Когда читаешь уральские сказы Павла Бажова ребёнком, видишь в них только волшебные истории про сказочных существ – Медной горы Хозяйку, бабку Синюшку, козлика Серебряное копытце… И лишь когда становишься взрослым, замечаешь за всем этим неожиданный пласт реальности: советский писатель не акцентирует эти моменты, но Хозяйка и другие фантастические твари явно не симпатизируют христианству. Например, когда барин Турчанинов увозит добытые в шахте малахитовые столбы в Санкт-Петербург, чтобы поставить их в церкви, Хозяйка гневается и опустошает один из крупнейших рудников Урала – Гумёшки, забирая оттуда весь поделочный камень. При этом и сама Малахитница, и её товарищи откровенно смеются над крестами и иконками, которыми злые и корыстные приказчики пытаются оборониться от их власти.
Тут-то и понимаешь, что Медной горы Хозяйка и другие «тайны силы» – родные братья тех индейских духов, которые у Дэвида Линча заманили агента Купера в свой Белый вигвам. Боги – исконные обитатели мест, откуда их в Новое время вытеснили христианские народы: за океаном – голландцы, англичане и французы, в России – русские. Они вынуждены прятаться в лесах и горах, но уйти со своей земли им некуда – и они по-прежнему вмешиваются в жизнь людей в одних им понятных целях. Но откуда взялись эти боги – пришли из мифов аборигенов? Или, может быть, они связаны с тем языческим пантеоном, который был у наших предков до того, как семена, посеянные князем Владимиром, выросли в пышный лес, совершенно задавивший цветшие некогда джунгли язычества?
Что мы вообще знаем об этом пантеоне? Не раз доводилось читать в интернете сожаления тех, кто скорбит по «исконно русской» культуре: грекам и римлянам удалось сохранить память о своих богах, записать чудесные мифы о них, а русские и тут оказались иванами, не помнящими родства. Где же наши, исконно русские мифы о Перуне и Велесе, Дажьбоге и Мокоши? Называющие себя «родноверами» неоязычники стругают из дерева идолов этих богов и пытаются совершать обряды, но называющие их «долбославами» ехидные скептики вполне оправданно смеются над очевидным уязвимым местом их религии. Диссидентствующие против папства юноши эпохи Возрождения могли поклоняться Юпитеру и Венере, о которых знали благодаря Вергилию и Гомеру практически все, но что мы, русские, можем знать о своих богах? Всё, чему поклоняются «родноверы», – наскоро придуманный новодел. Языческие боги канули в Лету из-за ранней и суровой христианизации: наши предки не успели овладеть грамотой, чтобы записать все весёлые и страшные похождения своих богов, а тут уже пришли миссионеры и сгноили язычников в их лесах.
Стыдно сказать, но главный источник, откуда можно узнать о русских богах, – написанные теми же христианами летописи, где все рассказы предельно тенденциозны. Там сами волхвы-язычники, разговорившись с православными, охотно признают: боги наши живут в безднах, суть же образом черны, и крылаты, и хвосты имуще… Одним словом, язычники сами себя обличают, признаваясь, что боги их не что иное, как бесы. Верить всему этому нельзя – всё, что действительно можно было увидеть и услышать у язычников, преломлялось в кривом зеркале нетерпимости.
Северный детектив
Были они, конечно, без хвостов и крыльев – подтвердить это смог бы всякий, кто видел стоявшего на дворе у князя Владимира деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами. Что греха таить, взаимная неприязнь между носителями исконной и новой веры была сильна. Язычники, например, делали деревянные кресты и привязывали их к спинам пойманных воронов, чтобы позлить соседей-христиан. Последние налегали более на силу оружия. Страшно представить, насколько быстро удалось сделать язычников изгоями в Южной Руси. Вещий Олег, торопившийся из Новгорода с дружиной таких же язычников захватить Киев, отнёсся к предсказанию волхва с величайшим уважением, ведь он и сам поклонялся двоюродному брату Перуна Одину, но уже двести лет спустя в городах такая доверчивость считалась не комильфо.
Правда, во второй половине XI века на киевском престоле ненадолго оказался мало того что язычник, так ещё и чародей – полоцкий князь Всеслав, который был рождён матерью «от волхвования» и умел превращаться хоть в серого волка, хоть в сокола. И всё-таки язычники чувствовали себя чужими на празднике жизни: в Киеве строились церкви и отмечались христианские праздники, а жрецы «поганых» привлекали к себе внимание разве что в годину великих бедствий.
Например, в лето 1070-е от Рождества Христова к стенам утомлённой междоусобной борьбой «матери городов русских» притащился волхв, рассказывавший доверчивым, что ему явились пять богов и предсказали бедствия для отвернувшейся от веры предков Руси – будто бы на пятое лето потечёт Днепр вспять, а земли поменяются местами – там, где была русская земля, станет греческая, и наоборот. Пропал он так же неожиданно, как появился. Те христиане, чьи умы ему не удалось смутить, смеялись: бес его утащил, видно. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – предсказатель, скорее всего, притащился с далекого Севера, где таких было ещё много.
Время от времени они давали о себе знать. В том же году там, в Белоозере, явились два других волхва. Из-за неурожая в полуночных странах царил голод; кудесники уверяли, что голод навлекли богатые женщины, которые прячут от народа еду. Спускаясь вниз по Волге, чудотворцы входили в города, хватали знатных жительниц и, взрезая им кожу за плечами, и впрямь доставали из кровоточащих ран то хлеб, то мёд, то рыбину. Поражённые их фокусами люди дошли до того, что сами приводили к ним сестёр, матерей и жён. Изобличая женщин в укрывательстве еды, волхвы симпатичных забирали себе, а остальных убивали. Вокруг них собралось собственное войско – человек триста недовольных.
Здесь в нашей истории появляется положительный герой: случилось быть в той стороне прошедшему не одну сечу киевскому воеводе Яну Вышатичу. Он был тут по особым поручениям – его пригласил собрать для него дань белозерский князь Святослав. Для повидавшего виды Вышатича путешествие по стране стеклянных деревьев и снежных бурь оказалось не из приятных. В Киеве он привык к культуре, насмотрелся на варяжских воинов и персидских купцов, его ухо было привычно к умным речам византийских проповедников и перезвону колоколов. А тут места были совершенно дикие. В Ростове ещё недавно стоял громадный идол одного из двух главных богов русских язычников – Велеса (другое его имя – Волос), и зажиточные ростовские торговцы вереницей несли подношения этому покровителю богатства, изобилия и тучных стад, пока идола наконец не сокрушил преподобный Авраамий Ростовский. Что творилось в землях, находившихся в неделе пути на северо-запад от Ростова, и представить было трудно: на берегах Белого моря и идолов рогатого бога хватало, и поклонявшихся им.
Для столичного человека Вышатича волхвы были безумными «селюками», завистливыми неучами. В том, что они творили, угадывался вызов всему сложившемуся порядку: горожанок они резали не только за богатство и высокое происхождение, но и, конечно, за то, что они были христианками. Ян отправился на переговоры с бандой и потребовал выдать ему зачинщиков-волхвов. Дерзкие язычники говорить не пожелали. Один даже замахнулся на воеводу оружием, но Ян успел хватить нападавшего своим топориком. Хулиганы побежали в лес, преследуемые дружиной Вышатича. Им удалось уйти от погони, но разъярённый воевода знал, на какие рычаги нужно давить. Он вернулся в Белоозеро и пообещал горожанам: если не поймаете безобразников, то я год буду кружить по вашим землям, собирая дань. Те вострепетали. Отправили в лес воинов, те захватили двоих волхвов и привели к Вышатичу на расправу. Почти как у Стивенсона: «Вышли они из-под камня, щурясь на белый свет, – старый горбатый карлик и мальчик пятнадцати лет». Керосина тогда ещё не изобрели, но «серийные убийцы» явственно почувствовали, чем пахнет их дело. Ян спросил их, зачем они убивали женщин.
Волхвы стали уверять его, будто те колдовством погрузили землю в недород – прятали еду. Вот хочешь ли, воевода, мы при тебе из какой-нибудь богатой женщины кушанья достанем? «Бог сотворил человека из земли, снабдил его кровью и костями, и никакого хлеба или мёда внутри него и быть не может», – возразил Вышатич. Это ты неправильно говоришь, укорили его волхвы. Дай-ка мы тебе расскажем, как люди появились. Был ваш, христианский Бог в бане, вытирался тряпкой да и бросил её с неба вниз. Упала ветошь на землю, и тут её подобрал наш бог, языческий, которого вы считаете сатаной. Заспорили Бог и бог, кому из этой ветоши человека творить. В конце концов договорились, что Бог творит душу, а языческий бог – тело: душа после смерти улетает в небеса, а тело уходит в землю. И вот так и вышло, что в теле у человека может чёрт-те что быть.
Тогда Вышатич и спросил волхвов, говорят ли им их боги, что с ними сейчас будет. Волхвы хорохорились и предрекали, что ничего он им не сделает, а отведёт их к их князю Святославу, в чьей юрисдикции они находились. Тогда Вышатич стал волхвов пытать – отроки били чародеев и драли им бороды. После пытки воевода ещё раз спросил пленников, что предрекают им боги. Волхвы повысили точность предсказаний, сменив умеренно оптимистичный прогноз на резко негативный, – сказали, мол, боги, что худо будет нам от тебя. «Это они правду сказали», – заключил Вышатич и повелел своим воинам обоих убить. Мёртвые тела слуги Вышатича повесили на дубе – всем на обозрение, чтобы не повадно было. Ночью на дерево взобрался медведь и утащил мёртвых волхвов – лакомиться.
Воевода уехал довольный – он даже не удостоил колдунов нормального, человеческого погребения: бросил, как падаль, в ветвях дерева, скормил дикому зверю. Но довольны были и другие, выжившие и доживавшие свой век в лесах волхвы. По их версии, князь обставил казнь большими почестями. Привязал тела кудесников не к какому-либо дереву, а к дубу, ведь именно в лодке из дуба финно-угорские народы, исконные обитатели края, отправляли покойных в последний путь. То, что к убитым явился медведь и унёс их в свою страну медвежью, тоже рассматривалось как добрый знак. Ведь медведь был животным, принадлежащим их богу – Велесу. Подтвердить это смог бы, например, любой житель Ярославля, ведь сам город был построен на месте капища божества – Медвежьего угла (медведь с топориком красуется на гербе города до сих пор). Священную зверюгу, которая паслась в храме, поглядывая на неугасимый огонь, горевший в честь Велеса, убил за полвека до приключений Яна Вышатича ростовский князь Ярослав Мудрый. Одним словом, явившийся за мёртвыми волхвами зверь послужил проводником душ к их последнему пристанищу. Недаром же Велес, среди всего прочего, был и богом потустороннего мира.
0
60.00
