24 мая президент России Владимир Путин в Екатерининском зале Кремля удостоил 28 соотечественников государственными наградами. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников — о том, как награжденный орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени худрук Театра наций Евгений Миронов передавал президенту России письмо в защиту коллеги, худрука «Гоголь-центра» Кирилла Серебренникова, и главное — о чем они при этом говорили.
Награжденных пригласили в Кремль за четыре часа до начала мероприятия — как и журналистов. Во всяком случае, я видел, как в 11 часов утра входила в Первый корпус Кремля Валентина Терешкова, первая женщина-космонавт в мире. А выходила уже, будем прямо говорить, в четыре часа дня.
Это было не в последнюю очередь связано с тем, что до этого у Владимира Путина были переговоры с президентом Македонии Георге Ивановым… Даже, может, в первую. Но все-таки не очень ясно, почему нельзя было пригласить гордость нации в Кремль попозже: в конце концов, Георге Иванов не свалился как снег на голову, в отличие, например, от президента Филиппин Родриго Дутерте, который должен был встретиться с Владимиром Путиным на два дня позже, но потом свалился как снег на голову. Но самое бессмысленное занятие в таких делах — предполагать, отчего они происходят, и главное, как должны были бы произойти.
В холле Первого корпуса я расспросил Валентину Терешкову о том, что меня сильно волновало. Дело в том, что когда я несколько лет назад увидел Валентину Терешкову в холле гостевого дома в Ново-Огарево и спросил, есть ли у нее мечта (а то, может, все осуществились), то она безо всяких раздумий ответила, что очень хочет слетать на Марс, а если и выяснится, что для нее это может быть полет в один конец, пожала плечами: «Ну и что?» А когда я уточнил: «А правда, что вы готовы даже не возвращаться обратно на Землю?», она пожала плечами еще раз: «А чего возвращаться-то? Какой смысл?»
С тех пор я не однажды думал про этот ответ и вот теперь хотел уточнить, не изменились ли ее замыслы. И тут поначалу она сказала, что ее главная цель сейчас — берегоукрепление Волги и спасение Рыбинска.
Но держалась Валентина Терешкова недолго.
— Да,— сказала она,— моя любимая планета — Марс, и я бы отдала все, чтобы оказаться там! А как же! Кто же может быть против такого?
— То есть рванули бы, не задумываясь?
— Ну что значит рванула бы? Ведь это дело небыстрое. Сначала должны слетать автоматы, выбрать места для посадки… И только потом… До него ведь 57–58 млн километров. Космический аппарат летит со скоростью 28 тыс. километров в час… Посчитайте…
Я посчитал. Все-таки не так уж и долго. За полгода можно управиться. А главное — вернуться и продолжить берегоукрепление Земли.
Надо сказать, что не все лауреаты были разговорчивы. Генеральный директор Большого театра Владимир Урин, который накануне, по его словам, написал письмо Владимиру Путину в защиту Кирилла Серебренникова, теперь, когда кто-то из журналистов попытался задать ему вопрос, перебил его:
— А вы меня спросили, можно ли задать мне вопрос?
— Можно задать вопрос? — спросил тележурналист.
— Нет! — ответил Владимир Урин в каком-то смысле торжествующе.
Он и когда получил из рук Владимира Путина орден Почета, ничего не стал говорить, в отличие от почти всех награжденных.
Отказывался разговаривать и балетмейстер балетной труппы Большого театра Юрий Григорович, предлагая журналистам открыть телефон, «и там все про меня написано».
Журналисты были уверены, что люди культуры, собравшиеся в холле, не хотели комментировать ситуацию вокруг Кирилла Серебренникова — а ведь их только об этом и спрашивали.
Но некоторые, как Михаил Турецкий, руководитель «Хора Турецкого» и «Оркестра Турецкого», были все-таки, казалось, открыты миру:
— Мы поем с людьми песни России! — рассказывал он.— Мы не можем их не петь! Мы будем их петь!
Потом, уже после награждения, он рассказал, что на самом деле уже пел один раз очень хорошие песни с Владимиром Путиным: «С чего начинается Родина», «Надежда — наш компас земной…».
— Вы хотите что-то сказать Владимиру Путину после награждения? — поинтересовался я у научного руководителя Института всеобщей истории Российской академии наук Александра Чубарьяна.
— Если разрешит… — подумав, произнес он.
— Наверное, ведь есть что сказать…
— Ну, на две-три минуты наберу… — засмеялся Александр Чубарьян.
Летчик-испытатель, начальник летной службы корпорации МиГ Михаил Беляев, получивший звезду Героя России, на вопрос одного тележурналиста, что такое для него небо, не задумываясь, ответил:
— А вот встаешь с утра и сразу смотришь, какая погода. Есть небо или его нет.
Я его спросил, за что он получил звезду Героя.
— За МиГ-29К,— сообщил он.— Палубный… За испытания и за все, что было.
— Много чего было, да? — переспросил я.
— Очень,— подтвердил он.— Но сейчас не об этом.
А были в списке и тракторист, и доярка из Ростовской области, и шлифовщик из Владимирской… Не могло не быть.
Михаил Беляев сказал президенту, что он «летал во многих странах, но когда летишь над нашей Родиной, дух захватывает от величия и мощи Российского государства!»
В других странах дух его не захватывает, или, по крайней мере, захватывает как-то не так.
Выступали не все награжденные.
Певец Денис Майданов, ставший заслуженным артистом России, рассказал президенту свою песню: «Я снова делаю шаг, я поднимаю свой флаг сквозь злые ветры тревог и неверия царства! В этом бою я в строю, я верю в правду свою! Я поднимаю свой флаг моего государства!»
А лично я ждал Евгения Миронова: что-то же он должен был сказать Владимиру Путину.
Но вслух, у микрофона, ничего не сказал. Между тем простоял, шепчась с Владимиром Путиным, не меньше минуты. На церемонии в Екатерининском зале это вызывающе много. В руках у Евгения Миронова была сиреневая бумажная папочка, из которой он достал листок бумаги и отдал президенту.
А когда церемония закончилась и началось распитие шампанского (ну да, не распитие, а пригубление), Евгений Миронов снова подошел к Владимиру Путину и на этот раз стал говорить с ним жарко и даже громко.
— Вы знали? Знали об этом?!
— Да,— подтвердил президент.— Вчера узнал.
То есть, видимо, как обычно, из СМИ.
— Зачем? Ну зачем это делать?! Вы же во Францию в понедельник летите! Вам-то это зачем?!
— Да дураки,— неожиданно сказал Владимир Путин.
Он таким образом дал понять, что сам-то, конечно, ни при чем.
Евгений Миронов не стал с этим спорить. Он просил об объективном расследовании, «без экстраординарных методов»… Он сильно переживал.
— Письмо только не забудьте! — воскликнул он.— Там все изложено!
Я следил: письмо лежало на пюпитре перед микрофоном. Туда его положил сам президент.
За происходящим наблюдал министр культуры Владимир Мединский. Я спросил его, что он обо всем этом думает.
На лице его отразились сложные переживания. У него чуть не вырвалось что-то (а жаль, что не вырвалось), он еще некоторое время боролся с собой — и победил, промолвив только в конце концов:
— На самом деле все гораздо сложнее…
Хотелось бы, конечно, понять, насколько.
Президента тем временем со всех сторон окружили желающие сфотографироваться. Это продолжалось минут десять. Закончилось.
Уже подходя к выходу, Владимир Путин вдруг обернулся:
— А где письмо-то?
Он запомнил.
Вопрос, что.
0
75.00
