За годы Второй мировой войны 5,7 миллиона советских солдат попали в плен. Из них 3,3 миллиона (57процентов) погибли во вражеских (преимущественно немецких) лагерях. Это одна из самых масштабных и концентрированных расправ над безоружными людьми в XX веке, сопоставимая с холокостом и геноцидом армян. Две наиболее заинтересованные страны старались не акцентировать внимание на этой страшной трагедии. Мотивация Германии понятна: немцам после Второй мировой пришлось каяться во многих преступлениях, и вспоминать ещё об одном не было резона. Понятно и советское отношение. Во-первых, пленение миллионов красноармейцев не укладывалось в господствующую «победоносную» идеологию. Во-вторых, СССР мог сократить смертность своих граждан в нацистском плену, но не сделал этого по идеологическим соображениям. В интересах сталинской пропаганды надо было представить фашистские зверства максимально чудовищными. И Сталин своего добился.
У СОВЕТСКИХ СОБСТВЕННАЯ КОНВЕНЦИЯ
Неписаные законы войны складывались веками. В конце XIX века по инициативе царя Николая II было решено их записать и узаконить. В 1899 году в Гааге большинство держав подписало три конвенции. Название главной из них: «О законах и обычаях сухопутной войны». Первая мировая война показала, что документ требует уточнений. Новая конвенция, заключённая в Женеве в 1929 году, не отменяла Гаагскую конвенцию, но вносила в неё существенные поправки.
Российская империя уже не существовала. СССР не отозвал подпись царской России под Гаагской конвенцией. Однако Женевскую конвенцию не подписал. Государству, провозгласившему интернационализм, свободный труд и упразднение сословий, не понравились некоторые положения. Раздельное содержание пленных по национальности, принудительный труд, привилегии офицеров и выделение имобслуги — по советской терминологии «денщичество».
СССР решил идти особым путём. 19марта 1931 года ЦИК и СНК утвердили Положение о военнопленных. Документ повторял большинство параграфов Женевской конвенции, хотя содержал и уникальные особенности, естественные в пору советских надежд на всемирное братство трудящихся. Например: «военнопленным, принадлежащим к рабочему классу или крестьянству и обнаружившим полную лояльность по отношению к Союзу ССР, предоставляются все политические права на территории Союза ССР на одинаковых основаниях с другими находящимися на ней трудящимися иностранцами».
У документа был один существенный недостаток. Любая враждебная держава могла утверждать, что СССР Женевскую конвенцию об обращении с пленными не подписал. То, что Советский Союз присоединился к другой конвенции — «Об улучшении положения раненых и больных в действующей армии», дело не меняло.
ПАРЕНЬ ИЗ НАШЕГО ГОРОДА — ТУЛУЗЫ
Авторы Положения вряд ли задумывались о таких мелочах, как отсутствие подписи на всеобщем договоре о положении попавших в плен солдат. Будущая война считалась последним и решительным боем труда и капитала, с неизбежной победой государства рабочих и крестьян. Пленных предстояло брать Красной армии. Чтобы в случае рабоче-крестьянского происхождения предоставлять им все права на территории СССР.
Правда, допускалось, что война может начаться с массового вторжения «империалистических хищников». На такой войне в плен красноармейцев берут только для того, чтобы пытать и мучить. Это естественный закон буржуазии в отношении пролетарского воина. Поэтому подразумевалось, что у красноармейца (коммуниста, комсомольца или просто советского гражданина) в плену была только одна функция — умереть под пытками, но не выдать военной тайны. А главное — продемонстрировать всему миру бесчеловечность врага и твёрдое превосходство большевистской идеологии. Поэтесса Елена Благинина так представляла себе клятву бойца в одноимённом стихотворении:
Что стану я чище снегов,
Безмолвней ночных берегов,
И тайну, вручённую мне,
Не вырвет никто из врагов!
Так как империалисты не торопились переходить государственную границу, то с ними приходилось сражаться в Китае и Испании. Если советскому добровольцу случилось бы попасть в плен, он был обязан не только хранить тайны, но и отречься от гражданства и национальности.
В пьесе Константина Симонова «Парень из нашего города» главный герой танкист Сергей командирован в Испанию. Попав в плен, он выдаёт себя за француза из Тулузы, хотя переводчик, эмигрант-белогвардеец, явно видит «рязанскую морду».
Однако советские руководители обладали некоторой проницательностью. И в законодательстве на всякий случай предусмотрели ситуацию, когда кто-нибудь из красноармейцев вдруг сдастся в плен. Уголовный кодекс РСФСР в редакции 1928 года в разделе «Воинские преступления» карал сдачу в плен «высшей мерой социальной защиты». В этой юридической норме важным было не столько репрессивная составляющая, сколько применение. В 1940 году состоялась практическая проверка статьи 193-22.
ПЛЕННЫХ ОТПРАВИЛИ В ГУЛАГ
В конце декабря 1939 года начальник Управления НКВД по военнопленным и интернированным Пётр Сопруненко доложил о готовности шести лагерей к приёму финских военнопленных общим числом 27 тысяч человек. Скорее всего, ведомство Сопруненко опиралось на реалии недавнего похода по территории Восточной Польши, сопровождавшегося массовым пленением польской армии.
Но финны почти не сдавались, к концу войны в плен попало около восьмисот человек, им хватило одного лагеря в Вологодской области. А вот советских пленных оказалось 5,5 тысячи. Советское правительство добилось их поголовного возврата. Вот тут-то и пригодились площади, подготовленные для финнов.
Красноармейцев отправили в Южский лагерь (Ивановская область). «Оперативно-чекистские мероприятия», как указано в секретном решении Политбюро, начались ещё в поездах. Провинности пленных разделялись на ряд категорий: шпионы и подозрительные по шпионажу, участники антисоветского добровольческого отряда, провокаторы, издевавшиеся над товарищами, добровольно сдавшиеся в плен. Любопытно, что из группы в 1448 человек в шпионы зачислили 106, а в добровольно сдавшиеся — 72.
Проверка продолжалась три месяца. Итог был таким: 450 человек, попавших в плен ранеными или обмороженными, освободить и передать в наркомат обороны. Предать суду 250 человек, изобличённых в шпионаже, предательстве и так далее. К этим людям следует приплюсовать ещё 232 человека, приговорённых к расстрелу чуть раньше.
Судьба основного контингента — 4354 человек — была решена в сообщении Лаврентия Берии лично Сталину: «Бывших военнопленных, на которых нет достаточного материала для предания суду, решением особого совещания НКВД СССР осудить к заключению в исправительно-трудовые лагеря сроком от 5 до 8 лет». Заключённых отправили на строительство Норильска.
Таким образом, около 80 процентов солдат, побывавших во время войны с Финляндией во вражеском плену, оказались в ГУЛАГе вообще без суда. Грустный анекдот про советских военнопленных, которые «после освобождения отправлены в концлагеря», уже в 1940 году стал реальностью.
СТРОЙМАТЕРИАЛ — КОЛЮЧАЯ ПРОВОЛОКА
К началу реализации плана «Барбаросса» германское командование выяснило на практике, что пленных в новой войне может быть значительно больше, чем во время Первой мировой. Поэтому ещё 26 марта 1941 года был издан секретный приказ о создании специальных фронтовых лагерей. Национальность и гражданство будущих пленных не указывались. 19 лагерей (шталагов) на территории Германии и оккупированной Польши (отдельного генерал-губернаторства) были рассчитаны на 790 тысяч человек.
Особенности подготовительных работ свидетельствовали о том, что участь пленных будет незавидной. Все организационные меры свелись только к созданию охранных команд и выделению нескольких земельных участков. Единственным «строительным материалом» для лагерей оказалась колючая проволока.
Создание долговременных жилых сооружений и даже палаточных городков не предусматривалось. Не только на советской территории или в Польше, но и в самой Германии пленных предполагалось выгрузить в поле, огороженное колючкой, после чего они сами должны были заняться строительством.
Руководство нацистской Германии намеренно отказалось от военных традиций, когда каждый вражеский солдат пользуется всеми правами комбатанта. 30 марта Гитлер заявил, что «политические комиссары являются основой большевизма в Красной армии и не могут быть признаны солдатами. Поэтому после пленения их надо расстреливать». Эта речь стала основой «приказа о комиссарах».
В сентябре в распоряжении ОКВ (Верховное главнокомандование вермахта) указывалось, что «большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение с ним, как с честным солдатом в соответствии с Женевским соглашением». В уточнениях некоторых немецких генералов их подчинённым напрямую запрещалось делиться с пленными Восточного фронта едой и сигаретами, даже трофейными.
Русские пленные Первой мировой войны отмечали грубость, высокомерие германцев и отдельные случаи жестокости. На этот раз любые эксцессы, вплоть до массовых убийств, санкционировались официально.
ЧЕМ БОЛЬШЕ ДИВИЗИЙ, ТЕМ БОЛЬШЕ ПЛЕННЫХ
Уже к августу 1941 года стало очевидно, что 790 тысяч мест не хватит. Счёт советских пленных пошёл на миллионы. И с каждой неделей их становилось всё больше. Казалось бы, Советская армия должна была учиться избегать окружений. В действительности два самых трагических «котла» 1941 года, Киевский в сентябре и Вяземский в октябре, дали более шестисот тысяч пленных каждый. Это вдвое больше, чем Белостокский «котёл» в июне — июле.
Причиной этому была, с одной стороны, бездарность советских генералов, а с другой — преступное равнодушие советского руководства к судьбам своих граждан. Тем более что в кратчайший срок можно было формировать всё новые и новые дивизии и тут же отправлять их на фронт. К удивлению генералов вермахта, на допросах красноармейцы называли номера дивизий, не существовавших до войны. На смену кадровой армии, уничтоженной на границе, выросла армия, в которой увяз гитлеровский блицкриг.
Но тотальная мобилизация не только восполняла потери, но и приносила новые проблемы. Ведь в бой бросали стрелковые дивизии, чьи солдаты не имели ни опыта, ни навыков современной войны. Они были хуже снаряжены и имели ещё больше шансов попасть в плен, чем уже разгромленные кадровые армии.
Кроме того, со всей остротой встала проблема недооценки немцами ожидаемого числа пленных. В прежние пересыльные лагеря вновь прибывающие уже физически не помещались. Периодически возникала одна и та же картина: нацисты загоняли за охраняемый периметр несколько десятков тысяч красноармейцев и следили лишь за тем, чтобы несчастные не сбежали. Взаимодействие с этой человеческой массой заключалось в нерегулярных доставках воды и ещё менее регулярном привозе продовольствия. Лишь некоторое время спустя узников отправляли убийственным пешим этапом в более оборудованный лагерь.
Нет смысла приводить страшные подробности массовой гибели пленных от голода, страданий от болезней, избиений, невыносимой скученности и жуткой антисанитарии. Были зафиксированы и случаи каннибализма.
Преступления нацизма часто ассоциируются с газовыми камерами и крематориями. Но судьба советских пленных первого года войны показала, что для массового уничтожения людей достаточно их охранять и не кормить, а зимой не позволять согреться. Эшелон с неотапливаемыми вагонами, простоявший зимнюю ночь при минусовой температуре, давал тот же эффект, что и душегубка на колёсах.
«ПРЕСТУПНИКИ» И САХАР
Первое время советская пропаганда замечала пленных только в контексте обличения фашистских зверств и запугивания советских солдат, мол, плен — это пытки и гарантированная погибель. О преступлениях нацистов повествовали такие статьи, как «Лицо гитлеровской армии» Алексея Толстого. А уж если красноармеец и оказывался в руках врага, то должен был думать только об одном — о побеге.
Но уже к осени стало ясно, что надо как-то реагировать на проблем у массовой сдачи. 6 сентября передовица «Красной звезды» объяснила рядовому и командному составу, что «сдача в плен немецко-фашистским мерзавцам — позор перед народом, перед своими товарищами, своими жёнами, детьми, преступление перед Родиной».
Нужно оговориться, что в самом начале войны с Германией советское правительство вдруг объявило о готовности соблюдать Гаагскую конвенцию. Только для начала требовалось обменяться списками пленных через Международный комитет Красного Креста (МККК). Скорее всего, Сталин просто желал понять, сколько же красноармейцев уже попало в плен.
27 июня 1941 года нарком иностранных дел Вячеслав Молотов сообщил руководству МККК о готовности СССР обмениваться списками пленных. 17 июля Молотов официально уведомил через посольство Швеции Германию и её союзников о том, что СССР намерен соблюдать Гаагскую конвенцию, но лишь постольку, поскольку конвенция будет соблюдаться Германией.
Но уже осенью, когда стало ясно, что списки советских пленных составят миллионы фамилий, июньская инициатива была забыта. В декабре заместитель наркома Андрей Вышинский сообщил своему начальнику, что Германия и её союзники готовы обменяться списками военнопленных, что германский список готов и список немецких пленных готов тоже. Молотов поставил визу: «Не нужно посылать списков».
Это была самая многословная резолюция в ответ на иностранные обращения. В дальнейшем виза была максимально кратка: «Не отвечать». Не отвечали на любые предложения: например, по линии Красного Креста закупить в Африке сахар и переправить в Европу на британских судах для распределения среди советских военнопленных. Не следовало отвечать на инициативу о снабжении посылками советских пленных, при условии снабжения посылками от МККК немецких пленных. Без отклика осталось предложение Ватикана обменяться списками пленников. Румыния предложила отпустить в СССР тысячу пленных в обмен на информацию о пленных румынах. И здесь последовал отказ.
Причин этого системного нежелания хоть как-то облегчить участь собственных граждан было несколько. Молотов откровенно утверждал, что нельзя дать шанс Германии предстать перед миром с имиджем страны, способной на гуманные действия. Сдача в плен была сочтена преступлением перед родиной, а зачем заботиться о преступниках? Наконец, посылки МККК советским пленным подразумевали не только передачу таких же посылок немецким пленным, но и инспекцию лагерей сотрудниками Красного Креста. Советский лагерь считался интимно сакральным местом, оказаться в котором иностранец может лишь в качестве заключённого, а не наблюдателя.
«ПОЧЕМУ НЕ ПОВЕСИЛИСЬ?»
Советским солдатам, вернувшимся живыми из немецкого плена, повезло чуть больше, чем пленным Финской войны, когда в ГУЛАГ отправились почти все. Из 1 836 тысяч военнопленных репрессировано было 233 400 человек — около 12 процентов. В основном это были те, кто так или иначе сотрудничал с немцами.
Правда, на тех, кто сумел избежать ГУЛАГа, легло клеймо если не предателей, то солдат второго сорта. Их открыто обвиняли в том, что они остались в живых. Офицеры СМЕРШа искренне укоряли освобождённых женщин во время проверки: почему вы не застрелились? На возражение, что и мне полагалось пистолетов, последовал ответ, а почему тогда не повесились?
С годами отношение к пленным смягчилось. Но пункт в анкете о пребывании в плену и на оккупированных территориях надолго пережил Сталина.
Вина за массовую гибель советских военнопленных лежит и на гитлеровском, и на сталинском режимах, независимо от подписанных или неподписанных конвенций. Высшие нацистские чиновники ещё в первой декаде июля 1941 года доложили Розенбергу о тяжелейшем голоде в пересыльных лагерях. Если руководство Германии поставило бы задачу обеспечить пленных минимумом условий, необходимых для выживания, то оно сделало бы это. Но рейх не сделал ничего по политико-идеологической мотивации.
Со своей стороны советское руководство не предприняло никаких усилий, в первую очередь международных, чтобы облегчить участь соотечественников. А после войны государство наказало своих граждан за собственную неподготовленность к войне и стратегические ошибки 1941 года.
0
119.00
