Всякому большому художнику необходим миф. Легенда. История. Уникальный изгиб жизненного пути, который вплетался бы в его творчество и являл миру не просто поэта или писателя, но персонажа истории.
ЖИЗНЬ
Материал, выданный Гумилеву природой, не слишком подходил для создания героической биографии. Он был болезненным и некрасивым ребенком, неловким, шепелявым, без каких-либо способностей. Единственное, что было развито в нем безмерно, – это честолюбие.
«Гумилев подростком думал об одном: как бы прославиться, – вспоминал писатель Георгий Иванов. – Часами блуждая по парку, он воображал тысячи способов осуществить свою мечту. Стать полководцем? Ученым? Изобрести перпетуум-мобиле? Безразлично что – только бы люди повторяли его имя, писали о нем книги, удивлялись, завидовали ему».
Теоретической базой для юного Гумилева стала философия Ницше. В ней он обнаружил способ покончить со своими недостатками или даже превратить их в достоинства. «Человек – это то, что должно быть преодолено», – писал философ, и с этой точки зрения Гумилев мог чувствовать себя весьма одаренным, потому как слишком многое ему надо было преодолеть.
«Я по вечерам запирал дверь, – вспоминает поэт, – и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем. Я твердо верил, что силой воли могу переделать свою внешность».
Вообще говоря, трепетное отношение к внешности было свойственно Гумилеву в большей степени, чем любому другому персонажу русской литературы. В воспоминаниях современников так или иначе возникают его цилиндр, фрак, холеные руки. Поэт Владислав Ходасевич описал одно из мероприятий с участием Гумилева: «Боже мой, как одета эта толпа! Валенки, свитеры, потертые шубы, с которыми невозможно расстаться и в танцевальном зале. И вот, с подобающим опозданием, является Гумилев. Прямой и надменный, во фраке, проходит по залам. Он дрогнет от холода, но величественно и любезно раскланивается направо и налево. Беседует со знакомыми в светском тоне. Весь вид его говорит: «Ничего не произошло. Революция? Не слыхал».
Презрение к реальности требует определенной смелости, и она у Гумилева была, заменяя, по его собственным словам, силу и ловкость. Более того. Смелость в его жизни – понятие почти метафизическое. Пытаясь утвердить превосходство духа над материей, Гумилев действовал с поистине шекспировской страстью и гомеровским размахом.
«Победа, слава, подвиг – бледные / Слова, затерянные ныне, / Гремят в душе, как громы медные, / Как голос Господа в пустыне» – строки эти могут показаться наивными, но Гумилев действительно видел мир именно так. В нем жила первобытная тоска по лобовым атакам, крикам «ура!», кровавой сече и прочей героике. Чтобы утолить эту тоску, Гумилев бросался во все предприятия, содержащие хотя бы намек на опасность.
С 1909 по 1913 год он совершил три путешествия в Африку, где охотился на диких животных и занимался этнографическими изысканиями. «Скоро пойду купаться, благо акулы тут редки», – писал он в Петербург. Сколько бравады заключено в этих словах: акулы-то хоть и редки, но есть, а купаться он все-таки пойдет!
В 1914 году Гумилев ушел добровольцем на фронт и участвовал в сражениях в составе Уланского кавалерийского полка. Что характерно – будучи человеком, идеализировавшим войну и воспевавшим ее, Гумилев не отказался от восторженной интонации и после того, как своими глазами увидел, чем война является на самом деле. Его «Записки кавалериста» рисуют военное дело как несомненно трудное, но в целом – возвышенное и достойное занятие.
В 1921 году Гумилев участвовал в подрывной деятельности – во всяком случае, так утверждала его ученица Ирина Одоевцева. В своей книге «На берегах Невы» она вспоминала, как в один из дней Кронштадтского восстания Гумилев появился «в каком-то поношенном рыжем пальтишке, в громадных стоптанных валенках, и за плечами заплатанный мешок». Поэт объяснил, что идет агитировать против большевиков и оделся таким образом, чтобы вызывать доверие у пролетариев. Собравшиеся не смогли оценить серьезность момента и подняли Гумилева на смех. Он возмутился: «Так провожают женщины героя, идущего на смерть!» – и вышел.
В этом был весь Гумилев. Он не понимал иронии в отношении своего героизма. Его мир был населен героями «Илиады» и пульсировал той первобытной энергией, с которой ахейцы бросались на защитников Трои. Себя же он видел среди них, плечом к плечу с Аяксом и Ахиллесом. Великий воин, великий поэт, великий любовник.
ЛЮБОВЬ
В 1908 году в парижской гостинице Гумилев попытался покончить с собой, взрезав перочинным ножиком вены. Будучи неопытным самоубийцей, поэт опустил руки в холодную воду – кровь остановилась, и наутро он не просто очнулся, но даже (вот оно, торжество жизни) был выставлен администрацией вон за неподобающее поведение.
«Вы спрашиваете, зачем я хотел умереть? – невесело усмехался Гумилев в воспоминаниях Алексея Толстого. – Я жил один, в гостинице, – привязалась мысль о смерти. Страх смерти мне был неприятен... Кроме того, здесь была одна девушка...»
Девушкой была юношеская знакомая Гумилева Анна Горенко, впоследствии ставшая гранд-дамой русской поэзии Анной Ахматовой, но в то время – просто мечтательный подросток несколько истерического склада.
Гумилев сватался трижды и лишь на четвертый раз получил согласие. Воспоминания Ахматовой рисуют его невероятно трогательным влюбленным. «Николай Степанович рассказывал, что в Париже так скучал, что ездил на другой конец города специально, чтобы прочитать на углах улицы: Bd. de Sébastopol». Название это напоминало ему об Ахматовой, которая в то время жила в Севастополе.
Брак этот не был счастливым. Супруги проводили бóльшую часть времени по отдельности, и ни общий ребенок, ни общие увлечения не смогли удержать их вместе. Прожив в браке восемь лет, они развелись.
Гумилеву в тот момент было 32 года. Творческий расцвет его был впереди.
ТВОРЧЕСТВО
Ранняя лирика Гумилева пестра и криклива. Она населена «королями океанов», «рыцарями» и «троллями» – как если бы ребенок вывалил в книжку ящик со своими игрушками. Рецензии мягко указывают на незрелость его стихов.
Чего не видели критики, так это той работы, которая происходила у Гумилева внутри. Не обладая поэтическим даром и отдавая себе в этом отчет, Гумилев тем не менее верил, что может вырастить его в себе сам. Воля его проникала сквозь экзотическую мишуру, нащупывая и напитывая его гений какой-то неведомой энергией, от которой тот разгорался все ярче.
Основой поэтической концепции Гумилева было трепетное отношение к слову. Для него оно значило не меньше, чем для древних пифагорейцев – числа. С одной стороны, слово было абсолютно понятной и поддающейся анализу материей, с другой – обладало магической силой. «Лист опавший, колдовской ребенок, / Словом останавливавший дождь», – писал он. И еще: «Солнце останавливали словом, / Словом разрушали города».
Гумилев не был поэтом мистического склада. Стихи не проливались на него божественным ливнем и не «случались» с ним. Он писал их так, как решал бы математическую формулу, выискивая идеальные переменные и добиваясь баланса между ними.
В этом заключалась одна из главных претензий, которые предъявляли Гумилеву его литературные оппоненты. Александр Блок отзывался о нем так: «Странный поэт Гумилев. Все люди ездят во Францию, а он в Африку. Все ходят в шляпе, а он в цилиндре. Ну, и стихи такие. В цилиндре».
Несколько позже Блок написал большую статью под названием «Без божества, без вдохновенья», в которой уже безо всяких иносказаний обвинял Гумилева в излишней рассудочности, в формализме, а также в том, что тот «топит себя в холодном болоте бездушных теорий».
Статья была написана в 1921 году, за несколько месяцев до смерти и Блока, и Гумилева – поэтам так и не представилась возможность завершить спор. Однако многие исследователи гумилевского творчества отмечают, что именно в то время он начал постепенно уходить от рационального отношения к поэзии и оперировать совсем другой, не свойственной ему ранее провидческой интонацией. Трагедия Гумилева заключается в том, что интонация эта не успела зазвучать в полную силу.
СМЕРТЬ
3 августа 1921 года Николай Гумилев был арестован по подозрению в заговорщицкой деятельности. Ему вменялось в вину членство в «Петроградской боевой организации Таганцева», которое ставило своей целью свержение советского строя.
Исследователи до сих пор спорят, участвовал ли Гумилев в заговоре или просто был занесен своим темпераментом на его периферию. Неясно даже, существовал ли сам заговор, – в последнее время выдвигаются версии, что его сфабриковали старательные чекисты. Доподлинно известно лишь то, что в конце августа, предположительно 25-го числа, Николай Гумилев был расстрелян.
Пока поэт находился в тюрьме, за него хлопотали друзья. Они писали коллективные письма, предлагая освободить Гумилева под их поручительство, и ходили к главному защитнику интеллигенции, наркому просвещения Анатолию Луначарскому, который якобы звонил самому Ленину. Ничего не помогло. Гумилев не имел такого значения для советской власти, чтобы ради него останавливать не отлаженный еще механизм репрессий.
Известны последние слова Гумилева, которые он нацарапал на стене камеры: «Господи, прости мне мои прегрешения. Иду в последний путь». Известны и другие слова, принадлежащие поэту-футуристу Сергею Боброву, который был близок к ЧК и якобы слышал их от непосредственных исполнителей расстрела: «Этот ваш Гумилев... Знаете, шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу... Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление».
Очевидно, что не только на них.
5 МУЖСКИХ ПОСТУПКОВ ГУМИЛЕВА
Участвовал в дуэли с Максимилианом Волошиным, во время которой стрелял в воздух, а затем настоял, чтобы оппонент, у которого случилась осечка, выстрелил второй раз.
Сватался к Анне Ахматовой – делал это три раза, получал отказы, пытался кончить самоубийством, однако от намеченной женитьбы не отступил и своего в итоге добился.
Совершил путешествия в Африку, где охотился на леопардов и встречался с вождями местных племен.
Ушел добровольцем на фронт, для чего, по некоторой информации, дал взятку члену медицинской комиссии.
Ссудил деньгами Велимира Хлебникова несмотря на то, что некоторое время назад тот подписал манифест футуристов «Рыкающий Парнас», содержащий оскорбления в адрес Гумилева.
0
