ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Янв. 29, 2021

Собственность как сериал

Для старшего из представленных в романе поколения Форсайтов собственность была землей обетованной: ее тяжелым трудом и лишениями обрели их предки, оставив потомкам завет любить ее, оберегать, защищать и расширять ее границы. Это аристократы могут проматывать состояния и закладывать имения — эталонные буржуа Форсайты никогда не выпускают принадлежащего им из рук. Они делают исключительно то, что идет на пользу их собственности. Однако собственность — деньги, инвестиции, земли, ценные бумаги, недвижимость — достаточно живая субстанция, с ней все время что-то происходит: она растет или падает в цене, выгодно или неудачно продается и приобретается, она переходит по наследству, попадает в хорошие или неподобающие руки, она оказывается предметом конфликта, ею подчас становятся — или отказываются становиться — люди. Отношениями с собственностью определены практически все повороты сюжета — и даже самые личные, человечные и трогательные поступки героев «Саги».

В этом смысле очень показателен эпизод рождения ребенка у главного героя Сомса Форсайта, имеющего в семье прозвище Собственник. Не получив наследников в первом и крайне неудачном для него браке, Сомс оставался бездетным достаточно долго, что очень тревожило весь клан: он единственный сын в этой ветви семьи. Когда вторая жена родит ему дочь, то, едва взглянув на новорожденную (именно в этот момент Сомс произносит одну из самых известных фраз романа: «Видит Бог, это мое собственное»), он вынужден уехать к одру умирающего отца, который из последних сил спрашивает, кто родился. «Мальчик»,— отвечает Сомс,— и отец умирает счастливым, зная, что фамильную собственность будет кому передать.

Литературного новаторства в том, чтобы сделать собственность одним из двигателей действия,— как, впрочем, и ни в чем другом у Голсуорси — нет, достаточно вспомнить Бальзака и Диккенса. Но великих писателей занимало и многое другое, а бывший юрист Голсуорси, сосредоточившись на приключениях собственности и, соответственно, людей, ею обладающих, сумел сделать их столь беллетристически захватывающими, что роман стал идеальным прообразом сериала.

Расхожая сегодня формула «сериалы — новые романы» в случае «Cаги» может быть перевернута: этот роман оказался материалом для первого «нового сериала». Выпущенная ВВС в 1967 году «Сага о Форсайтах» стала одним из самых дорогих сериалов того времени, международным феноменом по числу просмотров — ее увидели 160 млн человек — и первым сериалом, который был воспринят как произведение искусства. Права на демонстрацию купил — невероятный случай — и Советский Союз. «„Сага” стала первым английским сериалом, доступным советскому зрителю. Я отлично помню, как пустели улицы, когда очередная серия появлялась на голубом экране»,— пишет Александр Генис.

Собственность как обман

Собственность необходимо защищать, но и сама она в картине мира Форсайтов гарантирует защиту от чужой и огромной массы неимущих и всего, что с нею связано: неприличия и нечистоты, неустройства и недостатка в чем-либо, безобразий и безобразности, унижений и бесправия. Все атрибуты собственности — особняки на лучших улицах Лондона, выезды, прислуга, клубы, в которых состоят Форсайты, драгоценности и наряды дам, семейные торжества — помимо прямого назначения выполняют функцию сторожевых башен, обозначают границу, отделяющую «форсайтов» от тех, кто ими не является.

Однако достаточно лишь впустить на эту огороженную территорию человека, который собственности не ценит, и крепость оказывается карточным домиком. Сомс, самый образцовый из молодого на момент начала романа поколения Форсайтов, окажется первой жертвой хрупкости мира собственности.

Отчасти он виноват в этом сам: в «собственнике» Сомсе есть изъян, о котором никто, и прежде всего он сам, не подозревает,— в нем неизвестно откуда есть способность любить и жажда прекрасного, которым предстоит сильно усложнить его жизнь.

В девушке из приличной, но обедневшей семьи он видит не только редкую красоту, но и изысканность, незаурядность, которых не бывает в его кругу. Сомс женится на ней и будет любить ее страстно и мучительно, рассчитывая, пусть не на взаимность (она вышла за него от безвыходности), но на уважение, благодарность и соблюдение ею супружеского долга. Ни одно из этих ожиданий не оправдается. Он будет бесконечно страдать — но перестать любить ее не сможет.

Он наймет для строительства загородного дома нищего архитектора без имени, разглядев в нем талант, и вновь по-форсайтовски будет рассчитывать, что тот будет послушен и благодарен,— и вновь обманется: архитектор окажется своеволен и высокомерен, тратя больше денег, чем было оговорено, не сочтет нужным оправдываться — Cомс в ярости, однако работой архитектора против воли восхищен.

Но когда выяснится, что его холодная жена и наглый архитектор без памяти влюблены друг в друга, что жена решила ради него оставить Сомса, он дойдет до последнего отчаяния. Самое страшное для него в том, что он не может не понимать: преступные любовники действительно сделаны из одного материала — полностью чуждого собственности.

Но это история не о том, что за деньги не купишь любви и таланта, а о том, что деньги не могут защитить от презрения, скандала, позора, страшного унижения и презрения к себе.

Это самый яркий, но далеко не единственный случай в «Саге», где чувства и обстоятельства (совсем не обязательно романтические или трагические) без труда пробивают броню собственности, и Форсайты с изумлением обнаруживают себя столь же незащищенными, как и простые неимущие смертные.

Собственность как легализация нового искусства

Искусство у Форсайтов традиционно считалось ненадежным вложением. Его покупали исключительно потому, что в богатом доме его полагалось иметь, но старались купить подешевле и покрупнее: в темном кабинете сестры Сомса Уинифред «красовался Каналетто—слишком сомнительный для того, чтобы его можно было повесить в другой комнате». Дядя Суизин предпочитал «позолоченную бронзу и современный скульптурный китч итальянского производства», за который платил 400 фунтов (родственники говорят, что и двухсот бы не дали). Ну а самый показательный пример отношений правильных Форсайтов с искусством — история покупки картины отцом Сомса Джеймсом Форсайтом на аукционе «Домашней птицы». Громадное полотно было куплено за 25 фунтов, чтобы прикрыть пустое место над лестницей, но с грохотом свалилось посреди ночи, после чего было отправлено в кладовку.

В поле зрения Сомса искусство сначала оказывается как предмет инвестиций. Однако в нем вместе с предпринимательским даром, как уже было сказано, живут противоречащие его жизненным установкам художественное чутье и тяга к прекрасному. Заинтересовавшись живописью, он быстро начинает отличать хорошее от плохого: поначалу он будет покупать проверенную европейскую классику XVII–XVIII веков — Фрагонара, Ватто, Морланда и Гойю, но со временем обратит внимание и на современное искусство. Он консервативен, недоверчив, но внимателен, и вскоре ему начнет нравиться то, что еще недавно он решительно отвергал: в его коллекции окажутся барбизонцы, импрессионисты, несколько Гогенов и даже ранний Пикассо (к кубистам Сомс так и не потеплеет, но только потому, что ему не хватит времени).

История с коллекционированием Сомса несомненно многослойна, но в числе прочего она подробно описывает механизм присвоения буржуазией любого творчества, замысленного как антибуржуазное. Оказавшись в галерее богатого человека, получив цену, которая со временем будет только расти, искусство как будто отмывается от всего новаторского и радикального и становится частью буржуазной собственности.

Собственность как дауншифтинг

На примере молодого поколения Форсайтов, которые не хотят продолжать семейное дело и приумножать капитал, Голсуорси демонстрирует, как собственность приобретает новое свойство — становится залогом для добровольного от нее отказа.

Первым идет в отказ давший Сомсу презрительную кличку Собственник его кузен молодой Джолион. Он и всегда-то был бракованным Форсайтом, осуждавшим семейные устои, но когда он вовсе откажется жить предписанной жизнью — уйдет от жены к гувернантке дочери и станет художником,— семья решительно отвернется от него, а любящий отец отлучит от фамильного состояния. Все это нисколько не расстроит его планов: он родит с ней двоих детей, они скромно, но счастливо будут жить на небольшое материнское наследство, он станет писать свои (судя по всему, очень посредственные) пейзажи и очень радоваться непринадлежности к Форсайтам — свободе.

Он честный и хороший человек, однако во всей этой ситуации есть даже не то чтоб лукавство, но некая недоговоренность. Как у всякого дауншифтера, у Джолиона Форсайта есть тыл. Пока он ограничен в средствах, но благополучен, семья может позволить себе делать вид, что не обращает на него внимания. Но случись с ним настоящая беда — ему ни за что не дадут пропасть. Это более или менее понятно всем действующим лицам. Да и без всякой беды через несколько лет соскучившийся отец придет с повинной (благо оставленная жена уже благополучно умерла и брак с гувернанткой узаконен). Отношения восстановятся, да и семейное состояние после смерти старого Джолиона, разумеется, перейдет к молодому Джолиону.

Больше дауншифтеров окажется в следующем поколении — среди «молодых молодых» Форсайтов. На дворе XX век, мир сильно изменился, время принятого среди старых Форсайтов отношения к собственности прошло: жить жизнью рантье больше не модно, да и скучно. Новые дауншифтеры будут уходить из семьи без бунта: просто найдут себе занятия, ранее у Форсайтов не принятые,— в том числе переберутся в колонии. Но полученная при рождении серебряная ложка остается с ними пожизненно.

Собственность как вина

«Сага о Форсайтах» — первое произведение художественной литературы, где есть сцена супружеского насилия.

Она происходит в первой части романа, относящейся к 1886 году, когда концепта изнасилования в браке как такового не существовало. «Осуществление мужем супружеских прав» было закреплено в брачном законодательстве: в соответствии с английскими законами XVIII века согласия жены на секс в браке не требовалось.

Впрочем, написана первая часть «Форсайтов» была изнутри другой оптики: книга вышла в 1906 году, суфражистки к этому моменту гремели на весь мир — но и тогда термина «marital rape» еще не существовало.

Голсуорси не просто включает в роман сцену супружеского насилия — он показывает его как вещь абсолютно неприемлемую и безнравственную. Когда обезумевший от ревности и гнева Сомс возьмет силой собирающуюся бросить его жену — не чтобы утолить похоть, а чтобы в соответствии с мужскими представлениями заново ее присвоить, вернуть себе свою собственность,— он потеряет человеческий облик в глазах автора и читателя, да и в своих собственных тоже. Возвращать его ему придется очень долго.

На протяжении романа Сомс станет любимейшим героем Голсуорси: он будет нежным и самоотверженным отцом, безукоризненно честным предпринимателем, человеком, научившимся тонко и талантливо видеть искусство, бесстрашным борцом с тем, что он считает несправедливостью, он даже сделается почти равнодушен к собственности — и все же Голсуорси устроит его судьбу так, что расплачиваться за тот страшный поступок Сомсу придется до последнего вздоха.

Собственность как собирательство

Коллекция Сомса — старый вид собственности. Склонные к коллекционированию «молодые молодые» Форсайты сделают предметом собирательства людей.

Дочь молодого Джолиона от первого брака, племянница Сомса Джун, порывает с семейными устоями совсем не демонстративно, но решительно и окончательно. Пережив в юности любовную драму, она откажется от традиционной женской судьбы и всех светских обязанностей и посвятит жизнь опеке над нуждающимися — в основном молодыми художниками; в семье их называют «несчастненькие Джун». Однако в ее благотворительности, обеспеченной фамильными деньгами, можно разглядеть и фамильное свойство присваивать: «И хотя он <Джолион-младший> со своим слегка циничным юмором подмечал, что они не только трогают ее доброе сердце, но в не меньшей мере удовлетворяют и ее потребность властвовать, его все же умиляло, что у нее столько „несчастненьких”» — так оценивает отношения Джун с ее подопечными ее отец.

В этих отношениях существуют по-форсайтовски жесткие правила: как только кто-то из ее протеже умудряется продать картину, Джун теряет к нему интерес и тут же заменяет его новым.

Ее кузина, дочь Сомса Флер, тоже столкнувшаяся в самом начале жизни с любовным разочарованием, выберет совсем иной путь: она выйдет замуж, родит сына и пытается сделать светскую карьеру. Она тоже будет коллекционировать талантливых людей — но отнюдь не несчастненьких, а, напротив, успешных и блестящих. Флер неустанно находит и зазывает на свои изысканные завтраки и ужины всех, кто хоть чем-то знаменит,— в основном модных молодых поэтов и художников, но старые писатели (в одном из них легко распознать автошарж Голсуорси) и политики ей тоже годятся — она хочет иметь «настоящий салон». Это хоть и тщеславное, но довольно невинное, почти детское развлечение, однако именно оно заставит ее пережить вполне взрослые разочарование и стыд.

При всем несходстве типов собирательств, которыми Джун и Флер заполняют жизнь, в них, помимо уже упомянутой форсайтовской склонности присваивать, есть еще одна общая и абсолютно антифорсайтовская черта — они по определению затратны. Прибыль — удел стариков.

Собственность как любовь

Единственной ненадежной инвестицией Сомса Форсайта оказалась любовь — а он вложил в нее очень много, хотя, кажется, ни разу не произнес этого слова. Он не умел отделить любовь к первой жене от чувства собственности, и это разбило ему сердце, а ей значительную часть жизни. Начавшаяся с уже упомянутого «это мое собственное», любовь Сомса к дочери полностью перевернет исходную формулу: он станет собственностью дочери сам. И на этот раз это будет взаимная любовь, но совсем неравноправная: Сомс станет любить дочь неразумно и жертвенно, а она его — нежно и требовательно, именно так, как любят дочери любящих их отцов.

Ради ее счастья он пойдет на немыслимое унижение — попытку примирения (неудачную) с первой женой. Когда ему покажется, что дочь оскорблена, он бросится (очень неуклюже) на ее защиту, жертвуя на этом пути самым ценным для себя — и к тому моменту это уже не собственность. Сомс, главной гордостью которого к концу жизни окажется абсолютная добросовестность в делах и честное имя, идет на подлог и провокацию, а потом и на скандальный процесс — лишь бы отомстить обидчице.

Он долго делает вид, что собирает картины как деловой человек — для выгодной перепродажи, и страшно гордится тем, что собранная им коллекция стоит вчетверо против того, что он за нее заплатил. Но как бы он ни притворялся перед собой и окружающими, искусство становится второй после дочери любовью его жизни. Это чувство не принесет ему тревог и не потребует жертв, но именно за него он и погибнет, спасая в пожаре самые любимые свои картины.

«С яростью в сердце Сомс опять ринулся к стене и вцепился в другого Гогена. Пестрая штука — единственная, кажется, покупка, на которой ему удалось обставить Думетриуса. Словно из благодарности, картина легко далась ему в обожженные, дрожащие руки. Он отнес ее на окно и постоял, задохнувшись, переводя дыхание. Пока можно дышать здесь, на сквозняке между открытым окном и дверью, надо продолжать снимать их со стены».

Стоит ли напоминать, что пожар в галерее начался из-за того, что поглощенная своими переживаниями дочь оставила в галерее непотушенную папиросу.