— Маша, заканчивая прошлый разговор, мы с вами обнаружили, что после каждого нашего интервью у вас происходит что-то хорошее. После нашей последней встречи что-нибудь подобное случилось?
— К счастью, да. Могу похвастаться очень важной победой: я научилась говорить «нет». Без помощи психологов, сама. А еще я ограничила общение. Раньше вынуждена была много общаться с людьми, которые мне не близки и не интересны. Мне это не нравилось, но я считала, что это проявление гордыни, и терпела. Теперь я научилась не столько даже говорить «я не хочу», а мягко подводить к тому, что я просто не поеду на встречу или не стану разговаривать по телефону. Вы не представляете, как много у меня подобные вещи отнимали времени! Я его лучше потрачу на общение с сыном.
Еще я стала часто отказываться от того театрального материала, который меня не интересует. От проектов, которые не близки. Я даже отрепетировала универсальную фразу, чтобы никого не обидеть. Она меня очень выручает, ведь много звонят с разных телефонов, а я всегда беру трубку, потому что ребенок учится в школе и может звонить кто-то из учителей, мало ли что. Бывает, позвонят, чтобы позвать на какое-то ток-шоу, я деликатно отказываюсь, и редакторы в итоге даже благодарят: «Спасибо вам большое за такой ответ, а то и трубки бросают, и посылают, и гадости говорят». Это увлекательный квест — не обидев человека, остаться при своем. Недавно во время отдыха в Египте я впервые отказала в том, чтобы сфотографироваться с кем-то. Потому что пляжный отдых — это не выход в свет на премьеру. Ты в купальнике, с обгоревшим носом, и в тебе пара бокалов шардоне.
— Кому сложнее всего отказывать?
— Сыну. Я раньше и ему не могла сказать «нет». А сейчас говорю спокойно и объясняю, что не хочу тебе навредить, ведь если все разрешать, это будет очень большой ошибкой. Так и говорю: «Я не могу все позволить, потому что очень тебя люблю».
— А самой себе вы «нет» когда-нибудь говорите?
— Раньше я испытывала чудовищный комплекс по поводу того, что я что-то не успела, не сделала. Даже в выходные вскакивала по будильнику, а ведь я обожаю сон. Это лучший способ провести время. Потом был второй этап: я перестала куда-то все время мчаться, но меня грызло чувство вины. Сейчас я абсолютно спокойна. А недавно я даже склонила к этому членов семьи. У меня есть племянник, ему и его жене тридцать лет, но у них уже трое детей, и они часто у нас гостят, дети дружат с Ваней. Как-то в очередной раз они были у нас, я вернулась из командировки, образовалась веселая тусовка. И вдруг в девять вечера все стали говорить: «Надо идти спать, завтра в школу». А я спрашиваю: «Слушайте, а вы знаете, что такое саботаж?» — «Что?» — «Бунт! Слово «саботаж» пошло от названия обуви. На фабрике рабочие свои деревянные сабо засовывали между шестеренок, чтобы те ломались, производство останавливалось, и это называлось саботаж». Теперь одно из ключевых воспоминаний наших детей — саботаж. Когда ничего не предвещало, но почему-то все не пошли на следующий день в школу, а отправились в пиццерию, гуляли до умопомрачения и сбивали сосульки. Так что видите, я прошла третий этап, и теперь меня даже угрызения совести не мучают в связи с тем, что я сплю, лежу, валяюсь и нарушаю какие-то правила.
— А переоценка ценностей у вас в связи с чем произошла?
— Меня просто довели. Знаете, у всех без исключения людей бывает такой день, когда — всё! И работа навалилась, и сорок пять тысяч звонков от знакомых и незнакомых людей, которым от тебя что-то надо или не надо, а они дурью маются. И наступил момент, когда я просто разревелась, а потом поглубже вдохнула и послала всех к чертовой матери. Каждый раз я вспоминаю этот мрачный день с ужасом, потому что тогда меня загнали в угол. Мое чувство вины перед каждым из двадцати пяти человек (я их посчитала) разрослось до каких-то диких размеров. И каждому я была что-то должна: сделать, разрулить, помочь, написать, сказать, дать. Этот момент стал Рубиконом. Я стала работать над собой, поняв, что в противном случае просто сойду с ума.
— Чему еще вы хотите научиться? Я в последнее время стараюсь научиться вовремя ложиться спать. Катастрофически не получается.
— Это тоже моя победа: я поняла, что с поздним засыпанием бороться не надо, просто ранний сон — не мое. Я смотрю кино, потому что до двух часов ночи не могу оторваться от сериала, даже если в 5:15 мне вставать. Да, я понимаю, что завтра будет тяжело. Ну что делать? Ничего. С какими-то вещами нужно смириться.
— Вот так до половины ночи я на одной из платформ смотрела все серии триллера «Пропавшая», где вы играли маму девочки, которая вернулась через 10 лет после исчезновения. Не могла оторваться. Очень сложная история, ничего подобного у вас еще не было…
— Там же гениальная команда. Вадим Перельман — режиссер из Голливуда, Владислав Опельянц — фантастический оператор. Мой ужасный комплекс самозванца в такой компании расцвел буйным цветом, и я ничего не могла с ним поделать. Это была борьба с самой собой. Потому что ко мне очень хорошо относились, мне доверяли, говорили какие-то хорошие слова на площадке, а я не успокаивалась. Мне казалось, что я несовершенна и меня просто хотят поддержать. Вообще, я замечаю, что чем взрослее становлюсь, тем как-то неувереннее себя чувствую. Не знаю, плохо это или хорошо, но это данность. Ходить к психологу, который будет говорить: «Ты лучшая, ты достойна большего», — эта технология мне не близка. Думаю, наоборот, в сомнениях рождается истина.
— Вы когда-нибудь совершали безумные поступки? У вас был сложный, бунтарский переходный возраст?
— Нет, я вообще очень организованный человек. Может быть, это и нехорошо. Ну прикольно же рассказать: о, я была бунтаркой, родители поседели, когда мне исполнилось десять, я такое творила... Но нет. Мы были какими-то серьезными ребятами. Нас учили не опаздывать, нести ответственность. Что в десять, что сейчас мне гораздо проще даже в очень тяжелом состоянии выполнить то, что я пообещала, чем не выполнить. Я не бунтарь, я пионер-герой в чистом виде. Иногда у нас терки с Ваней, когда он говорит: «Ну да, я что-то сделал не так, но ничего же страшного». Я отвечаю: «В принципе — ничего, но тебе самому не противно, что ты сейчас халтуришь?» Видимо, ему не противно. (Смеется.)
— Послушайте, но, возможно, хорошо, что у него нет этого пунктика, который терзал вас так много лет, — во что бы то ни стало быть идеальным?
— Может быть. Поэтому я сына и не ломаю. Вообще, очень боюсь накуролесить с его воспитанием, передавить, потому что люди все разные и всем нужно разное. Иногда тот, кто выглядит расслабленным, кто совершает какие-то проступки, приходит к очень серьезным высотам. Это как спорить, какая паста лучше — свежеприготовленная или разогретая. Все любят разную. Разогретая формально как бы плохо, потому что пасту полагается варить не больше пяти-восьми минут. Но когда кто-то в 45 лет ест вчерашнюю пасту, он, может, вспоминает студенческие годы и немыслимо прекрасные вещи, и это дает ему крылья за спиной.
— Я в детстве любила незамысловатый бутерброд — хлеб, сыр и сверху варенье. Вчера решила повторить спустя много-много лет, и у меня был кайф! Окунулась в прошлое. А у вас, получается, такая «машина времени» — паста?
— У меня — картошка с грибами. Она вызывает воспоминания о дачных посиделках, когда все были живы, а те, кто сейчас жив, были молоды и полны сил. Советские дети как одевались, когда шли за грибами? Резиновые сапоги, платочки или шапочки, чтобы не дай бог клещ не попал, жуткие советские синие треники, свитер под горло и почему-то куртка. И вот жара, духота, и ты прешься с мыслью: «Зачем это надо?» А вечером сидишь уже в каких-то шортах облезлых, в растянутой майке, жарится картошечка с лесными грибами — маленькими опятками, лисичками, сыроежками… И вот этот аромат! Да, картошка с грибами, наверное, это лучшее, что я ела в своей жизни. И когда сейчас мы приходим в прекрасные рестораны на супервечеринки (а у меня очень много друзей, которые добились серьезных успехов, и они с большим вкусом относятся к жизни), я в меню выискиваю и заказываю картошку с грибами, двойную порцию. И все говорят: «Господи, посмотри, здесь есть эклеры с крабовым суфле! Какая картошка?!» А сами начинают у меня помаленьку подворовывать из тарелки. Потому что вся наша компания плюс-минус 75—77-го года рождения. И все мы — советские дети, для которых картошечка с грибами — это, конечно, святое. Я и сама люблю пожарить картофель, но так, как готовила мама, не могу. Я делаю это раз в пять лет, режу все аккуратно на доске, а у мамы не было времени, и она шинковала картошку над сковородкой отточенными движениями с космической скоростью. Пока прожаривался нижний слой, она резала следующий. Перевернула — еще один, и снова перевернула. И в итоге, пока она дорезала, все уже прожаривалось. Фантастика… Мы кочерыжку ели, когда мама борщ готовила, и я это вспоминаю. А наши дети будут вспоминать другое. Я примерно даже понимаю, что вспомнит Ваня, — домашнюю пиццу или шоколадный кекс, который мы готовим. А я ребенком просто обжаривала на масле белый хлеб, предварительно вымочив его даже не в молоке, а в воде. Сахаром посыпала — и прекрасно. Другая жизнь.
— Да, другая жизнь. Вот вы вспоминаете лес и поход за грибами, а Ваня будет вспоминать свой рай — Мальдивы, куда вы недавно летали.
— Точно. Хотя не факт, что только Мальдивы. Я же тревелоголик. Мы с Ваньком куда только не ездили. В прошлом году слетали в Египет, на Кипр, Украину, которые были для нас открыты. Обожаю Киев в декабре, когда там рождественские ярмарки. Мечтаю поехать в Швейцарию, потому что там музей транспорта потрясающий, а еще сырная и шоколадная фабрики, домик Чаплина. Я не уверена, что именно сейчас мне удастся туда полететь, но сама мысль освежает. Сегодня ехала на съемку и подумала: хотя бы помечтаю, картинки посмотрю. Я не маньяк профессии, я просто профессионал, который старается делать свою работу очень хорошо. Я маньяк жизни, скорее. И не готова приносить себя в жертву искусству. Считаю, что эти жертвы никому не нужны. Я не фигура уровня Сергея Соловьева, например, который рассказывал, что, когда ставил спектакль на Таганке, перевез туда кровать. Я не перевезу свою кровать никуда, она останется дома. И я лучше что-то по профессии пропущу, но уложу спать Ваню.
— Ване 10 лет — серьезный возраст. Как он взрослеет?
— Он сильно меняется, но пока остался абсолютным ребенком. Каждый день мечтает о разном. Недавно посмотрел со мной небольшой политический сериал и очень заинтересовался политикой. Он вообще парень неравнодушный. Всерьез рассуждает о плохих дорогах, медицине. Он на днях доклад делал о проблемах экологии в Московской области и ужаснулся, когда узнал, что там происходит. Возмущался: «Как так? А почему это позволяют?» Я говорю: «Слушай, все в твоих руках, тебе 10 лет, мы оглянуться не успеем — через несколько лет ты уже сможешь поступить в институт и идти работать, стажироваться. Пожалуйста, меняй систему». Ему это интересно. Но к окончанию школы его увлечения изменятся тысячу раз. Потому что сегодня мы смотрели фильм про крушение самолета, и он сказал: «Я хотел бы быть пилотом, но чего-то не готов. Такая ответственность! Я стану человеком, который сидит и управляет полетами». Говорю: «А ты думаешь, там ответственности меньше?» Пока переходный возраст у Ванька не начался и у нас дружба, любовь, мир, жвачка. Но я прекрасно понимаю, что это может закончиться в один день. Я к этому готова. И как мантру повторяю ему: «Если ты вляпаешься в какую-то историю, или у тебя будут неприятности, или ты поступишь как?то не так, первый человек, которому ты должен все рассказать, — это я. Дальше разберемся. Не надо советоваться с друзьями, приятелями, знакомыми, соседями, они тебе могут насоветовать что-то не то. Я очень люблю тебя, всегда пойму и оправдаю, и помогу тебе».
— Третьего января умерла ваша бывшая свекровь — бабушка Вани. Я вспоминаю себя в 10 лет, так совпало, что практически друг за другом умерли моя прабабушка и дедушка. До этого в моей картине мира смерти как будто не существовало. Все изменилось моментально. Мне было непросто. А как Ваня с этим справлялся?
— Бабушка тяжело и очень долго болела, и мы это не раз обсуждали. А еще мы с ним читали много достаточно сложной литературы, в том числе и скандинавских авторов, где часто заходит речь о смерти. И все обсуждения сводились к тому, что смерть — это не конец, так что страха у Вани не было. Ну а 3 января мы были в поездке и договорились с Денисом (Денис Матросов — бывший муж Марии и отец Вани. — Прим. ред.), что Ваню не станем травмировать, потому что все равно мы далеко и ничего с этим не поделаешь. А когда мы прилетели, похороны уже были позади и прошел первый шок у близких. Ребенок же считывает интуитивно энергию страха, боли и страданий. Ваня вернулся к папе в объятия спустя уже какое-то время, когда все выдохнули, смирились, оправились и стали потихонечку жить дальше. Его бабушкина смерть не напугала.
— А чего вы боялись в детстве?
— Темноты. Поэтому, когда Ваня просит меня оставить небольшой свет и приоткрыть дверь, я не говорю: «Перестань, ты уже взрослый парень, что ты какой-то ерундой страдаешь». Я делаю так, как он хочет, и он успокаивается. А мои родители считали это глупостью, и я до сих пор помню, как меня в темноте потряхивало от ужаса, я никак не могла успокоиться и придумывала себе образы защитников. Фантазировать я стала от безысходности. Может быть, мне и к психологу сейчас не надо ходить, потому что я сама себе психолог. Я училась на станции «Чистые пруды», а там возле метро стоит огромный памятник Грибоедову, очень милый и не похожий на другие памятники. У его подножия столпились герои грибоедовских комедий, какие-то забавные старушки в чепчиках, нелепые господа во фраках… И у меня было ощущение, что, раз вокруг него такие милые персонажи, Грибоедов — очень хороший дядька. Я представляла, что мы с ним дружны, что он оживает ночью и, если что, даст по балде всем моим врагам, чудовищам и всему-всему мировому злу. То есть я прямо визуализировала силу, а он же огромный, он же железный. Может быть, я и сейчас, когда у меня проблемы, ищу спасение в каком-то воображаемом «грибоедове». А еще я представляла, что мое белое одеяло — это огромный-огромный сугроб, и я — медведица в очень глубокой, уютной, теплой берлоге, и ни один враг не проберется ко мне. У меня только нос торчал из-под одеяла, и мама мне все время говорила, уходя: «Задохнешься». А мне было так спокойно в моем маленьком мире… И сейчас, когда мне плохо или страшно, я вспоминаю о детстве.
— Чего же вы сейчас боитесь?
— Я очень тревожный человек, за все переживаю, особенно за сына. Мы с вами когда-то обсуждали, что страх за ребенка вообще ни с чем сравнить нельзя. А когда появился внешний враг очень опасный — в виде каких-то болезней, войны, я вдруг аккумулировала в себе силы и представила себя суперженщиной, которая должная защитить ребенка. То есть я должна быть сильной, бесстрашной, просто железобетонным созданием, которое станет крепостью для маленького, еще беззащитного человека, который пока мало чего соображает. Поэтому я должна следить за своим здоровьем. И меня это каким-то образом привело в чувство. А так, конечно, я бы, наверное, сошла с ума, потому что я очень беспокойная. Всех своих друзей я называю «вестниками апокалипсиса», потому что они бесконечно присылают мне ужасные новости. Говорю им: «Друзья, пришлите мне что-нибудь смешное!» Я даже в какой-то момент увлекалась «ТикТоком», потому что там бывает что-то забавное. Там псы бесподобные, коты очаровательные, добрые, милые поступки людей. Думаю, надо успокоиться. Мы ничего изменить не можем, надо просто ковыряться в своем маленьком огороде и заниматься собой и близкими.
— Мне кажется, что это идеальный выход, а то многие второй год живут в состоянии хронической паники и не могут с этим справиться. Вот вы сказали, что стали следить за своим здоровьем... Сейчас модно контролировать организм при помощи исследований, это называется «чекап»...
— Да, я записалась ко всем врачам мира. Даже сегодня во время съемки я посмотрела через дорогу и увидела надпись: «МРТ». И подумала, что, если мы закончим пораньше, я туда сбегаю. Посмотрела, что там можно сделать МРТ-чекап всего организма. Но не успела, поехала Ваню из школы забирать. А так в принципе да, я хочу все это сделать. Первый шаг уже есть — я записалась. Для меня уже это — очень большое дело. А в остальном я веду чуть более здоровый образ жизни, чем раньше. Я всегда была несдержанна в плане каких-то вкуснятин, вина, того, сего. Сейчас решила как-то притормозить, нужно ведь Ванька на ноги поставить.
— Скоро весна, вы займетесь своим прекрасным садом. Наверняка у вас грандиозные планы.
— Я вообще очень люблю всю эту бытовую жизнь. Деньги я трачу на путешествия и на свой дом, а не на вещи, сумки или обувь. У нас прошлое лето выдалось засушливым, я приезжала с работы и бросалась поливать, хотя это было очень тяжело. А недавно ко мне приезжал человек, который занимается установкой автополива. И мы уже все оборудование у него забронировали для того, чтобы сад поливался сам по себе, независимо от того, дома ли я или в другом городе на гастролях. Причем это оборудование считывает информацию гидрометцентра и анализирует, был ли дождь вчера, надо ли сегодня поливать, и, если не надо, не поливает. Такая вот умная система! И стоит не космических денег. Очень довольна, что решилась на эту покупку. А в прошлом году у меня тоже были серьезные расходы — мы приобрели сборный бассейн. С одной стороны, просто мечта, ведь там можно плавать. С другой — проблемы. Его нужно подогревать, чистить, фильтровать воду. При этом он огромный, я же не знаю меры ни в чем. В общем, пока непонятно, станем ли мы его вытаскивать в этом сезоне или я его кому-то просто подарю. Мы всей семьей смеялись: «Ага, собаку мы завести не можем, а вот сад с бассейном — пожалуйста». А ведь по физическим и финансовым затратам это гораздо больше.
— Вы не хотите завести собаку, но, может быть, решитесь на хомячка, рыбку? Ваня не просит домашнее животное?
— Нет. У папы Вани живет прекрасный пес, немецкая овчарка, и замечательный кот — мейн-кун, ему этих двух животных хватает. Мы очень хорошо устроились. У ребенка есть питомцы, а мы как бы не при делах. Да и с садом хорошо получилось — приглашаю специальных людей помогать периодически. Я много денег в сад вложила, и мне важно его не угробить. А мы те еще садоводы. Недавно приезжали профессионалы и отругали нас: «Что же вы за рододендронами не следите? Надо же было стряхивать с них снег!» — «Ой, я думала, им так теплее».
— Этой зимой как никогда много снега, как вы с ним в частном доме справляетесь?
— Чистим сами. Ванек у меня почти каждый вечер берет лопату в руки. Я ему говорю: «Надо расчистить здесь, здесь и здесь, отбить лед от лестницы». Он с удовольствием делает, и я ему за это плачу. Работа ведь нелегкая. Сын таким образом зарабатывает на всякую ерунду, которая ему нужна, и по полтора-два часа проводит на улице. Обычно диалог строится так: «Мам, а дай мне, пожалуйста, 500 рублей». — «Не вопрос, вот тебе лопата. Зарабатывай!» Очень удобно и мне, и ему. Он теперь, когда ему что-то купить надо, говорит: «Эх, снегопада не было… А что я еще могу сделать?»
— На что сейчас современные дети тратят деньги?
— На донаты. Это виртуальные покупки. То есть Ваня не просит шикарные кроссовки, не просит гаджеты, он очень спокойный на этот счет. Но есть какие-то виртуальные миры, где дети встречаются онлайн и играют. Я слежу четко конечно же, смотрю, что это за игры и так далее. Но вот они играют, и можно задонатить. То есть купить какое-то оборудование для своего героя, какое-то очень яркое, интересное оружие. Оно бывает коллекционное, которое можно потом кому-нибудь продать. Но, естественно, это надо дозировать, потому что деньги живые, а тратятся они на какую-то фигню виртуальную. А еще Ванек тратит деньги на пиццу. Хочет он пиццу, я говорю: «Слушай, это дорогое удовольствие, чтобы в ресторане заказать». А он: «Да, хорошо, что можно сделать?» Осенью сын яблоки убирает попадавшие, которые начинают гнить, листья. В частном доме всегда есть какая-то физическая работа. А значит, есть и способ заработать у Ванька, в том числе и на любимый мальчишками лазертаг (суперсовременная командная военно-тактическая игра с использованием безопасного лазерного оружия и сенсоров, фиксирующих попадания. — Прим. ред.).
— В последнее время в интервью все больше и больше неизвестных слов. Реальность меняется стремительно. Вам не кажется, что мы устареваем?
— Есть такое, безусловно. И так как я вращаюсь в кругу ровесников, мы это со смехом обсуждаем. Мой друг детства, который работает в пиар-отделе известной авиакомпании, рассказывает какие-то смешные истории по поводу блогеров, которых они привлекают к сотрудничеству. И мы удивляемся: «Да ладно! И они вот это делают?» Он нам показывает ролики, мы смеемся. А я рассказываю про детей, которые приходят на съемочную площадку и в перерывах вступают со мной в диалог. Я говорю: «Прикиньте, и они вот так говорят, так мыслят». Кто-то работает в офисе и рассказывает: «А в политической системе сейчас происходит вот это». Мы такие: «Да ладно!» То есть мой круг общения позволяет быть в курсе и высмеивать проблемы нашего времени. Смешной разговор о серьезном — это очень полезно. Со смехом гораздо легче воспринимать какие-то страшные вещи, даже тот же ковид. Я вообще комедии обожаю, но у нас их ужасно редко снимают. И всегда это не чистый жанр, а так, немного со слезой.
— Да, у нас со смехом проблемы.
— А сейчас все еще хуже, на каждом шагу подводные камни, куда ни ступи — болезненные темы, можно ненароком кого-то оскорбить. Спасает очень близкий круг общения, где никто не оскорбляется на смешные прозвища или на шутки по поводу здоровья, детей, религии, денег. Среди близких людей запретных тем не существует. Но в целом в стране и в мире юмор пропадает. Все слишком серьезно стали относиться к себе. У каждого что-то свое, за что он может оскорбиться. У кого-то это дети. Замечали? Много появилось женщин с посылом: дети — это святое, и не смейте это трогать! Есть темы, которых вообще страшно касаться. А раньше, помните, сколько анекдотов было, и про религии, и про национальности, и про тупого Вовочку, и про учителей, врачей, кого угодно. Сейчас тысячу раз подумаешь, прежде чем рот раскрыть.
— А еще появилась новая этика, модные темы, например харассмент.
— Кто-то сказал, что сейчас самый незащищенный слой — это белый мужчина приятной наружности средних лет. Вот к нему вообще больше всего претензий. Он самая главная дрянь в обществе. И женщины от таких мужчин очень страдают.
— Вам когда-нибудь предлагали роль в обмен на интим?
— Буквально пару дней назад мы разбирали пикантную сцену на съемках нового, десятого сезона «Склифосовского». И Юля Краснова, режиссер, спросила: «Девчата, а кому-нибудь вообще предлагали роли через постель?» Одна артистка сказала, что у нее было наоборот, ее сначала утвердили, а потом уже требовали некую благодарность. Она говорит: «Ну поздняк, уже утвердили, работаем, не замечаем». Другая сказала: «Слушайте, я бы и рада, а вдруг режиссер оказался бы симпатичным? Но не предлагали никогда». Мне тоже никто подобного не предлагал. История с поголовным харассментом в кино кажется мне полумифической. Может быть, в Голливуде ставки высоки, может быть, актрисы там что-то чудили в борьбе за роли, но в нашем скромном мире российского кинематографа как-то все не так. Безусловно, бывали неприятные подкаты на площадке, но гораздо чаще случались какие-то обоюдные симпатии.
— В общем, если к женщине проявляет внимание мужчина, который ей не нравится или неприятен, — это харассмент и страшная травма. А если тот, который нравится, — это флирт и чистая радость.
— Да! Вот эту грань я никогда понять не могла. Говорят, харассмент везде, не только в кино, но в офисах, там, сям. Но лично я не сталкивалась и поэтому не имею права судить. Возможно, некоторые девочки страдали от этого, и мне очень жаль, потому что это, конечно, нехорошо. Наверное, им попадались откровенные гадины в мужском обличье, которые могли своей властью их к чему-то принуждать. Конечно, отвратительно. Но мне кажется, это бывает не только на почве сексуальных притязаний, есть и психологическое давление. Думаю, травма от подобного не меньше. Вообще, такое ощущение, что все сейчас вокруг сплошь травмированы чем-то и носятся со своей травмой как с чем-то грандиозным и важным. Раньше так не жили. Это новая реальность.
— Учитывая стремительно меняющуюся реальность, как вы представляете мир через год? Про дальнее будущее не спрашиваю.
— Совсем недавно я увидела какие-то проблески хороших новостей по поводу захватившей мир болячки. И мне этого было достаточно, чтобы помечтать, как я через год, возможно, окажусь в Швейцарии, в музее транспорта, или на Сицилии, или в прекрасной Мексике. Есть миллион вариантов! Думаю, все наладится. Наладятся и кинематографические дела, потому что конечно же, когда то один заболеет, то другой, очень сложно снимать. Наладится нормальное обучение детей, потому что периодически возникающая удаленка — сложный формат. Детям нужна тусовка, банда. Мне кажется, об этих странных и страшных двух годах пандемии мы будем вспоминать как о грянувшем в 90-х первом кризисе. Тогда это был мрак и ужас, а сейчас мы просто киваем: «Да, это было тяжело» — и приступаем к спагетти карбонара, сидя в кафе на Патриках.
0
25.00
