Я поехала в командировку в Ростовскую область, чтобы увидеть жизнь беженцев с Донбасса. Это были неожиданные и сильные впечатления, и люди, каждый со своей историей, где боль и есть правда.
Дикий шиповник - не человек.
Хотя уже прошло время, о пережитом в Мариуполе, в подвале, рассказывает с выражением лица человека, держащего в руках... автомат.
- Позвонили друзья и сказали: к вам летит, будут бои - уезжайте. Но мы помнили 2014-й, бои нас тогда не задели. В общем, из всего подъезда уехала одна семья. Она была из Донецка.
И - месяц подвальной жизни под обстрелами. Костры. Лепешки на воде из муки, которую кто-то успел вытащить из квартир.
По квартирам кочевали украинские военные, превращая их в огневые точки. У соседей высадили дверь. А ее входная выдержала. Но от разрывов и стрельбы на ее глазах лопнули межкомнатные.
Кончилась обычная вода. Пили техническую. Детей рвало с кровью.
Потом кончилась техническая.
Искали выход из города, украинские военные возвращали: впереди бои.
- И лишь когда мы с соседом - под пулями - вышли посмотреть, что с нашими квартирами, и увидели, что они горят, поняла: надо уходить, несмотря ни на что.
Какими-то путями добрались до магазина "МЕТРО", а там стоял российский блокпост.
Она торговала материалом для наращивания ногтей. Весь его хранила дома.
…Теперь мы с ней даже не взглянули на ногти друг друга. Теперь у нее нет дома, дела, из вещей вывезла лишь небольшой рюкзак, собранный еще до обстрелов.
В Ростове, благодаря знакомым и родственникам, нашла квартиру, оформила документы на пособие беженцам.
А потом мариупольская подруга позвонила из Краснодара: иди в Красный Крест, там тебя оденут. У нас тут в Краснодаре волонтеры на каждом шагу, ищи таких в Ростове.
И она пришла в ближайший Красный Крест на углу Пушкинской и Соколова. В районное отделение. Вчера ей сказали: приходите завтра. Сегодня снова дверь не открывают.
Но напротив Красного Креста оказалась открытой комната с невероятной красоты лепным потолком (бывшая общественная приемная Врангеля) - заглянула туда.
По счастью, это оказался штаб благотворительного детского фонда имени Великой княгини Елизаветы Федоровны, в подвале которого бесплатный магазин с детской одеждой.
Ростов сносит сюда еще хорошую одежду, из которой выросли дети, при мне с улицы пришли двое: а коляску вам можно отдать? А новые туфли?
Ростов сносит сюда еще хорошую одежду, из которой выросли дети, при мне с улицы пришли двое: а коляску вам можно отдать? А новые туфли?
В обычное время в бесплатный магазин приходят малоимущие родители, теперь главные люди - беженцы. Вику с 15-летним сыном и пятилетней дочерью глава фонда Нина Сергеевна Шевченко тут же ведет выбирать одежду: "И куртку сыну подберем, и платье дочери".
А я спускаюсь за ними и говорю что-то выбирающей в магазине Вике то, что почему-то не советуют говорить психологи, но советуют говорить волонтеры: "Вы знаете, у вас все будет хорошо".
И у нее на моих глазах меняется лицо. Из рук выпадает невидимый автомат. Я больше ей не враг. Я не часть мира, разорившего ее мир. Я выговорила какую-то логику утешения. Не с неба сняла - из здравого смысла.
Ну мы же все понимаем, что в отстроенном Мариуполе у нее будет жилье. И дело будет. Вот уже и в новостях мелькает: в Мариуполе планируют построить 12 пятиэтажек за три месяца.
Я рада, что я ей это сказала. Потому что она улыбнулась. И стала гладить по голове пятилетнюю дочь: "Она там, в подвале, была для всех утешением. Сидела, рисовала, но когда что-то говорила, все смеялись. Дети же смешные вещи обычно говорят. Но как же она повзрослела! У нее большая драма - погибли игрушки. Мы идем по Ростову, и она чуть ли не у каждой витрины говорит: "У меня тоже такая была. Но она сгорела".
Лучший подарок для беженца - работа
На базе отдыха, заселенной беженцами с Донбасса, меня должен ждать свой Вергилий, родственник хозяйки базы, но он опаздывает. Но круглые скамейки посреди двора облеплены молодыми и старыми женщинами в махровых халатах, с незакрашенной сединой. Сразу направляюсь к ним, чтобы расстаться с прицепившимся ко мне на входе казаком. Скопление женщин хорошее противоядие от казаков - это мы еще по "Поднятой целине" знаем.
На базе А. на левом берегу Дона побывало столько ВИПов - от губернатора до депутатов, как, наверное, нигде больше…
Это не ПВР, а место более постоянного проживания эвакуировавшихся с Донбасса в первые дни спецоперации. Они от ужасающих последних обстрелов не натерпелись. Но натерпелись за последние 8 лет. И хорошо знают, что если говорят "надо уезжать", то надо уезжать.
Про мужей и сыновей говорят, что они остались, у них работа, которую не бросишь. Ну и правильно, решила я, и не стала уточнять про работу.
Ростов им очень нравится. Для молодой мамы Оли из Ясиноватой этот город - глоток большой цивилизации, Ясиноватая тоже место чистое, культурное, с парками, но чтобы и цирк, и театры, и экскурсии по городу…
Дети переживают свои детские шоки. Трехлетний сын Оли, увидев самолет, долго бежал за ним вослед. Это для него чудо: над ним самолеты при его жизни не летали.
В больших номерах, устроенных по типу неплохих египетских отелей, стоят две обычные и одна двухэтажная (для детей) кровати и живет, как правило, целая семья. Везде чистота, чайники, печенье для чая. Кормят в столовой три раза и можно просить добавку.
Хозяйка базы отдыха получает из местного бюджета по 1000 рублей за номер каждый день. Наверное, в праздники она бы сдавала эти номера подороже, но в обычные дни у нее точно нет столь плотной ежедневной заполненности, так что она явно не в бизнес-проигрыше.
Знакомлюсь дальше с женщинами. Похожая на завуча Тамара Петровна оказывается… токарем высокого разряда. Увидев мои округлившиеся глаза, добавляет, что до этого у них с мужем был бизнес, ну а на завод вернулась перед пенсией, важно было ее заработать, да и регулярная работа на Донбассе сейчас, как я поняла, по престижности наравне с бизнесом.
- Я хочу поблагодарить человека, который мне помог, - говорит молодая женщина. - Он из окружения губернатора, я его попросила об операции для моего маленького сына. Нам бы ее и так, наверное, сделали в Ростове, но пришлось бы дольше ждать, а тут ее сделали в считанные дни. Прислали машину, сопровождение. Я всем очень благодарна. Запишите, сына зовут Соломон.
И в подтверждение своих слов выносит из номера на руках веселого Соломона без пинеток.
Проходит очередная делегация в дорогих костюмах, на аккуратно выгруженных в комнату для подарков ящиках можно прочитать: "...помощь от Союза армян России".
Чего ждут эти женщины в махровых халатах на базе А.?
Парада Победы.
Причем в такие короткие сроки, что я явно не успею вернуться из командировки. Но, впрочем, эти сроки я не оспариваю.
Чего им не хватает больше всего, кроме дома? Работы. Работу здесь воспринимают, как подарок. Может быть, больший, чем билеты в цирк и театр. Работа простая, например, весной в теплицах рассаду высадить, летом что-то на грядках сделать. Уезжают на целый день и возвращаются счастливые. Но это все коротко - дня на три. А у них у всех спасительное пристрастие к труду, его лечебной и опорной силе.
Подоспевший ко мне навстречу Вергилий ( донецкий, стоявший у истоков ДНР, хорошо знавший Захарченко, но уже 8 лет живущий в Ростове) рассказывает, что у него под Ростовом при доме хозяйство и стадо коров. "Потому что без труда на земле как-то ненадежно жить". Пока мы шли с ним в кафе перекусить,, ему позвонили и попросили продать телку. "12 тысяч предлагают, - сообщил он жене. - Продаем?"
Донецк-2. Беженцы на один день
Возле стелы "Донецк" на въезде в город меня встречает на машине Антон. "К беженцам?" - переспрашивает. - А у нас нет ни одного". "Шутите? Я проехала из Ростова 150 км, а у вас ни одного беженца?! Что ж вы мне вчера этого по телефону не сказали?"
- Ладно, - примиряюще говорит Антон, - зато мы вам покажем наш город, проведем экскурсию.
Что говорит в ответ мой взгляд - не скажу. А взгляд Антона говорит по-прежнему: вот увидите, все не напрасно.
Это другой Донецк. Не тот, который знает весь мир и все мы и из которого приходят трагичные новости. Это Донецк ростовский. Просто в Ростовскую область заходит Донецкий угольный бассейн и одинаковые с Донбассом названия городов.
Плохую шутку в начале спецоперации это сыграло с одной телегруппой из большой южной страны: Приехали, сняли сюжет и только потом поняли, что это совсем не тот Донецк, в который они хотели попасть.
Донецк ростовский стяжал свои 15 минут мировой славы, когда в нем шел суд над Надеждой Савченко.
- Пока там в Москве нервные элиты переживали по поводу ее голодовки, вы бы знали, как ее тут кормили! - говорит Антон. - Взяли в плен худой, а отдали настоящую русскую ( ну или украинскую, тут не важно) бабень.
Смеюсь и говорю, что, в общем, донецкая кормежка пошла впрок. Никто не слышал от Савченко после обмена злую или наглую тираду в адрес России.
Наплыв телевизионщиков повторился в первые дни спецоперации, когда сюда хлынул поток беженцев. Антон на всякий случай подтверждает, что автомобиль, подаренный одним бизнесменом семье беженцев, о котором писали в газетах, - правда.
Теперь никто не бежит, но…
Подъезжаем к чистенькому зданию, похожему на военкомат или вчерашний райотдел полиции, и на заднем дворе обнаруживаем немалую толпу переживающих и коротко переругивающихся из-за места в очереди женщин.
Почти все из Луганской области. Сегодня утром пересекли границу, до вечера, как беженцы, хотят получить пособие в 10 тысяч рублей. И ростовский Донецк расстарался: за день пособие будет у всех на руках. Иногда тут в пятницу ради этого госслужащие даже работают до 19.00, ну это как в Москве работать до 24.00.
А беженцы, за день получив пособие, уже к вечеру… пересекают границу обратно. Это беженцы на один день.
По сути, получается материальная помощь луганским гражданам под видом беженцев, о которой, видимо, знают и которую санкционируют местные, а скорее всего, и выше - власти. Я провела в этой очереди минут 30 и убедилась, что она состоит из матерей, жен, сестер и даже невест воюющих мужчин.
Они, как и положено простым людям, возмущались и немножко оправдывались. Оправдывались, я думаю, потому что понимали, что не все ладно с их беженским статусом. "Вот у меня сын воюет в ополчении, - говорила Лариса. - Дома осталась невестка и двое их маленьких детей. Она не работает. Я работаю в "Магните", зарплата 15 тысяч, нам трудно. Вот и приехала за пособием".
- А я сейчас расскажу вам правду про мобилизацию, - как в воду прыгает Инна ( у нее воюет в ополчении брат, и за пособием вместе с ней приехала его невеста Настя). - В общем, их забирают иногда даже из очереди в "Магните". Пошел за хлебушком и не вернулся. Ничему не обучены, автомат держит, как мужчина ребенка в роддоме. Ночами звонят домой и плачут. Да, на первую линию их не ставят, там контрактники, а они на второй, но когда они стоят в лесу, там же нет первой и второй линии.
Надя рассказывает, что на фронте бывает плохо с едой и кормят бойцов все те же украинские бабушки картошкой. "А мы получаем пособие и посылаем им посылки, посылки доходят". Но если доходят посылки, то, наверное, можно довести и еду, про себя думаю я.
Коллега Тагир Раджавов рассказывал мне, какие он видел в Донецке очереди из желающих записаться в ополчение. Но, говорит, встречал и метущихся. Можно предположить, что есть и желающие пересидеть мобилизацию дома и неудачно выскочившие за хлебушком - все-таки в республиках действует не только добровольный режим отправки на фронт.
Но тут меня из очереди потихоньку извлекает Антон.
- Слышите? - спрашивает.
Какой-то странный звук ворочается вдалеке.
- Это далеко, километров за 30. Если бы было километров за 10, стекла бы дрожали. Если бы за 5, деревья бы метались, как в бурю.
Потом, в маршрутке, услышу от жительницы соседнего Каменска, что в ее доме не раз дрожали стекла.
А Антон уводит меня от "беженцев на день": "Давайте познакомлю с настоящими беженцами, которые приехали к нам в первые дни эвакуации, и часть из них все-таки осталась".
И везет в сторону КПП Изварино, обстрелянного в 2014-м. Объясняя по ходу географию и судьбу своего Донецка. Вокруг него с трех сторон была Украина, единственная дорога на выезд звалась "дорогой жизни". Вот там за терриконом старика в 2014-м снарядом убило. А вот на этом поле в том же 2014-м шел знаменитый танковый бой "Айдара" с луганским ополчением. И на "дороге жизни" собрались полсотни местных зевак, взяли бинокли… Разве что поп-корна не было.
У Изварино нас встречает Вероника. Муж у нее работает в России, мать осталась в Краснодоне, а она с детьми оказалась беженкой. Приняли ее в Донецке прекрасно, пустили в дом, где для детей была даже комната для игрушек. Две с ней там живших семьи вернулись, а она осталась. Обсуждаем с ней проблемы, о которых мне только что рассказали женщины в очереди за пособием. "Ой, лукавят… Автомат их братья не знают, как держать? Так у нас беспрерывно курсы за курсами шли, что ж они не учились, знали ведь, где живут? Денег нет на внуков? А детское пособие? Оно у нас в последнее время в четыре раза выросло, представляете, какой это подвиг для маленькой ЛНР? 15 тысяч зарплата? Значит, работает через день. Если бы чаще, зарплата была бы 30 тысяч".
Говорит, что ее работающий в России муж, наоборот, рвется на фронт, она его пока удерживает разговорами о том, как ей будет трудно, но он все равно, наверное, туда уйдет.
Рассказывает о маленьком сыне Феде, прославившемся тем, что сказал в эфир все того же южного телевидения: "Спасибо Владимиру Владимировичу, нас приняли здесь хорошо". Все смеялись и говорили: ну, твой Федя просто вишенка на торте.
Мы расстаемся с Вероникой, но почему-то стоим у Изварино.
- Хотите туда? - тихо спрашивает Антон.
И я, не успев обомлеть, отвечаю: "Да".
Он выдерживает секунд пять и абсолютно верным, ровным тоном говорит мне: там очень опасно.
Скажи он это чуть более насмешливо, чуть более ернически, и я бы…
Антон, да, сталкер, подтвердили мне на другой день, он мог тебя свозить в зону боевых действий.
И да, Тарковский нас научил, что идти в "зону" имеет смысл, только если ты знаешь, зачем ты туда идешь.
Почему вы туда хотите? - потрясенно и непонимающе спросит меня ростовский поэт, когда мы будем возвращаться с другого КПП, где мы с ним кормили супом и поили чаем беженцев из Мариуполя.
И я не найду что ответить. Кроме того, что мне до муки не хочется быть среди тех, кто смотрит на бой в бинокль.
0
48.00
