ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Май 14, 2015

Уличный боец

Фашизм в 1930-е годы был весьма популярен в Британии – неудивительно, что лидеров Британского союза фашистов, включая баронета Мосли и Джеффри Хэмма, интернировали сразу после начала военных действий в 1940 году. Ближе к концу Второй мировой оба они, как и большинство их соратников, были выпущены на волю, а после отмены ограничений военного времени принялись за старое. Называться фашистской партией было все же уже не очень удобно, и на ее месте возникли организации с невинными названиями вроде «Британская лига бывших военнослужащих» или «Юнионистское движение». Британские власти, озабоченные сохранением традиционных свобод, особо не препятствовали сборищам молодчиков в черных рубашках и повязках со свастиками. Препятствовали сами британцы – особенно вернувшиеся с фронта ветераны-евреи, ошеломленные зрелищем марширующих по улицам их родного города, и особенно пролетарского (а в то время еще и еврейского) Ист-Энда, борцов за чистоту расы. В 1946 году в еврейском клубе «Маккаби Хаус» в Хакни четверо ветеранов, бывший моряк Моррис Бекман, десантник и боксер-чемпион в полусреднем весе Джерри Флэмберг, уэльский гвардеец Леонард Шерман и пилот-истребитель Алек Карсон, организовали «Группу 43» – боевую организацию лондонского еврейства, всеми способами противодействовавшую распространению нацистской заразы. Способы были не всегда парламентскими и включали в себя применение ножей, бритв и ломов для разгона сборищ чернорубашечников. Фашисты, понятно, сопротивлялись – и стороны часто отходили на исходные позиции с потерями. Костяк «Группы 43» составляли ветераны Второй мировой. Но самому молодому члену, родившемуся в 1932 году, не удалось побывать на фронте – несмотря на это и на его более чем мирную профессию, соратники относились к нему с уважением. Звали его Видал Сассун, и работал он парик­махером-подмастерьем...

Маленький помощник мамы

Видал Сассун родился в лондонском районе Хаммерсмит в 1928 году в семье еврейских иммигрантов-сефардов. Отец, Иаков (Джек), был родом из Фессалоник в Греции, мать, Беллин (Бетти), из Испании. Родители были умеренно религиозны, тем более что Джек, говоривший на семи языках (и, как вспоминал потом Видал, занимавшийся сексом на каждом из них), никак не соответствовал стереотипному образу еврейского папаши. Бабник, выпивоха и авантюрист, он то торговал коврами, то бросался в какие-то более подозрительные бизнес-предприятия и наконец вовсе пропал с семейного горизонта, когда Видалу было всего три. Бетти осталась в разгар Депрессии одна с двумя детьми на руках (был еще младший брат Айвор, о котором она уже в 1960-е говорила: «Вы хвалите моего Видала, потому что не знаете Айвора – вот кто настоящий умник!») и без средств к существованию. Сперва сыновей удалось поселить к сестре Бетти, Кэйти, вдове с тремя детьми, жившей в самом сердце Ист-Энда, на Петтикоут-Лейн. Но Кэйти сама едва сводила концы с концами – кроватей у детей не было («Годовалый Айвор был везунчиком – у него была люлька!» – писал полвека спустя в своих мемуарах Видал), еды часто тоже не хватало. Скрепя сердце Бетти обратилась за помощью в еврейскую общину, и на долгие семь лет Видал и Айвор отправились в сиротский приют при синагоге в Мэйда-Вейл. «Я рыдал и цеплялся за мамину юбку, – вспоминал на склоне лет Сассун. – Мама тоже рыдала, а Айвор еще ничего толком не понимал». По строгим правилам приюта Бетти могла видеться с детьми не чаще раза в месяц, но ни Айвор, ни Видал не забыли мать, более того, оба любили ее до самого конца. В отличие от отца, которого Видал в последний раз видел в 1938-м. Он сбежал из приюта и отправился к тетке по отцовской линии. Та вызвала блудного папашу, который недолго думая просто отвел отпрыска обратно в приют и навсегда исчез из его жизни.

В 1940-м Бетти познакомила сыновей с мистером Натаном Голдбергом, своим новым мужем, и наконец смогла забрать их обратно. Новая семья, впрочем, продолжала едва сводить концы с концами, но по крайней мере Натан Г., как называли его мальчики, оказался сносным отчимом. Все же в 14 лет Видалу пришлось бросить школу и пойти работать посыльным. У мамы, однако, были планы на его будущность – и в один прекрасный день она объявила своему драчуну, футболисту и задире, что ему предстоит карьера парикмахера. Видал был разочарован и потрясен – он вовсе не собирался становиться каким-то там цирюльником. Но спорить не стал, покорно надел свой единственный костюм и поплелся вместе с мамой в Уайтчепел к «профессору» Адольфу Коэну. Коэн, конечно, не был никаким профессором, но вид имел солидный и благообразный. Побеседовав с юным соискателем и задав ему несколько вопросов (очевидно, не обратив внимания на явное нежелание подростка идти в дамские мастера), Коэн объявил, что готов взять мальчишку в ученики за стандартное вознаграждение в сто гиней (больше 4000 фунтов на нынешние деньги). С таким же успехом «профессор» мог попросить птичьего молока или шапку-невидимку. Обескураженные посетители извинились за беспокойство и направились к выходу. Но тут Сассун удивил старика: прощаясь, он придержал дверь для матери. «Забудьте про деньги, – сказал Коэн. – Такого воспитанного мальчика в наших местах увидишь не каждый день. Пусть остается».

В смешанных чувствах

И Сассун остался. Начав уборщиком и помывщиком волос за 5 шиллингов в неделю, он упорно учился всему, что мог преподать ему старый мастер, – способы стрижки, укладки, сушки; кроме того, он посещал по совету Коэна вечернюю школу. Вскоре Видалу доверили и стрижку – для начала, правда, он тренировался на бездомных в ближайшей ночлежке. Спустя два года Видал почувствовал, что время ученичества закончилось и, поблагодарив наставника, отправился искать место в Вест-Энд. Он превратился в представительного молодого человека, но так и не сумел избавиться от ист-эндского пролетарского выговора кокни. В результате большинство владельцев модных салонов в лучшем случае отказывали ему, в худшем смотрели на него, словно на ученую мартышку, вздумавшую заняться человеческим промыслом. В конце концов ему удалось найти работу в специфическом заведении на Шафтсбери-авеню, обслуживавшем в основном дам легкого поведения (впрочем, высокого класса). Оттуда он перешел в заведение почище, в Бэйуотере, потом в другое, в Найтсбридже. И везде учился ремеслу, параллельно изучая историю искусства ХХ века, не на шутку его захватившую, и не забывая о своих друзьях по «Группе 43».

Во время одной из встреч в еврейском центре было объявлено – вполголоса, поскольку отношения Великобритании с молодым еврейским государством оставляли желать лучшего, – о наборе добровольцев в «Хагану», будущую Армию обороны Израиля, для грядущей войны с арабами. Девятнадцатилетний Видал немедленно откликнулся и, получив расчет, с маленькой группой тайно, через Францию, переправился в Израиль. Вскоре он уже лежал в каске и камуфляже под артиллерийским огнем в пустыне Негев. Так он попал на настоящую войну, первую арабо-израильскую, известную в арабском мире как Катастрофа, а в еврейском как Война за независимость. Сассун провел в Израиле, на фронте и в тылу, целый год, который до конца жизни считал лучшим в своей жизни. Он участвовал в торжествах по поводу победы, но, к худу или к добру, так и не смог почувствовать себя израильтянином. Он был евреем, но он был и англичанином. И он вернулся от крови и песка к ножницам и расческе – домой, в Лондон.

Здесь его ждала удача – он устроился работать в лучший парикмахерский салон страны, к Рэймонду Бессону в Мейфэре. Спустя несколько месяцев Бессон предложил Видалу возглавить филиал его парикмахерской в Кардиффе. К 1954 году Сассун уже был готов открыть собственное дело. Ему было 26, у него был план, брат Айвор в качестве бухгалтера, пара желающих вложить в начинание деньги, помещение на Бонд-стрит, 108, и решимость работать до полного успеха.

Тихий и собранный

План Сассуна был поистине революционен – он желал ни много ни мало поставить вверх тормашками всю свою отрасль. «В большинстве салонов, – пояснял он инвесторам, – клиентка говорит парикмахеру, чего ей хочется, и он делает это – даже если результат выходит отвратительным. В моем салоне они будут получать ту стрижку, которую я считаю для них оптимальной. Если кому это не нравится, то пусть идут к другим мастерам. И никаких «да, мадам», «нет, мадам», шарканья ножками и раскланивания. Мы не будем размениваться на комплименты, которые ничего не стоят и ничего не значат. Только обычная, принятая в обществе вежливость. Лучше мы будем концентрироваться на работе. И никаких плюшевых подушечек и церковного благолепия! Кул-джаз и лучшая классическая музыка, Малер и Сибелиус. У нас будет салон, а не морг».
Первой клиенткой, как гласит легенда, была приятельница Сассуна, жившая по соседству певица и актриса Джорджия Браун. Уже очень скоро салон Видала был заполнен кинозвездами, телеведущими и поп-певицами – его метод явно сработал. К 1959 году салон переехал на Нью-Бонд-стрит и стал еще моднее, чем был. К тому же Видал предлагал поистине революционный подход и к самому процессу: вместо сложных, требовавших постоянной укладки причесок, бывших тогда в моде, он предлагал простые геометрические формы, на которые вдохновился, изучая творчество немецких дизайнеров 1920-х годов, знаменитым Баухаузом. Вершиной же его экспериментов стала прическа, созданная в 1963 году по заказу изобретательницы мини-юбки Мэри Куант. Для своего очередного показа она хотела, чтобы у моделей было что-то особенное на голове. «Только не мешай», – ответил Сассун. Вышедшие на показ модели произвели фурор, новая стрижка боб, или, как она известна в наших краях, каре, стала признаком принадлежности к новому миру, миру «веселящегося Лондона» 1960-х.

Помощники у Видала были тоже под стать революционеру – Леонард Льюис, еще один еврейский паренек из Ист-Энда, спустя какое-то время рассорится с боссом и станет не менее знаменитым, чем сам Сассун, Леонардом из Мейфэра. Другой же, бездельник, бабник и денди Найджел Дэвис, был в конце концов с позором выгнан самим Сассуном (он застал сотрудника за занятием сексом с клиенткой прямо в лифте) – спустя несколько лет элегантный распутник, сменив имя на Джастин де Вильнев, станет первооткрывателем и менеджером одной из главных икон моды 1960-х, легендарной Твигги.

Цитадель

В 1965 году Сассун открывает свой первый салон в Нью-Йорке, на Мэдисон-авеню. Он по-прежнему сам обслуживает клиенток (и клиентов – среди них были его старые друзья Майкл Кейн и Теренс Стэмп). Только в 1971 году он решает переключиться на предпринимательство. «Четверти века за парик­­махерским креслом для меня достаточно», – объясняет он корреспондентам. В 1973-м на рынок выходят первые продукты для ухода за волосами под его именем. Остальное уже история – и, увы, более интересная для бизнес-издания, чем для нашего журнала: слияния, поглощения, продажи и размещения на бирже. Было, конечно, и личное. Четыре жены, дети, орден Британской империи. Международный центр изучения антисемитизма. Пожертвования на школы и помощь жертвам стихийных бедствий. Тихая смерть любимой мамы в 1997-м (она не дожила до столетия трех лет), трагическая гибель дочери Кати, актрисы и модели, в 2002-м. Сам Видал ушел из этого мира 9 мая 2012 года в своем лос-анджелесском доме в возрасте 84 лет. Незадолго до смерти он принял участие в программе «Необитаемый остров» на радио Би-би-си, где рассказал, что бы взял с собой в робинзонаду. Из музыки он выбрал 8-ю симфонию Малера. Из книг – «Братьев Карамазовых». А из предметов роскоши – набор собственных шампуней. Что, пожалуй, лаконично суммирует все, чем он занимался – и был – всю свою долгую жизнь.