В Доктрине продовольственной безопасности РФ обозначено, что мы на 85% должны обеспечивать себя пищевой солью. Но показатели с трудом дотягивают до 60%.
До введения санкций половина соли ехала к нам с Украины. Сейчас — из Белоруссии и Азербайджана. Что мешает нам самим обеспечить себя солью? Точно не скудость недр!
Железнодорожные перевозки соли — головная боль. Из-за сложностей с ними импортировать соль легче, чем развивать местное производство.
Главное, к чему стремятся на Баскунчаке, — полностью уйти от железнодорожной транспортировки с места добычи. За последние 8 лет в модернизацию вложили 1,5 млрд рублей. Три года назад пустили автопоезда — большегрузные тягачи с прицепами грузоподъёмностью по 450 тонн. Автопоезд в отличие от отходящей в прошлое железной дороги сокращает время транспортировки, увеличивает возможность перевозки ещё большего объёма продукции.
Кроме того, на озере Баскунчак давно рассматривается вопрос перевода добычи соли на тонкослойную технологию. В то время как сейчас применяется технология добычи с разработкой пласта до 8 м. Отработанные участки восстанавливаются в течение 40–60 лет. Тонкослойная технология позволяет вести добычу соли таким образом, чтобы вернуться на отработанные участки через 3 года. Пару лет назад даже пробовали закупить суперсовременное немецкое оборудование, но вернули назад — для Баскунчака оно не подошло.
Ежегодно из Баскунчака добывают более 1 млн тонн соли. Однако при наличии необходимой техники и рынка сбыта соли можно было бы добывать в 3 раза больше. Эксперты отмечают, что удивительная способность месторождения восполнять запасы характеризует ресурсы поваренной соли на Баскунчаке как неисчерпаемые. Добыча и отгрузка астраханской соли идёт с апреля по ноябрь. Впрочем, на самом деле соль давно уже не астраханская: она принадлежит компании «Руссоль» из Оренбурга.
Соль как политический инструмент
В ряде европейских стран бытует интересная пословица: «Свежее — для пира, солёное — для войны». Соль на протяжении веков считалась чуть ли не главным стратегическим ресурсом.
Этот расклад отлично понимали и у нас.
Первые же присоединённые к Москве земли были богаты подземными соляными водами. Переславль с его соляными варницами отошёл самому первому московскому князю, Даниилу, в начале XIV в. Его сын, знаменитый Иван Калита, наложил руку на Ростов Великий, где чуть ли не в черте города была Варницкая слобода, а сёлами с названием Варницы испещрены все окрестности. Он же, где купив, где унаследовав, а где и просто отжав чужие владения, приобрёл Кострому, а также Галичское княжество, где располагалась знаменитая Соль Галицкая, будущий Солигалич — крупнейший центр добычи соли Северо-Восточной Руси.
Уже через сто лет в руках московских князей оказалась почти вся русская земля. Но русские соляные воды куда беднее европейских. Это в каком-нибудь Люнебурге раствор мог достигать крепости в 25%. В наших краях за благо считалась крепость в 8%. Соль камская, разумеется, била все рекорды — 15%. Это имело интересные последствия. Во-первых, русская добыча соли из-за бедности растворов была, наверное, самой высокотехнологичной в Европе. А во-вторых, из-за той же бедности варниц было слишком много.
Важнейший стратегический ресурс оказался распылённым по разным рукам. И с XVI в. перед властью встал вопрос контроля за добычей и за торговлей солью. Тут власть проявила удивительную гибкость и изворотливость.
Коррупция, бунт, откат
Соли должно быть много. Значит, надо наращивать её добычу. Значит, раздадим тем, кто может это сделать, множество льгот. Так появляется знаменитая династия Строгановых, начинавшая с нескольких варниц, а на пике могущества владевшая 10 млн десятин земли — территория размером с половину Италии.
Соль — стратегический ресурс, значит, будем стараться сосредоточить добычу и торговлю в своих руках. Так появляется указ 1631 года, направленный против тех, кто вздумает торговать солью «мимо казны».
Делались попытки построить на соли и государственный бюджет — хотя бы его налоговую составляющую. В 1646 г. боярин Борис Морозов предложил отменить все прямые налоги и заменить их одним косвенным — обложить пошлиной соль. Всё равно её все покупают и, значит, уклоняться от уплаты налога не выйдет. А коль скоро богатые питаются лучше и соли потребляют больше, то и налог будет прогрессивным — с богатых много, с бедных — мало. В действительности денег новый налог не принёс, поскольку торговцы попросту снизили объёмы поставок. А вот простой люд сел на голодный паёк и устроил знаменитый Соляной бунт.
Одновременно начинается серьёзная государственная геологоразведка. Не без коррупционных перегибов, конечно. Скажем, царю Алексею Михайловичу внушили, что соль можно добывать и в Москве. На Девичьем поле в 1667 г. начали бурение. Многим было ясно, что это сравнимо с попыткой намыть золото в ближайшей луже. Однако дело продолжали ещё и при сыне Алексея, царе Фёдоре, «освоив» просто невероятные бюджетные средства.
Впрочем, здесь были и успехи. Так, в XVIII в. было обнаружено крупное месторождение каменной соли — Илецкое, что под Оренбургом. Теоретически оно одно могло бы если не решить, то сильно улучшить проблему снабжения империи солью. Но не сложилось. Илецкая каменная соль была дешевле и качественнее вываренной, а значит, запросто бы обвалила рынок, обесценив все остальные производства, работавшие по старинке. Пострадали бы и Строгановы, и государственные предприятия. А потому Екатерина II запретила продавать илецкую соль вне пределов Уфимской провинции.
Вторая после водки
Добывать соль по старинке становилось не просто накладно, но ещё и опасно. Именно соль поставила несколько районов России на грань экологической катастрофы ещё в XVIII в. Для выварки соли необходимо огромное количество дров, и леса сводились беспощадно. Благо, лес тогда ещё считался собственностью императоров, и безобразие прекратили: «Для уменьшения столь многого числа траты лесов в 1752 г. Старорусские варницы остановлены и уничтожены». Та же судьба постигла и Солигалич — древнейшее приобретение московских князей.
Жонглирование солью продолжалось несколько веков. Вводили государственную монополию. Потом её отменяли. Потом вводили снова. Пробовали установить твёрдую цену, чтобы дать укорот спекулянтам. Согласно указу, вводилась единая цена на соль, которая почему-то оказалась на 60% выше, чем у самого прожжённого торгаша. Словом, терять высокодоходную статью бюджета — а соль стояла на втором месте после водки — государство не собиралось. Акциз на соль продержался до 1880 г. С его отменой внезапно всё наладилось — и соли стали добывать больше, и цена на неё упала вдвое. Правда, это стало возможным только тогда, когда был точно установлен факт — запасы соли в России практически неисчерпаемы.
Засекреченное производство
В Иркутской области есть уникальное месторождение каменной соли — Тыретское. Здесь её добывают в шахте на глубине почти 600 м, чего нигде больше в РФ не делают.
Предприятие по добыче соли находится в небольшом посёлке Тыреть — в трёх часах езды от Иркутска. Залежи природного минерала образовались здесь сотни млн лет назад на дне океанской лагуны, поэтому и соль получилась такой, что её можно сразу использовать в пищу, — посторонних примесей нет. «Тыретскому солеруднику всего 50 лет, — рассказывает замдиректора Дома культуры и краеведческого музея Татьяна Бобина. — На самом деле геологи искали уголь, а случайно нашли соль».
Её разведанные запасы оцениваются в 700 лет, если брать по 2 млн тонн в год. Правда, сейчас в Тырети добывают значительно меньше.
Экономический расцвет предприятия пришёлся на конец 90-х гг. прошлого столетия. Десять лет назад здесь добывали до 400 тыс. тонн соли в год. Не только для пищевого производства — её использовали в химической, газовой, нефтяной промышленности, в сельском хозяйстве и ЖКХ для очистки воды и как противогололёдный материал. Но осенью 2010 г. Тыретский солерудник продали с аукциона — и всё изменилось. Персонал сократили с 700 до 300 человек, а объёмы производства... засекретили.
«Самая большая проблема на солеруднике — кадры. Все шахтёры, особенно молодые, уезжают из Тырети в другие регионы — например, в Норильск, Нерюнгри — из-за низких зарплат».
«Нас здесь даже за шахтёров не считают, хотя мы работаем в забое на глубине 500 м, говорят, что мы работники пищевой промышленности, — рассказал один из тех, кто уехал за лучшей долей в Якутию. — Вместо положенных шахтёру 100 тыс. руб. выдают 25–30 тыс. руб.».
Дефицит же работников, по словам сотрудников, здесь покрывают за счёт неквалифицированных кадров из соседних деревень и небольших посёлков, где процветает безработица.
0
20.00
