Когда ополченцы заняли город, Нацгвардия укрепилась на горе Карачун, совсем рядом с домом Оксаны. Почти сразу отключилось электричество, его не было все три месяца, с мая по конец августа. И начались ежедневные перестрелки.
«Все летало через нас — туда-сюда, туда-сюда. Ночью утихало, может, часа в два. Давали поспать, а к пяти опять начиналось. Когда стреляли, я бегала по дому, пытаясь найти безопасное место. Выбежала во двор, надо мной разорвалась мина, осколок возле лица просвистел. После этого мы тупо сидели в погребе, целый день вообще не вылазили.
У нас на огороде овощи, кукуруза. Брали кукурузную муку, пекли хлеб. Все, что готовили, приходилось сразу съедать, света ж нет, хранить ничего нельзя. Время от времени я ходила в город за продуктами, хотя полки были почти пустые, снабжение прервалось. Ополченцы гоняли по городу со страшной скоростью. В дом врезались — всё, дома нет. На блокпостах цеплялись сильно, проходить не давали. И из-за документов и просто. «Ты как-то не так одета, ты что-то не то говоришь». Магазины горелые стояли, провода от троллейбусов валялись всюду по улицам. Заводы побомбили. На Машмете ни одного завода живого не было. На автовокзале кошмар творился. Никогда этого не прощу, никогда. Я не знаю, как после этого можно ехать в Россию отдыхать или, там, учиться. Не могу туда поехать. Это враги мои. От всего русского меня в дрожь берет».
ДИМА, 16 ЛЕТ
«Я в России никогда не был, но мне рассказывали, что там много плохого. У нас в лицее почти никто туда не уехал. Человека три, но они не такие уж друзья мне были, просто знакомые. Через какое-то время меня могут призвать, и их тоже могут призвать. И вот мы будем стоять друг перед другом с оружием. Да, я готов стрелять и убивать их. А что делать? Я же не хочу, чтобы нас ДНР всех завоевала. Я видел, как это бывает. Слава богу, что их прогнали. Никогда я их не любил, всегда был за Украину».
БОРИС, 17 ЛЕТ
«Возле нашего дома в школьном дворе ополченцы поставили ракетные установки. Им говорили: «Что вы делаете?! Сейчас в ответ прилетит!» — «А мы все равно стрельнем». Тогда повезло, что в ответ не прилетело, обычно прилетало. Правда, поначалу с Карачуна стреляли болванками, эти снаряды не разрывались, видимых повреждений не было. А потом уже началось всерьез.
С ополченцами нормально было общаться. Не было такого, что вот они бегают и по домам стреляют, не буду врать. Но как начинало накаляться, они употребляли спиртное, и было страшно ночью куда-либо выходить. Под действием алкоголя могло произойти что угодно. И не надо думать, что это всё приехавшие с Донецка, было много местных, которые вели себя вполне прилично. А вот то, что были чечены, — они были, сам видел. И им было все равно на город. Они могли войти в квартиру, поставить установку и стрелять.
Сам я серьезно под обстрел не попадал. Только один раз, уже в последние дни, когда ополчение здесь стояло. Мы поехали с мужем сестры закупиться продуктами в поселок, километров 20 от центра. Въехали, и тут начали палить «Грады»: Нацгвардия обстреливала блокпост ополченцев. Когда затихло, поехали забирать сестру. Сестра была беременная, ей рожать со дня на день. Пока забирали, попали под о-очень сильный минометный огонь. Присели на корточки и старались стать как можно меньше, как будто нас вообще нет. Так было минут десять, потом стихло. Только поехали — и опять началось. Забежали в незнакомый дом, хозяйка спрятала нас в подвале. Нас было человек семь там. Один матрас, все спали по очереди. В этом подвале мы просидели три дня. Пять-шесть часов стреляли, потом полчаса затишье. Мысль была одна. Вот сейчас проедет машина с мегафоном, и голос скажет: «Все кончилось, можете выходить». На третий день я тихонько вылез на четвереньках. На улице ни души. Смотрю: едут БТРы Нацгвардии. А сестре рожать прямо вот-вот. И через их позиции мы выехали наконец».
…Странная ситуация в Славянске. Казалось бы, после боев с ополченцами к ним должно быть жесткое отношение. Все должны стоять за единую Украину. Но в реальности ничего подобного. Горожане помешали и продолжают мешать сносу памятника Ленину. И уж тем более не хотят видеть на его месте Шевченко. Ходит такая шутка. «Как проще всего получить по морде? Зайди в троллейбус и крикни: «Слава Украине!» На местном автомайдане мы это видели своими глазами: глава администрации начал было произносить пламенную речь на украинском, но минут через пять не удержался и продолжал клеймить врагов уже на их языке. По-украински не получается.
«Большинство людей здесь за Новороссию, — говорит Борис. — Был случай недавно, когда человек подошел на улице к военным и стал возмущаться: зачем вы здесь да почему?! Говори, что хочешь, лишь бы был без оружия. С оружием — задержат, естественно. Не знаю, правда это или нет, но в магазинах постоянно говорят, что Нацгвардия что-то там разворовала и набедокурила. Каждый накручивает свое, и под конец слух приобретает космические масштабы. Драки даже случаются. Пьяные задирают военных: «Зачем вы сюда пришли, вы нам мешаете!» Сам видел неоднократно. Я ничего не имел бы против, если бы они устроили свой майдан. Вышли, перекрыли улицу и стали кричать свои лозунги: за ДНР, за автономию. Только стрелять не надо, война — это война».
— Боря, так с кем все-таки Украина воюет — с ДНР или с Россией?
— По мне, так все-таки с ДНР. У меня нет предрассудков в отношении России и тем более нету ненависти. Я против только тех, кто с оружием. Моя будущая профессия — помощник машиниста. Не исключено, что я буду работать на поезде Киев — Москва, почему бы и нет?..