Визит Владимира Путина в КНР на празднование Дня Победы над Японией оказался очень кстати. Россия по-прежнему сжата в тисках западного эмбарго. Поднебесную в последние месяцы тоже изрядно лихорадит: падают акции крупнейших компаний, продолжается девальвация юаня, видные европейские политики игнорировали юбилейные торжества, а Белый дом, как пишут американские СМИ, вообще готовит пакет «беспрецедентных экономических санкций» против китайских индустриальных гигантов. На этом фоне единодушие лидеров, чьи предки ровно 70 лет назад поставили точку во Второй мировой, приобретает поистине сакральный смысл.
Накануне поездки Владимир Путин дал интервью агентству «Синьхуа», особо отметив: «Россия и Китай придерживаются схожих взглядов на причины, историю, итоги Второй мировой войны. Для наших народов священны и память о ней, и ее уроки. Это трагическое прошлое взывает к нашей общей ответственности за судьбы мира, к осознанию того, к каким страшным последствиям может привести разрушительная идеология собственной исключительности и вседозволенности. Именно эти идеи питали нацизм и милитаризм. И мы обязаны не допустить их возрождения и распространения».
3 сентября на площади Тяньаньмэнь наш Путин, безусловно, стал самым дорогим гостем. Отведенная ему роль в полной мере отображает то уважение, каковым весной на Красной площади почтили главу КНР Си Цзиньпина. Добрые межгосударственные отношения сейчас настолько важны, что оба лидера, понимая их ценность, готовы закрыть глаза на ряд периферийных противоречий, а на публике стремятся выглядеть подчеркнуто дружески.
С 2012-го Китай прочно обосновался на первом месте в списке торговых партнеров РФ. И хотя в текущем году темпы роста российско-китайского товарооборота резко упали, чиновники не паникуют. «Очевидно, что подобная тенденция носит временный характер», — уверен руководитель Минэкономразвития РФ. По словам Алексея Улюкаева, во всем виноваты внешние факторы — общая геополитическая напряженность, снижение мировых цен на энергоносители и волатильность финансового рынка, долговые проблемы Еврозоны и США.
Стратегическая же конъюнктура буквально толкает Москву и Пекин в объятия друг друга. Причем и тут во многом благодаря слоновьим шараханьям «западных партнеров». На исходе ХХ века Збигнев Бжезинский предупреждал, что китайский экономический рывок вызовет паранойю в США. Влиятельный политолог не ошибся. Желание любыми способами защитить глобальное лидерство вынудило Вашингтон к масштабной перегруппировке. Согласно военной доктрине США, принятой в 2012 году, именно КНР признается «вероятным противником», свыше 60 процентов ударной мощи Пентагона отныне будет сконцентрировано вблизи китайских берегов. Добавим сюда потенциал Австралии, Южной Кореи, Японии, Филиппин, Новой Зеландии и Таиланда, обладающих статусом «основного союзника США вне НАТО»… Обложили, по-иному и не скажешь.
В 2013‑м во время обмена «любезностями» между Токио и Пекином из-за спорных островов Сенкаку (Дяоюйдао), американские стратегические бомбардировщики — знаменитые Б-52, разработанные когда-то, чтобы донести ядерный груз до любого уголка СССР, — совершили демонстративный полет по кромке воздушного пространства КНР. А в этом году госсекретарь Джон Керри подтвердил, что в случае конфликта американская армия выступит на стороне Японии.
Конечно, можно строить иллюзии, уповая на чрезвычайную экономическую взаимосвязь США и Китая, которая-де помешает войне. На то, что только китайский ширпотреб может насытить бездонное американское потребление, а печатный станок ФРС, в свою очередь, — оплатить гигантский китайский продукт, созданный миллиардом рабочих, портных, сапожников… Но, позвольте, разве отсутствие альтернативных рынков не подобно удавке? Вряд ли экономика способна навсегда связать цивилизации, разделенные огромной мировоззренческой пропастью. Змея, плывущая на черепахе, рано или поздно ее укусит.
В общем, тревожных сигналов хватает, и Пекин, держа в уме вероятное столкновение с гегемоном, стремится максимально обезопасить северные рубежи, диверсифицировать рынки сбыта и топливные поставки. Решение этих вопросов невозможно без оглядки на Россию. Надо сказать, и Владимир Путин с первых лет правления уделяет особое внимание нормализации дальневосточного периметра. В 2001‑м был подписан договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве с КНР, а спустя четыре года мы разрешили, наконец, территориальный спор, отравлявший советско-китайские отношения с 1969-го.
Что касается энергетической безопасности Поднебесной, то на сей момент ближневосточная нефть, питающая китайскую «машину», подается танкерами через Малаккский пролив. Эта артерия может быть легко перекрыта американцами или их союзниками даже в ходе незначительного военного обострения. Нетрудно догадаться, что строящийся газопровод «Сила Сибири» и проектируемый «Алтай» («Сила Сибири-2»), туркменское «голубое топливо», поступающее через Казахстан, да и весь «Экономический пояс «Шелковый путь», продвигаемый китайцами, являются искомой альтернативой.
Правда, когда в 2013‑м Си Цзиньпин впервые пообещал возродить в современных реалиях древнюю караванную сеть, появилось множество спекуляций, сталкивающих масштабную китайскую программу с планами Кремля по реинтеграции осколков СССР. Было сломано немало копий, отечественные СМИ — патриотические и либеральные — писали, что «обходной вариант» похоронит Транссиб, напрямую выведет Китай к богатствам Каспия и щедрой Европе. Однако в минувшем мае в Москве состоялось подписание исторических документов, сопрягающих проекты Евразийского экономического союза и «Шелкового пути».
Символично, что этому весьма способствовало не столько опережающее становление ЕАЭС, сколько уверенная крымская демонстрация. Вернув исконный полуостров, на который заглядывалось НАТО, Москва убедительно дала понять, что, защищая свои интересы, готова действовать решительно и эффективно. Между тем среднеазиатское подбрюшье для России остается важнейшим буфером и согласно «Ташкентскому пакту» охраняется силами отечественного ПВО и ВВС. То есть Китай, серьезно потратившийся на казахский энергетический сектор и инфраструктуру, только с помощью Москвы может гарантировать неприкосновенность вложений и перспектив в данном регионе. Лишь в связке с ЕАЭС, таким образом, можно сохранить стабильность в Центральной Азии. А стабильность — залог развития и процветания. В «тысячелетней» Поднебесной это очень хорошо понимают.
Последние месяцы добавили новые поводы для оптимизма. Саммиты, состоявшиеся в Уфе, показали единый подход Москвы и Пекина к формированию Нового банка БРИКС, задачам Межбанковского объединения ШОС, расширению практики торговых расчетов в национальных валютах и созданию совместных рейтинговых агентств.
Разумеется, наши отношения не лишены легкой ряби. При обсуждении Крымского референдума и событий на Донбассе в Совете безопасности ООН, представитель КНР ограничивается «воздержанием» или просто уклоняется от голосования. По-прежнему закрыт для российских банков, попавших под западные санкции, кредитный рынок Поднебесной. У нас поговаривают об ужесточении условий аренды для китайских фермеров, нередко уродующих сельхозугодья. Сотрудничество в оборонке сдерживается желанием Китая приобретать перспективные образцы боевой техники вместе с правом на дальнейшее собственное лицензионное производство. Кроме того, не склонный к риску Пекин отказался от участия в строительстве крупного порта близ российской Евпатории, о чем договаривался еще с правительством Януковича.
… В 2001 году тогдашний председатель КНР Цзян Цзэминь, прошедший школу «красного императора» Мао, выступая перед студентами МГУ, огорошил откровенностью: пора, мол, пересмотреть, кто теперь «старший брат», а кто «младший». Окинув взглядом нынешнюю — сложную и величественную — российско-китайскую картину, убеждаешься: буквально на глазах, в режиме онлайн, нашим «тысячелетним» соседям приходится пересматривать конфуцианские догмы. Во всяком случае в большой политике. Когда речь идет о равноправном партнерстве великих сопредельных держав, занимающих половину Евразии, спорные вопросы уместны и неизбежны. Главное, чтобы они не застилали общие горизонты. По счастью, политики XXI века, руководящие нашими государствами, это вполне понимают.