27 июля президент России Владимир Путин встретился с членами олимпийской сборной России — как с улетающими в Рио, так и с остающимися в родной стране. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ — о том, как смеялась и плакала Елена Исинбаева и как хотел «набить морду им всем» Сергей Шубенков.
Эта встреча планировалась неделей раньше. Но тогда существовала вероятность, что Владимир Путин может встретиться с полностью отстраненной командой. Больше такой вероятности нет, и встреча, а вернее, проводы состоялись (но хоть не прощание).
Проводы проходили сначала в Александровском саду, а потом в Александровском зале Кремля. Здесь сидели примерно сто спортсменов, а также их тренеры, и все — в парадной олимпийской форме. Эта форма была предъявлена впервые и производила впечатление. Такое впечатление оказалось мгновенно подхвачено в социальных сетях: стали говорить, что сборная в ней похожа на швейцаров.
— Те, кто так говорит, ни одного швейцара не видел в своей жизни,— засмеялся Михаил Куснирович, глава группы компаний Bosco (она уже в восьмой раз подряд делает форму для олимпийцев), с которым я созвонился после торжества.— Я уж не говорю о том, что она подробно была одобрена Олимпийским комитетом России и Международным олимпийским комитетом (МОК на Играх в Рио и сам будет одет в форму, придуманную и пошитую Bosco: компания выиграла этот тендер.— А. К.). Дело нет, не в этом!
— А почему так не могут выглядеть швейцары? — аккуратно спросил я.
— А вы видели швейцара в белых штанах?! — безучастно переспросил меня Михаил Куснирович.
Он пояснил, что «спортивная часть коллекции олимпийской сборной России в Рио вдохновлена русским авангардом и советским конструктивизмом и логичным продолжением стали цивильные одежды»:
— Это классическая спортивная парадная форма, с кантом и бабочкой! Это ж элемент такого спортивного шика и общемировая тенденция спорта времен авангарда: крайняя элегантность! Спортивные рефери до сих пор в такой выходят на соревнования…
— А белые штаны? Из Ильфа и Петрова?
— Возможно… И это было то, в чем советский человек мечтал прибыть в Бразилию… А вы говорите, швейцара… Да вы видели, как она на спортсменах сидит?!
Я-то видел…
На господина Путина форма, кстати, тоже произвела сильное впечатление. Он не удержался и сказал сразу после своей речи:
— Вы так красиво выглядите! Как на бал собрались…
Спортсмены кивали с таким видом, как будто и правда на бал собрались. Ну ведь не на последний же и решительный бой. Он все-таки там, в Рио…
В целом Владимир Путин говорил в этот раз исключительно по существу, то есть о том, почему команда едет в Рио в составе, который на глазах продолжает таять.
— Целенаправленная кампания, целью которой стали наши атлеты, включала и пресловутые так называемые двойные стандарты, и несовместимый со спортом, да и вообще со справедливостью и элементарными нормами права принцип коллективной ответственности или, как было сказано, «отмену презумпции невиновности». Похоже, что люди, которые так говорят, даже не понимают, о чем они говорят! — заявил президент.
Владимир Путин с высоты своего положения (как бывший юрист) мог позволить себе говорить сейчас об этом. Он намекал, видимо, на то, что презумпцию невиновности отменить нельзя.
— Незаслуженно пострадали не только многие наши атлеты,— продолжал он,— против которых так и не было выдвинуто никаких конкретных, хочу подчеркнуть, никаких конкретных доказательных обвинений! Фактически наносится удар по всему мировому спорту и по Олимпийским играм!
Было сначала не очень понятно, почему сразу по всему (все остальные вроде же едут), но президент добавил:
— Ведь очевидно, что отсутствие российских спортсменов — лидеров по многим дисциплинам — заметно снижает, будет снижать накал борьбы, а значит, и зрелищность предстоящих соревнований!
То есть билеты будут хуже раскупать, в том числе на легкую атлетику, имел он в виду. С этой мыслью можно было бы и поспорить, в конце концов российская легкая атлетика, особенно с тех пор, как в ней стали бороться с допингом, перестала радовать выдающимися результатами. Но что касается дня, когда на 120-тысячном стадионе могла выступать Елена Исинбаева,— да, стреляли бы лишний билетик (а скорее, стреляли бы за лишний билетик) за полтора километра до стадиона.
— Хочу вас заверить в том, что мы-то здесь, в России, будем на наших спортсменов-лидеров смотреть как на победителей Олимпийских игр со всеми вытекающими отсюда последствиями административного и материального характера,— пообещал президент, и это касалось, очевидно, легкоатлетических соревнований, которые начнутся уже 28 июля в парке «Сокольники». Там выступит и Елена Исинбаева, и Сергей Шубенков (феноменальный олимпийский чемпион в беге на 110 метров с барьерами), и другие отверженные, и приз будет, теперь уже понятно, крайне утешительным.
Владимир Путин между тем давил на больное: прямо-таки обесценивал медали, которые завоюют в Рио иностранные атлеты без российских:
— Одно дело — выигрывать у равных, сильных соперников, и совсем другое — соревноваться с теми, кто явно ниже тебя по классу. У такой победы совсем другой вкус…— Он помолчал, подыскивая более веское слово, и подыскал.— Или, может быть, безвкусица.
Вообще, президент, было видно, намерен был выступать в среду хлестко и жестко или даже жестоко: в конце концов, все уже понятно, и тормозить не имеет смысла — все, что должно, либо уже случилось, либо случится сегодня или завтра (могут еще кого-нибудь отстранить), и помешать этому уже нельзя никакими словами: они все сказаны или по крайней мере подуманы.
Нельзя было, видимо, не вспомнить, итожа эту историю, и про барона Пьера де Кубертена, считающегося основателем современных Олимпийских игр:
— Повторю, по большому счету речь идет об угрозе дискредитации самих принципов равенства, справедливости, взаимного уважения, прав так называемых чистых спортсменов! По сути это ревизия, или попытка ревизии, во всяком случае, идей Пьера де Кубертена.
В общем, может, и слава богу, что барон не дотянул до этого страшного дня.
В речи президента содержалась и новость: он предложил делать прозрачными результаты проб атлетов (а то ведь они бывают и мутными).
— И сами спортсмены,— заявил Владимир Путин,— и болельщики должны иметь открытый доступ к результатам проверок, к тому, как, где, кто, когда, каким способом проверяет, какие получены результаты и какие делаются выводы. Причем эта информация должна быть абсолютно открытой, прозрачной и подконтрольной международной спортивной общественности!
Без сомнения, WADA скорейшим образом откликнется на этот тезис и найдет много причин и подтвердить его, и опровергнуть. Очевидно, что в целом с этим тезисом оно вынуждено будет согласиться, но частности оставит при себе.
Но главное: Владимир Путин от затяжной изнурительной обороны, в которой теряли мы лучших товарищей, вдруг сам перешел в активное контрнаступление на WADA. Люди из этой организации причиняют теперь ему боль, похоже, самим фактом своего существования. Он, судя по всему, разъярен тем, что, по его убеждению, во всепожирающий огонь политики бросили спорт: как они смели? Он, видимо, до последнего рассчитывал: на спорт-то у них рука не поднимется.
— Мы вне всяких сомнений вами гордимся,— сказал президент спортсменам,— и сделаем все, чтобы отстоять ваше доброе имя, спортивную честь, достоинство. Справедливость обязательно восторжествует!
В зале, надо сказать, царило странное ощущение. Казалось, все здесь сейчас чувствовали, так сказать, локоть друг друга… Такое это было необычное единение перед лицом суровых испытаний, выпавших на долю страны и российского спорта. Все в Александровском зале Кремля, от врача сборной и до президента, понимали: да, мы — команда, пусть уже и небольшая!.. Победа будет за нами… Или, может, перед нами… Ну, или после нас…
Слово дали волейболисту Сергею Тетюхину, который должен быть знаменосцем российской команды в Рио (и все время теперь приходится оговариваться: если в последний момент не произойдет ничего неожиданного). Он обещал сражаться «за нашу страну, за флаг, за честь, за наше доброе имя». Говорил просто и доходчиво и хотя, наверное, учил текст, получилось от души.
От не едущих в Рио выступила Елена Исинбаева:
— Спасибо огромное прежде всего за эту мощную поддержку в вашем лице. На самом деле для нас это очень важно, потому что…— тут она не смогла сдержать подкативший к горлу ком и заплакала.— Потому что это на самом деле очень важно!
Так плачет маленькая девочка, которую третировали санитарки в детском саду, а потом она вдруг увидела в дверях подъехавшего за ней папу, который сейчас во всем разберется и все решит, и на нее теперь вообще никто даже не посмотрит косо, и вот с кем она как за каменной спиной, а санитарки эти… ну и где они, детсадовские санитарки, попрятались сразу?!..
— Сегодня легкая атлетика оказалась в самой сложной ситуации: сегодня нас отстранили без доказательств, нагло, грубо и не дали никакого шанса себя оправдать и побороться за право именно участвовать на Олимпийских играх. Конечно, обидно, конечно, неприятно, поскольку для многих из нас эта Олимпиада была для кого-то первая, для кого-то — последняя в своей профессиональной карьере,— говорила Елена Исинбаева, и все ведь знали: да, это для нее — последняя, и почти немыслимая, и уже совсем в какой-то момент реальная…
Наверное, это была лучшая речь Елены Исинбаевой в ее жизни (я до конца не уверен, потому что не слышал других ее речей): честная и страстная.
— Мы сегодня столкнулись с таким беззаконием, с такой несправедливостью, самовольством со стороны определенного количества людей в мировом спорте, которые возомнили делать что хотят, придумывают новые правила за месяц до ответственного решения,— говорила она,— и мы не знаем, что будет дальше, мы не знаем, как они будут относиться к нам на Олимпиаде!
Она не отделяла сейчас себя от тех, кто ехал в Рио, и правильно делала. Это сейчас была та Елена Исинбаева, которая после победы на Олимпиаде в Афинах в 2004 году на рассвете пела на крыше «Bosco-таверны» российский гимн так честно и страстно, что ей хоть и не подпевало полгорода проснувшихся греков, но зато все внимательно слушали — и куда бы они делись?
— Я хочу сказать вам, ребята: мы с вами одна команда, мы с вами одна большая держава, и эта ситуация должна нас сплотить! Вы должны показать все, на что вы способны, и за себя, и за нас! Вы можете, мы в вас верим! Не позволяйте вас дестабилизировать, не позволяйте вас давить, ходите с гордо поднятой головой, чтобы все эти псевдочистые иностранные спортсмены поняли, что не на тех напали! — с каким-то даже торжеством закончила она.
Таким образом, Елена Исинбаева тоже атаковала. А что ей еще оставалось делать?
Владимир Путин предложил «быть еще сильнее» — и ушел вместе, между прочим, с Еленой Исинбаевой. Всем показалось, что это он ее позвал за собой. И так оно и было. И вот они ушли вместе. И тут уж все тайное стало явным: да не новый ли министр спорта ушел вслед за Владимиром Путиным и скрылся вместе Александром Жуковым и Виталием Смирновым за тяжелейшими золочеными дверями Александровского зала Кремля.
Нет, это, по сведениям “Ъ”, был совсем не новый министр спорта. Владимир Путин хотел, судя по всему, просто как-то утешить находившуюся по всем признакам в состоянии отчаяния девушку.
Я подошел к главному тренеру волейбольной команды Владимиру Алекно и спросил его, все ли хорошо с его сборной:
— Все ли едут?
— Сегодня решится,— неожиданно ответил он.
— А что, есть какая-то вероятность?..
— Ну, если по мельдонию будут решать, то ничего исключить нельзя…
— А когда вы улетаете в Рио?
— Завтра утром… В общем, не хотелось бы, конечно, чтоб нас потом вернули… Хотелось бы, чтоб сегодня все окончательно решилось…
То есть и этот спокойный и такой уверенный в себе на первый взгляд человек на самом деле до самого конца ни в чем не был уверен. И все его волейболисты тоже. И в этом состоянии они уже несколько недель. И все время думают, что сегодня все наконец-то решится. А оно, наверное же, не решится. А если решится, и в их пользу, то как-то ведь потом еще и выступать надо. А у них уже нервы ни к черту, это же видно, это так хорошо видно, когда стоишь рядом с ними — даже разговаривать необязательно, чтобы понять, в каком они тут все состоянии. И не то что не позавидуешь им, а даже представить невозможно, что они все тут переживают. А позавидовать они могут тем, у кого уже полная определенность наступила — но что-то и им не завидуют…
Я видел, как вокруг Владимира Алекно через минуту сгрудилась почти вся команда… Так бывает, когда берут тайм-аут… Их тайм-аут растянулся на несколько уже недель, и теперь он что-то яростно объяснял им, и я даже слышал, что — но все это уже не моя тайна. Да нет, на самом деле ничего такого… Самые простые слова, те, которых они ждали, видимо, от него. Те, которые он должен был произнести. И насчет завтрашнего самолета тоже…
Между тем некоторые спортсменки энергично фотографировались на фоне президентского микрофона и президентского же штандарта. Одной из них была Полина Михайлова, настольный теннис. Вот ее точно допустили, слава богу. Кто-то скажет, не такая уж и ужасная потеря была бы, но ничего подобного: скажите это кто-нибудь Полине Михайловой…
— Знаете, сказала она мне,— все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Хотя тяжело там нам будет, конечно,— вздохнула она.
— В каком смысле? — спросил я.
— Азиаты, конечно, очень сильные…
Хоть кто-то тут думал уже о соревнованиях.
— А цель у вас какая?
— Попасть в 16 сильнейших, или в восемь…
— А когда летите?
— Завтра. Но мы же понимаем: возможно все…
И она, Полина Михайлова, будет сомневаться до последнего, вплоть до того момента, как начнет свою первую игру в Рио — и в каком же состоянии она ее начнет?..
Ей-богу, я только сейчас начинал до конца понимать всех этих людей.
Президент Федерации спортивной борьбы России Михаил Мамиашвили стоял вместе со своими спортсменами, и вот уж их-то ни с кем нельзя спутать: да, эти люди с такими добродушными и такими свирепыми лицами (чем добродушней, тем свирепей) —борцы.
— Только золотая медаль… — приговаривал Абдулрашид Садулаев, двукратный чемпион мира.— Порвем… Мы их просто порвем… Это сделают борцы… Это я вам обещаю… Буду воевать до конца. И это будет победный конец!..
Да, это уже давно была война.
— У вас хотя бы все в порядке? — спросил я Михаила Мамиашвили.
— Да сегодня еще могут что-то решить… — вздохнул он.
И он тоже — про сегодня! И в самом деле, для них каждый день — как последний.
— Они там понимают, что мы в случае чего в судах их порвем…— продолжал он.— Но ведь будет уже поздно… А 3 августа, вы знаете, опять исполком МОК состоится. Что они там будут решать? Что решат?.. Ну что, Анзор, ты вдохновлен?! — Михаил Мамиашвили остановил бредущего мимо Анзора Болтукаева.
— Я так вдохновлен! — аж задохнулся Анзор Болтукаев.— Путин так сейчас говорил!.. Порвем мы их всех!..
— И ведь порвут… — Михаил Мамиашвили смотрел вслед Анзору с какой-то даже нежностью. И было тут еще восхищение этой глыбой, этим матерым… Да, именно восхищение…
— Что я буду делать дальше? — переспрашивал уже, можно сказать, великий Сергей Шубенков. — Право, не знаю… Но этот бардак в легкой атлетике надо разгрести… Но пока надо завтрашний день пережить. Завтра старт, надо показать то, к чему готовился четыре года… А настроение какое-то, честно говоря, переменчивое. То хмурое, как сегодня утром, до отчаяния… То наоборот, как теперь, после речи президента… И кажется, что нас защитят… А завтра опять отчаяние…
Он рассказывал, как однажды проходил отбор на чемпионат Европы, пробежал за 13,61 секунды, а надо было за 13,60 — и не поехал, и понял, что надо на полсекунды быстрее всех бежать, чтобы не отстать…
Корреспондент телеканала Life спрашивал его, не хотелось ли набить морду тем, кто все решил за него, и Сергей Шубенков обрадованно восклицал:
— Есть, есть желание!
— В Рио не едете? — спросил я.— Хотя бы поболеть?
— Нет,— покачал он головой.— По телевизору посмотрю. Легкую атлетику не буду, а остальное посмотрю.
Он даже оправдывался, что ли, перед нами:
— Конечно, мы все страдаем… Сразу, как стало известно, что нас отстранили, я говорил, что я напьюсь и что карьеру завершу, но надо же понимать, в каком я был состоянии…
— Напился?
— Не было этого…
На вопрос, что бы он сказал тем, из-за кого его отстранили, Сергей Шубенков поморщился:
— Ну что им сказать? Я в сборной-то знаю всего-то двух человек вообще, честно говоря… Спросить, зачем ты жрал, собака?..
Да ведь все они тут, я понимал, рано или поздно задавали этот вопрос.
Некоторые — самому себе.
0
75.00
