А я бы назвала это смирением. Я не смогла распознать приближающуюся смерть, бездну перед ближайшим человеком – чего теперь хорохориться? Для чего делать вид, что размер гонорара хоть что-то определяет? Надо пытаться больше видеть! Отец через некоторое время после самоубийства сестры умер. Я не была на похоронах. Не потому что почти не была с ним знакома, а потому что… Знаете, в моей жизни есть один необыкновенный человек. Это мой отчим, Майкл. Он просто пожарный… Нет, не просто.
Он по призванию спасатель и спаситель. И когда он в нашем доме появился, я впервые почувствовала, что такое спокойствие, защищенность. Я была ребенком, лет восемь мне было. До него я никогда не чувствовала себя уверенно. С ним в моей жизни появилось абсолютное чувство безопасности. Да, нас иногда выселяли за просрочку квартплаты, да, у нас часто не было денег – все-таки пятеро детей. И бывало даже, что я приходила домой из школы, а какой-то человек опечатывал дверь нашего дома, смотрел на меня с жалостью и спрашивал, не хочу ли что-то из своих вещей взять, ну, может, мишку какого…
И все равно – я всегда знала, что Майкл нас защитит, а поэтому все утрясется. И я не была на похоронах отца, потому что боялась, что обижу отчима этим. А тогда перед премьерой «Древа жизни» было важно не то, что вот я в Канне – хотя я и страшный киноман, и попасть в Канн для меня значило еще и посмотреть все-все, что там показывают! – нет, было важно, что я растерялась, не знала, что делать на этой лестнице Дворца фестивалей, а Брэд и Шон взяли меня за руки. Помогли новенькой освоиться.
Но ведь достижения ваши впечатляют: из трудного детства – на каннскую лестницу и к «Оскару». Есть чем гордиться.
Дж. Ч.: Это не только мои достижения. Мне все время помогали! Я вообще на прошлое смотрю как на бесконечную цепочку чьей-то помощи. Меня не очень любили в школе. Я была рыжей, веснушчатой. Стриглась в знак протеста против школьных мод почти наголо, девочки-куколки звали меня уродиной. Это в младших классах. Но мне было семь, когда бабушка отвела меня на спектакль. Это был «Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов», мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера. И все, я пропала, заразилась театром. В 9 пошла в театральную студию. И нашла своих людей. Театр мне помог стать собой, и сверстники мои там были другие, и учителя. Я теперь всем знакомым детям, у кого проблемы, и брату с сестрой – они недавно школу закончили – говорю: школа – случайная среда, случайное окружение. Найдите свое.
«Не бывает проблем в общении, бывает общение не с теми. И среды проблемной нет, есть только не ваша»
Не бывает проблем в общении, бывает общение не с теми. И среды проблемной нет, есть только не ваша. Потом, после школы, бабушка убедила меня, что нечего думать о заработке, нужно пытаться стать актрисой. Я именно бабушке обязана всеми этими оскаровскими номинациями и ковровыми дорожками! Я же первая в нашем большом клане, кто пошел в колледж! Бабушка убедила меня, что я смогу. И поехала со мной в Нью-Йорк, в знаменитый Джульярд, где конкурс был 100 человек на место.
И опять-таки – не видать мне Джульярда, если бы Робин Уильямс, когда-то сам его закончивший, не учредил стипендию для малообеспеченных студентов. Мне все время помогали. Поэтому я теперь говорю, что у меня есть шестое чувство. Это чувство благодарности. Я, правда, считаю, что это главное чувство, которое должен уметь испытывать человек – до всяких дружб, любовей и привязанностей. Когда Уильямс покончил с собой, я все думала, как же я так и не познакомилась с ним, не поблагодарила лично…
На самом деле я, конечно, не хотела навязываться. Но все-таки нашла способ его поблагодарить. Те самые стипендии для студентов. Я регулярно вношу деньги в фонд. И еще после смерти Уильямса я нашла организацию, которая занимается предотвращением самоубийств. У нее прекрасное название – To Write Love on Her Arms («Написать «любовь» на ее руках». – Прим. ред.). Те, кто там работает, пытаются вернуть людям любовь… Я их поддерживаю. Благодарить можно по-разному.
Но ведь вы не хотите сказать, что достижения для вас не имеют значения!
Дж. Ч.: Да конечно, имеют! Просто я не хочу быть персонажем с красной дорожки. Я всегда хотела, чтобы меня воспринимали как актрису – через героинь, а не через то, с кем я встречаюсь и что я, видите ли, веган. Вот понимаете, в Голливуде высшая точка карьеры актрисы – собирательная «женщина-кошка», героиня какого-нибудь кинокомикса или «девушка Бонда». Я не против девушек Бонда, но я не жду таких предложений. Я не девушка Бонда, я – Бонд! Я сама по себе, я герой своего фильма.
Я после Джульярда подписала договор с компанией, которая производила сериалы, и снималась в эпизодах во всех их шоу. Я не ждала роскошных предложений. Я боялась – это страх из детства, конечно, – что не смогу платить за квартиру. В месяц я зарабатывала шесть тысяч, после всех вычетов оставалось три, квартира в Санта-Монике стоила 1600, но я ее снимала всегда пополам с кем-нибудь, так что получалось 800. И у меня были два конверта – «На квартиру» и «На еду».
С каждого гонорара я откладывала туда деньги, они были неприкосновенны. Еще недавно я ездила на «Приусе», купленном тогда, в 2007-м. Я умею жить и поступать рационально. И оценить то, что я имею теперь, тоже могу. Знаете, я купила квартиру на Манхэттене – цена, конечно, фантастическая, это же Манхэттен, но квартира скромная. И мне хотелось иметь именно что скромную квартиру – человеческого масштаба. Масштаба, соизмеримого со мной. Не 200-метровые хоромы.
Вы говорите как человек, в целом довольный собой. Вы ведь оцениваете себя на «хорошо»?
Дж. Ч.: Да, на этом пути мне кое-что удалось. Я была такой истеричкой, такой занудой! Откуда-то во мне была уверенность, что я могу и должна быть лучше всех. И поэтому должна брать на себя больше всех. Если бы не друзья… Вот тогда в Канне, когда я была там первый раз с «Древом жизни», я страшно волновалась. Ну не знала я, как пройду по этой красной дорожке… Из отеля мы ехали к Дворцу фестивалей в машине, медленно-медленно, там же это ритуал.
Со мной была Джесс Векслер, моя лучшая подруга и однокурсница. Я все причитала, что ужас, ужас, ужас, я наступлю на лестнице на свой подол, рядом с Брэдом я буду выглядеть идиоткой – с моими нелепыми 162 см роста – и что меня сейчас стошнит. Пока она не сказала: «А черт с тобой, валяй! Только дверь открой – хоть прессе будет о чем написать!» Чем и привела меня в чувство. Понимаете, когда сохраняешь отношения с людьми, которые видели тебя в худших состояниях, есть надежда узнать о себе правду. Поэтому я держусь их, своих.
Ходит слух, что вы не заводите романов с коллегами-актерами. Это так?
Дж. Ч.: Слух – а правдивый! Да, принципиально не встречаюсь с актерами. Потому что отношения для меня – полная открытость, окончательная искренность. А с актером… Тут возможна путаница – вдруг он играет и с тобой?
А с вашей стороны такой опасности нет?
Дж. Ч.: А я вообще никогда не играю. Даже в кино. Я надеялась, это заметно.
Бесстрашная рыжая
0
119.00
