«Я абсолютно свободна», — для Изабель Маран это не фигура речи. С тех пор как полжизни назад француженка создала Isabel Marant, она себе не изменяет: делает только то, что любит и носит сама, не гонится за новыми веяниями и говорит то, что думает. «Покупайте меньше, но с большей осознанностью — вот и все. Остальное — маркетинг», — отвечает Изабель на вопрос о тренде на устойчивое развитие, а пиар-отдел хватается за голову. Казенный язык пресс-релизов, на котором зачастую изъясняются современные дизайнеры, Изабель, к счастью, так и не выучила. Как не освоила и электронную почту — до сих пор живет без нее и забот не знает. За несколько часов до показа в иных офисах дым стоит коромыслом, у нее же этим утром — если и дым, то только сигаретный («не люблю драмы, люблю организованность»), а так — кофе и круассаны с русскими журналистами.
Повод для встречи — открытие первого бутика Isabel Marant в Москве. И это в эпоху, когда весь ретейл уходит в интернет. Не слишком опрометчиво? «Нет, потому что одежду нужно трогать и мерить, я в этом абсолютно уверена. Мода — это искусство, с которым нужен физический контакт. И про марку, как и про человека, можно все понять, только оказавшись на ее территории. Ни одна картинка этого не передаст».
Двадцать пять лет вместе с ее одеждой мы путешествуем по миру, но точка отправления неизменна — Париж. «Ты вроде в Париже, но в то же время где-то далеко», — резюмирует Изабель. Следующим летом нас ждут бразильские пляжи с летящими короткими платьями и шортами с этническими принтами, перьями и амулетами. «Когда работала над коллекцией, все время слушала бразильских электронщиков — мощные ребята. В телефоне так и назвала эту музыку: «Рио под кислотой», — смеется она. А зима проходит под знаком 1980-х: широкие брюки каррот дуэтом с сапогами на низком каблуке и пиджаки-оверсайз с высокими плечами. Привет Эммануэль Альт — нынешнему главреду Vogue Paris, а в прошлом — стилисту Isabel Marant.
Этот мифологический «парижский шик», точного определения которому не найти даже на французском, у коренных парижанок в крови. «Изящная небрежность? Спонтанность, просчитанная до миллиметра? Повседневность, которая всегда на высоте, но никогда не too much? — Изабель ищет правильные слова, но все не то. — Это что-то совершенно естественное, это мое отношение к жизни, к моде, к себе. Я воспроизвожу его из коллекции в коллекцию. Этой зимой, возможно, женщина Isabel Marant чуть более утонченная и изысканная, чем обычно. Но глобально это все тот же разговор о женщине, которой одинаково свободно и комфортно в моих вещах в любом обществе, в любой ситуации, в любом районе — будь то Вандомская площадь или Красная, буржуазный пригород или мигрантский район, офис или вечеринка. Одежда ее ни к чему не обязывает, ей не надо переодеваться, не надо притворяться».
Право на свободу без границ — географических, социальных, гендерных, личных — Изабель Маран отстаивает с детства. Она выросла в парижском пригороде Нейи-сюр-Сен — логове старых и новых денег на опушке Булонского леса. В очень французской семье, хотя мать была немкой. «Мама была моделью, директором кастинг-агентства, потом создала свою марку — то есть все крутилось вокруг моды, — вспоминает Изабель. — Второй раз отец женился на женщине, которая была похожа на черную женщину Saint Laurent. Это был не мой тип красоты. Моим кумиром всегда была Патти Смит, страсть к андрогинности — к мальчиковым девочкам и женственным мальчикам тоже из детства».
Сегодня ее дом — Бельвиль: мультикультурный квартал на другом конце Парижа. Смена курса? «Мы оказались в Нейи случайно. Мой отец нашел там дом, настоящий hôtel particulier — частный особняк, и это была красивая семейная история. Но кроме адреса нас с Нейи ничего не связывало. Тусовались мы с отцом на Бастилии, в 1970‑е годы это был самый модный и хипстерский, как бы сегодня сказали, район. В лицее моими друзьями были дети консьержек — с ними было круто. А младший брат, наоборот, вращался в кругах графских детей с бульвара Мориса Барреса».
Бельвиль стал не только домом, но и ее мастерской, лабораторией, вдохновением. «Это такой сплав национальностей, настоящий мир в миниатюре, который адаптируется под французские порядки, под нашу культуру. Я очень люблю наблюдать за местными людьми: как, например, женщины в традиционных африканских платьях бубу утепляются, надевают сверху пальто или вниз штаны. Этот разрыв — в самом широком смысле слова — меня как дизайнера всегда завораживал. А вообще вдохновить может простой жест — закрутила женщина волосы в пучок на бегу, а у меня перед глазами уже готовый образ и конкретные вещи».
В семье всегда путешествовали. Отец даже бывал в России: организовывал выставки для крупных французских компаний — так на стеллажах рядом с артефактами из Мексики селились русские иконы. Свое первое путешествие Изабель запомнила на всю жизнь. «Мне 17. Говорю отцу, что еду в Лондон с подружкой, а сама лечу с ямайским приятелем в Африку. У нас за спиной рюкзаки, денег в кармане два сантима, зато энергии хоть отбавляй. Тогда я впервые увидела простых мастеров-ремесленников, которые своими руками создавали фантастические украшения. Какая еще бизнес-школа?! Вернувшись, я решила делать украшения. Меня до сих пор восхищает ручная работа ткачей, вышивальщиц, вязальщиц. Я, кстати, сама в детстве крестиком вышивала».
Патти Смит и вышивание крестиком? В этом вся Изабель Маран: «Я — феминистка, но не кричу об этом с трибуны. Для меня это естественно, у меня с самого начала работали только женщины. Нас долго пытались загонять в рамки, навязывать нам роли, а у нас их много, и мы во всех хороши. Я, кстати, люблю русских женщин и совершенно разных — от Саши Пивоваровой до Анны Политковской».
Она бы и сегодня взялась за пяльца, если бы не график показов. Хотя Изабель четко знает, как сбавить темп. Каждые выходные она уезжает в свой лесной дом в Фонтенбло, отключает телефон и голову. «У меня сбалансированная жизнь, муж, мы вместе уже 22 года (дизайнер Жером Дрейфус. — Прим. Vogue), сын-подросток, которого я понимаю — сама недавно была такой же, поэтому сгорать в моде я не собираюсь. Говорю же, не люблю драмы», — смеется Изабель. Больше драм не любит только календарные праздники. «Наряд на Рождество и Новый год?! Увольте!» — язвит она. В Альпах, где она с друзьями проводит остаток декабря, в моде всегда одно и то же — лыжные костюмы, шерстяные носки и пижамы.