— Да. Он смеялся: «Мы что-то в первый раз с тобой в такой ситуации». — «Но ты же сам хотел, чтобы я пошла в продюсирование». — «Да, но я не рассчитывал, что окажусь с тобой за столом переговоров. Это забавно…» Я всегда за творчество и за то, чтобы творческие, профессиональные, крутые люди делали крутое кино, и мне кажется, что папа именно такой человек. Я, как продюсер, могу быть абсолютно уверена в том, что у меня все в порядке на площадке, если режиссер — Мороз. То, как он работает, — это круто, это уровень, это сто процентов. Знаю, потому что сама у папы снималась. Были фильмы «Точка», «Женщины в игре без правил», «Дети Ванюхина», «Апостол», «Пелагия и белый бульдог», «Инквизитор», «Угрюм-река»…
— Папа с раннего моего возраста воспринимал и воспитывал меня как острохарактерную артистку. А я, как послушная дочь, на площадке его всегда слушалась. Во времена Школы-студии я днем училась, а вечерами дома папа устраивал мне лекции по профессии. По многу часов рассказывал свое понимание и разбирал тексты. Это было невероятно интересно. Мы с ним очень комфортно работаем, у нас нет никаких проблем, я его слышу, ему доверяю. Но когда я перешла в «актерский лагерь Богомолова», папе это не очень импонировало. Там совсем другая система актерского существования, она сильно отличается от того, как работает он сам. Хотя отец всегда с уважением это принимал.
— Нет, я никогда не говорила, что он меня совершенно не видел. Я так же, как и все, проходила кастинг, так же, как и Аня Уколова, как Вика Исакова, которые потом сыграли в фильме. Были разные варианты артисток на все эти роли. Поскольку это была история про трех девушек и мы все должны были работать в тандеме. Отец смотрел и складывал разные пасьянсы. На Мойдодырку было много вариантов по артисткам. Вероятно, ему казалось, что я не совсем подхожу… Не знаю… А еще у папы всегда есть такой момент: ну, дочку снимать — это вроде как неловко. Нормальная ситуация для всех киношных семей. Но я в какой-то момент по каким-то обрывкам его разговоров поняла, что те актрисы, которые ему интересны на эту роль, не готовы бриться налысо. А это был принципиальный момент, база роли! И я быстро приняла решение: побрилась и приехала. Тогда папа понял, что я действительно очень хочу это играть, и утвердил меня на роль… Даже не знаю, почему для артисток настолько сложно расставаться с волосами...
— Вам было легко?
— Абсолютно! Знаете, я человек, готовый на эксперименты с внешностью, потому что для меня актерство — это игра, перевоплощение. Если какая-то крутая роль, то почему бы и не произвести со своей внешностью какие-то изменения. Голливудские звезды в этом смысле гораздо смелее.
— Ваши родители — Юрий Мороз и Марина Левтова — люди уникальные. Талантливые режиссер и актриса. Кажется, у вас не было иных вариантов, кроме как пойти по их стопам. Творческая атмосфера, интересное окружение, образ жизни обычно захватывают, и ребенок не представляет другой жизни.
— Да! У меня было киношное развеселое детство. Родители никогда не ограждали ни от компаний собственных друзей, которые часто собирались в доме, ни от фестивалей, ни от съемочных площадок. Школу я часто пропускала, и это было как-то нормально, мама всегда освобождала меня от школы и брала с собой, когда отправлялась в очередную экспедицию. Я росла таким «сыном полка», и это было классно, весело, интересно. В то же время мама была достаточно строга в смысле воспитания, она всегда контролировала, чтобы я не впадала ни в какую экзальтацию, не кичилась тем, что я актерский ребенок, и так далее. На самом деле классное у меня было детство. Со мной всегда достаточно по-взрослому общались, и это, наверное, правильно. И я так же общаюсь со своей дочерью… Что касается профессии, конечно, я с детства слышала все эти разговоры, и мои родители, как ученики Герасимова, всегда были за самую высокую планку в искусстве, «по гамбургскому счету». И это, конечно, я впитала. Когда решила стать артисткой, они не очень были рады, рассказывали про сложности профессии, про сломанные судьбы. Это все артисты-родители говорят своим детям.
— Я уверена, ваша дочка тоже хотела бы сниматься в кино. Но вы, я так понимаю, ее не пускаете?
— Недавно она проходила пробы, но сама отказалась сниматься. Это короткий метр, достаточно серьезный, страшный, и Аня сказала: «Нет. Я не хочу сниматься в такой мрачной истории. Если бы было что-то веселое, я готова». Думаю, она все равно двинется куда-то в нашу с Костей сторону, потому что она очень артистичный, креативный, творческий персонаж, и, скорее всего, этой судьбы мы тоже не избежим.
— Но Аня серьезно занималась теннисом, и, насколько я знаю, вы даже рассматривали вариант уехать в Европу, чтобы она там имела возможность развиваться как профессиональная спортсменка. Сейчас эта история закрыта?
— Да. Аня просто занимается теннисом, но у нее совершенно нет спортивной злости, которая есть даже у меня. У дочери другой характер, она самодостаточный человек, созерцатель, и профессиональный спорт — это, как оказалось, не ее. А я не та мамаша, которая готова бить ребенка палкой, чтобы он давал результат. Но она классно играет в теннис и продолжает заниматься, просто меньшее количество часов в неделю. Сейчас ее интересуют другие вещи: танцы, вокал, живопись. Ну и пусть делает то, что ей приносит радость и удовольствие.
— Как вы с Аней любите проводить свободное время?
— Мы ходим в кино, в гости, просто тупим вместе около телевизора, смотрим какой-нибудь фильм, играем с нашим котом или едем к папе за город, чтобы она потусовалась с Варей, моей младшей сестрой. В общем, мы весело проводим время. Если я еду куда-нибудь на гастроли, например в Питер, я ее часто с собой беру, чтобы она немножко развеялась. Осенью Аня со мной летала в Китай и в Англию, в Лондон, было очень круто. Она мечтала год или два об этих странах, и случайным образом все совпало. Но больше всего мы с ней любим съездить вдвоем в Германию или в Латвию.
— В одном из изданий я читала ваш личный путеводитель по Берлину, очень увлекательно. Мне кажется, этот город на вас сильно влияет, даже эстетически… Насколько я понимаю, немецкий театр вам близок? Немцы очень смелые в смысле телесности. В русском театре все по-другому.
— Что касается немецкого театра, да, конечно, я на него очень ориентирована. Это во многом связано с Костей, потому что он привил мне любовь к немецкому театру, к польскому театру. Там определенный способ существования артистов, определенная энергия, она немножко совпадает с энергией японского театра кабуки… А какие потрясающие мелодика и энергия заложены в немецком языке, который я учила, и надеюсь, что когда-нибудь смогу на нем свободно разговаривать. Аня на нем разговаривает абсолютно свободно, как на втором родном. Мне это все очень нравится, и, наверное, в какой-то другой жизни я могла бы быть артисткой немецкого театра, допустим «Берлинер ансамбля»… Что касается самого Берлина, я его обожаю, для меня это совершенно необыкновенный город по степени свободы, расслабленности, концентрации искусства и творчества на квадратный метр.
Я первый раз была в Берлине, когда вышла картина «Живи и помни». Мы достаточно много ездили по фестивалям с Александром Анатольевичем Прошкиным. И они с Михаилом Калатозишвили, покойным (он тогда привез на фестиваль свой последний фильм «Дикое поле»), показывали мне город. Мы жили в совершенно потрясающей гостинице, откуда ходили гулять втроем — Александр Анатольевич в длинном аскетичном сером пальто и кепке советского стиля, а Миша в какой-то очень «расслабленной» куртке. Помню, тогда Берлин мне показался, с одной стороны, очень холодным, а с другой — очень родным, потому что два потрясающих человека открывали мне его. А потом, когда через несколько лет мы уже с Костей оказались в Берлине, город был теплым, зеленым, наполненным воздухом и дождем, какой-то жизнью невероятной. И тут я безвозвратно влюбилась в Берлин и с тех пор нежно его люблю, часто там бываю, и это для меня такое место силы.
— А еще Латвия?
— Да. Аньке тогда было года три, Костя в совершенно замечательном театре в Лиепае ставил спектакль, и мы часть лета просидели там все втроем. Это город на море. Такая смесь Европы с Советским Союзом, и это рождает теплое ощущение. Правда, сначала мне было скучно, я бесконечно гуляла с ребенком, кстати, там для этого все условия, а потом, где-то через месяц, я поняла, что мне хорошо в этой Лиепае: такое там классное море, этот белый песок, этот парк приморский… Теперь я достаточно часто туда езжу и уже какое-то количество друзей там завела. Недалеко Юрмала. Там много своих, и летом всегда есть к кому поехать, у кого побыть. Анька каждое лето по месяцу сидит в Латвии. Если у нас с Костей какой-нибудь острый съемочный период, то отправляем ее с няней, а сами по очереди приезжаем к ним в выходные.
— Скажите, а Москва — это энергетически ваш город? Что вы в ней любите?
— В Москве я люблю муравейник, этот бешеный ритм, к которому привыкла. Наверное, мне было бы сложно жить где-то еще, потому что я сама человек очень моторный, бесконечно движущийся вперед и не желающий останавливаться. В этом смысле мы с Москвой друг другу соответствуем. Хотя, конечно, все проблемы большого города, в котором скапливается дикое количество лишней энергии, я ощущаю, но как-то с этим живу, привыкла и нахожу способы расслабляться, отстраняться от этой суеты — запираюсь дома, переключаюсь… Могу просто сидеть в телефоне и убивать дракончиков, или собирать пазлы, или читать что-нибудь в тишине вечером. Зажигаю свечи, благовония. У меня бесконечно свечи горят дома, они как-то меня умиротворяют. В общем, мой дом — моя крепость.
— На карантине многие оказались заточенными в этой своей крепости… Скажите, что вы сделаете в первую очередь, когда режим самоизоляции будет снят?
— Я сразу полечу в Берлин!
— Я почему-то так и думала.
— Понимаете, сейчас у меня такой странный карантин, потому что я-то работаю. С одной стороны, вроде бы все остановилось. Многими проектами можно заниматься только удаленно, в онлайн-режиме, мы комментируем сценарии и так далее. Какие-то съемки, которые должны были начаться, притормозились или отложились. Театр не скоро откроется. Но я все равно при деле — ежедневно тренируюсь, у меня репетиции. Я в бешеном ритме подготовки номеров на каждую неделю для «Танцев...», и это все нервно, стрессово. Я этому рада, потому что мне очень сложно ничего не делать, это для меня просто катастрофа, я начинаю сходить с ума. Если бы не было танцев, я бы, наверное, уехала в деревню Глушь под Псковом и сидела бы там, все равно у ребенка онлайн-обучение. Там старый дом маминых родителей на берегу озера, и мы с папой и Анькой любим туда приезжать. Когда проект закончится или мы из него вылетим, я, наверное, сразу посажу Анну, собаку и кота в машину и повезу в деревню, буду наслаждаться тишиной и природой.
— Надеюсь, что вы все-таки останетесь до конца в «Танцах...».
— Я тоже надеюсь. Я получаю большое удовольствие от этого шоу. Убеждена: чем больше у артиста профессиональных навыков, тем круче. Голливудские звезды, которые и поют, и танцуют, и в мюзикле органичны, и в драме, меня восхищают. У нас Любовь Орлова была универсальной артисткой, одной из немногих за всю историю нашего кинематографа, и то, что она делала, было грандиозно. Поэтому, как бы ни закончился проект, для меня это прежде всего получение очень важного, очень серьезного профессионального навыка, который мне, конечно, пригодится. В «Ленинград Центре», например, я играю спектакль, который называется «Портфолио», и я там и танцую, и пою, и читаю монологи Мейерхольда. Думаю, после проекта «Танцы со звездами» я буду гораздо лучше там существовать. Получить профессиональное умение танцевать — для меня очень важно.
0
25.00
