеер считался эксклюзивом, доступным только фарцовщикам.
— Давайте вернемся к фильму. Кто ваш герой?
— Питерский «ботаник» во всех смыслах этого слова. Так как это комедия, то нужен гротеск или, как я говорю, педаль, то есть играть нужно не тонко и изящно, а несколько гипертрофированно. В жизни все деликатнее.
— У вас есть друзья, похожие на него?
— Нет, я и сам не из их числа. Думаю, в нашей суровой действительности и агрессивной среде «ботанику» сложно выжить. Редкий экземпляр дотянет до 45, как я.
— С чего это? Взять к примеру Перельмана (математик Григорий Перельман, ученый с мировым именем. — Прим. «ТН»). Живет в Купчино, ходит в магазин «Дикси», упорно отказывается от немалого вознаграждения.
— Да? А я читал, что он перебрался в Швейцарию. Эх, нет правды в интернете! Но это все равно ничего не меняет. Перельман — представитель редкого вида человечества, занесенного в Красную книгу.
Гордость — это всегда про вчера
— Это ведь не первая ваша роль в кино. Когда впервые попали на киностудию?
— Во втором классе участвовал в пробах для фильма «Жизнь Клима Самгина». Но меня не взяли.
— Зато вы снялись у Алексея Германа-старшего.
— Скажете тоже… На экране бегают дети, среди которых мельтешу я. Мы катались на «собачьей горке» возле школы. Подошел кто-то: «Не могли бы вы делать то же самое, но во дворах. А мы вас снимем». Я, будучи самым бойким, набрался смелости и спросил у оператора, как называется фильм. «Мой друг Иван Лапшин», — ответил он. Я про это счастливо забыл… Много позже пошел в кинотеатр посмотреть картину. Увидел знакомые дворы, детей, и пазл моментально сложился.
— Можете гордиться причастностью к мировому кинематографу.
— Я давно понял, что в стране с недостаточно развитой экономикой, в стране, где выпускаются «жигули», не могут производить обалденные фильмы. Какие машины, такое и кино. И не надо мне говорить про душу. Душой берет тот, кто плохо танцует. Вы видели фильм «Левиафан»? Я выключил, когда длинный план показывал иконы в автомобиле. Это продолжалось несколько минут. Сразу стало понятно: аллегории и все такое. А гордость — непродуктивное чувство, которое всегда про вчера. Оно мешает двигаться дальше. Будущее реализуется только от неудовлетворенности.
— У нас вон есть фильм «Викинг» с миллиардным бюджетом…
— Да посмотрите любых «Трансформеров». Любых! Техническое отставание очевидно. Начнем с того, что все камеры и даже штативы — сплошь иностранные побрякушки. В 1960-е годы техническое отставание кино было не столь большим, как сейчас. Весь технический процесс мы обеспечивали сами. Поэтому придумки Тарковского юзали все кому не лень. Понимаете, любое искусство без техники ничего не может. Леонардо да Винчи без своего метода измельчения минералов ничего бы никогда не накрасил. Так что сначала открытия, затем технический прогресс — и только потом искусство. И не произносите слово «творчество»! Когда я слышу словосочетание «творческая личность», думаю: «Трындец» (Шнуров употребил другое слово. — Прим. «ТН») и сразу убегаю.
— То есть хотите сказать, что кино у нас в анабиозе?
— Обычное кино третьего мира. Как в Индии. Только там живет в десять раз больше народа, а значит, прокат круче, сборы внушительнее, возможности богаче. А в остальном мы ничем не отличаемся: берем чужие архетипы и адаптируем их под наши реалии. Для туземцев. Возьмем тот же «Этаж». Если деконструируем сюжет, то обнаружим в его основе комедию положений Шекспира. А если продолжим дальше, то докопаемся до двух первоисточников, под влиянием которых существует вся европейская цивилизация: Библия и Гомер.
В стране — ренессанс словесности
— Газеты пишут, что вы выходите на пенсию: распускаете группу и начинаете сибаритствовать.
— Какая пенсия? Я сказал, что сказочке конец. Группа «Ленинград» прекращает свое существование.
— Вы уже это проделывали. В чем конфликт? Бабки не поделили?
— Я распускал ее четыре раза. Мне просто надоедает…
— Видеть одни и те же лица?
— Одно и то же занятие. Согласитесь, и великолепная пьянка с невероятными красотками для кого-то может превратиться в рутину. А я против нее. И потом симуляция народного творчества — это сиюминутно. С помощью него нельзя остаться в истории.
— А как же ваши музыканты! Вроде как «мы в ответе за тех, кого приручили».
— Мои музыканты счастливы.
— Что отделались от вас?
— Конечно. А вот процитированную вами фразу не люблю. Полная чушь. Приручаешь кого-то, забудь обо всем. О свободе, к примеру. Вообще Экзюпери написал самую отвратительную книгу. Я бы ее запретил. Она учит детей нереальной жизни. Жизнь суровее и жестче, чем представлялась французскому летчику. Между прочим, эти иллюзии, которые зачем-то впихивались в голову несовершеннолетним советским детям, во многом содействовали развалу нашей большой и замечательной империи.
— Что же бедным детям читать?
— Twitter.
— Трампа?
— Да кого хочешь. Не могу никого конкретно порекомендовать, потому что не тусуюсь в Twitter. Это площадка детей. Сейчас из сетей поступает масса текстовой информации. Многие товарищи моего поколения, будучи детьми, и в глаза не видели столько букв, сколько сейчас прочитывает в день среднестатистический подросток. Человечество вообще, и наша многострадальная родина в частности, переживает ренессанс словесности. Еще каких-то двадцать лет назад все было иначе. Люди писали объяснительную в ментовке и заявление об уходе с работы. Вот два сочинения, которые надо было создать за жизнь.
— А почему вас нет в Facebook?
— Знаете, сколько пользователей Facebook в России? Девятьсот тысяч! А нас в стране 140 миллионов. К тому же аудитория 35+… Что они мне могут сказать? Что я могу там прочитать? Как условная дама оскорбилась на условное замечание иной дамы?
— А вы не оскорбляетесь?
— Я не верующий, чтобы оскорбляться… И вообще, все эти бесконечные анализы друг друга в Facebook — это решительно от нечего делать.
— Люди с толком проводят время на работе. А вы, наверное, любите трудиться?
— «Делайте все что угодно, только не работайте» — был такой слоган революции 1968 года. Я не тружусь, я вообще против труда. Даже этот урок — труда — в школе никогда не любил. Правда, трудовик платил мне той же монетой. Он тыкал в меня пальцем и говорил: «Из-за тебя, Шнуров, наша страна испытывает то, что испытывает». Многие мечтают заработать столько, чтобы ничего не делать. Полежать на диване с книжкой — мое любимое занятие. Я ведь осколок самой читавшей в мире империи. Читаю не потому, что за этим будущее, а потому что не могу избавиться от вредной привычки. Это так же трудно, как бросить курить. Вообще, у меня миллион дел: могу пописывать стишки, музыку, картины, могу фотографировать, снимать видео, готовить лекции. Могу поехать на острова, завести собаку.
Все человечество мыслит не широко
— А можете пойти в политику! Хотя вы говорили, что это не ваш жанр и не ваш костюм, а сами взяли и отправились в Совет по культуре (в феврале 2019-го Сергей Шнуров стал членом Общественного совета при комитете Госдумы России по культуре. — Прим. «ТН»).
— Я не вижу тут политической составляющей. Совет, конечно, создан под эгидой Госдумы, но где Дума и где политика? Один вид. Все это игра и симуляция. Притворяются, что могут на что-то повлиять… Дума не имеет отношения к реальной политической силе. В Совет меня пригласили как консультанта, которого можно послушать, а можно и пренебречь его мнением. Моя политическая сила стремится к нулю.
— Чем вы там занимаетесь?
— Смотрю на новый закон о культуре и удивляюсь… Многие его пункты сомнительны. Например, освещение нашей истории: любое негативное высказывание воспринимается как ложь. А всякое позитивное считается истинной. Есть тут перекос…
— Как вам закон об оскорблении власти?
— Он странный. Мне пришлось в него вчитываться и разбираться в деталях, поскольку я могу залезть на эту территорию, а штраф платить не хочется. Так вот. Закон предусматривает ответственность не столько за оскорбление представителей власти, сколько за оскорбление власти как института. Положим, если ты скажешь нечто нелицеприятное в адрес Государственной думы, это оскорбление. А если скажешь, что депутат такой-то идиот, то это не подпадает под юрисдикцию закона. Есть еще один странный закон — об интернете. Мол, надо обеспечить информационную безопасность. Но она возможна лишь в одном случае — если в стране живут думающие люди. А если страна дураков, то и говорить не о чем…
— Сейчас, как Алексей Панин, скажете, что русские тупые.
— Американцы тоже не особо умные. Индусы, финны — не великие мыслители. Вообще человечество мыслит не широко.
— Процент интеллектуалов постоянен, притом что количество населения растет.
— Не согласен. Новые технологии, обмен информацией, конкуренция делают свое дело. Раньше батрак из Брянщины абсолютно не понимал, кто такой царь, как живут дворяне, а теперь люди все видят. И значит, понимают, куда рваться, за что воевать.
— Скажите, что вы так на Москву ополчились? Чем она обидела?
— Слушайте, это условия баттла, игра, в которой принято произносить гадости. Ничего личного! Если мне нужно будет в таком же ключе отозваться о Париже или Лондоне, я сделаю это с легкостью и удовольствием.
— Вот оно, состояние культуры.
— Почему нет? Сейчас любая культура стремится быть глобальной.
— Наши деятели заточены на другое — они в борьбе за свободу…
— Если пытаться разложить эти ситуации на составляющие, то недовольство выказывают люди, встроенные в государственную политику культуры. Ха! Если ты независимый — делай что хочешь. Но коль скоро ты берешь госсредства, расстанься с иллюзиями о своей независимости. Полагать, что сможешь усидеть на двух стульях, — смелое заявление. Независимая культура живет на YouTube, но она не аффилирована с государством… Вообще, времена сакрализации и обожествления работников творческих профессий давно закончились. Как и восприятие этих людей в качестве совести нации. Это двадцатый век. Ошибочно полагать, что, стоит закричать: «Я народный артист!», все падут ниц. В любой пивной ты нормально получишь по голове. И это правильно. Сейчас каждый сам себе артист. На сцене всемирного театра появились другие полубоги. Прежде всего, это так называемое мнение общества. Оно занимает главенствующую роль по отношению к личности. Более того, благодаря cетям, опросам, лайкам у него появились признаки тоталитаризма.
— Лайки — это…?
— Новая валюта. Без них ты беден.
— Сколько их нужно для счастья?
— Чем больше, тем лучше. Но я за ними уже не слежу — избавился от Instagram в своем телефоне. Весь контент шлю своей сообщнице, которая его размещает. А у меня нет обратной связи. Так что писать в директ можно, но бессмысленно. Все равно что отправлять письма Деду Морозу.
Любовь — это всегда несвобода
— Сейчас барышни расстроились. Наверняка они признавались вам в любви. Кстати, любовь есть?
— Вы о каком историческом периоде говорите? В Средневековье любви не существовало в привычном для нас виде. Вообще, любовь — это экономическая созависимость. Любовь — это одна ипотека на двоих. Всегда несвобода.
— Ваш друг Александр Невзоров сказал мне, что люди придумали любовь с единственной целью — оправдать свою похоть.
— Не знаю. Во многом это социальное чувство, культурное напластование, плод цивилизации. Неизвестно, что было бы, если бы с детства нам не нажимали на определенные точки, пытаясь выбить искру. Этой цели подчинено все — от сказок до романтических комедий. Но по силе воздействия любовь точно уступает страху.
— То есть близкий от страха предаст, не задумываясь?
— История об этом вопиет. Но нам в качестве образца зачем-то продвигают отдельные вспышки самопожертвования, воспетые Шекспиром.
— Что значит зачем? Чтобы не оскотиниться.
— Вы взяли и обозвали скотами всех монархов, которые всегда женились по политическим и экономическим соображениям. Именно поэтому они более цивилизованны, а их жизни более рациональны. Кстати, Невзоров дал мне интересную книгу о сексе в первобытных обществах. В ней археологи и антропологи рассказывают о том, что человечество живет парами не так долго. Семья появилась в те времена, когда охотники и собиратели осели и стали выращивать траву и животных. До этого же все спали со всеми. Установить отцовство было просто невозможно. Так что не только любовь, но и семья не всегда существовала.
— Для вас семья имеет значение?
— Конечно, я вырос в этой парадигме. Но «если завтра война», то придется привыкать.
— Мы не доживем…
— С чего взяли? Трамп проснется и напишет в Twitter, что пора разрешить клонирование. Это значит, что репродуктивная функция женщины станет не нужна. Институт семьи изживет себя мгновенно.
— Пока у нас собственные дети, а не клоны. Скажите, вы как к своим детям относитесь, рассматриваете ли вы их как некую гарантию старости, как людей, которые поднесут пресловутый стакан воды?
— В нашем дифференцированном, буквально авторизированном мире надеяться на другого человека глупо. Даже если это твой ребенок. Смешно взывать к ответственности по крови. Примеров, когда дети убивали отцов, миллион. Некоторые, вроде Павла I, получали табакеркой по башке. Я вложил в детей ровно столько, чтобы табакерка не была золотой. Хотя бы алюминиевой — она полегче.
— Алименты платили исправно. Дочке дали приданое?
— Пришлось.
— Заставили, что ли?
— Нет. Поначалу не хотел обеспечивать приданым, но потом мне показалось, что могу себе это позволить.
— Еще бы! Не у каждого пост в Instagram стоит 4,5 млн.
—Есть ориентиры типа Трампа.
— Вас не только Трамп, но и Кардашьян уделает, потому что у нее шикарная попа, а у вас ее нет…
— Просто у них экономика больше.
— Может, переехать?
— В Америке я ничто. Я не могу декодировать американскую культуру — мы читали разные книжки и смотрели разные мультики. Более того, находимся в разных семантических и лингвистических полях. Меня устраивает положение лягушки в собственном болоте. Я люблю Россию со всей ее неоднозначностью. Это самое интересное место на земле.
Cергей Шнуров
Родился: 13 апреля 1973 года в Ленинграде
Семья: жена — Ольга Абрамова; дочь — Серафима (р. 1993), от брака с Марией Исмагиловой; сын — Аполлон (р. 2000), от брака со Светланой Костицыной
Образование: учился в Ленинградском инженерно-строительном институте и Теологическом институте, окончил Реставрационный лицей
Карьера: в 1997 году создал группу «Ленинград». Выпустил 2 сольных альбома и 6 альбомов в составе «Ленинграда». Был ведущим 6 телепрограмм. Написал музыку к 20 фильмам и сериалам, снялся в 30 фильмах и сериалах.
0
25.00
