«ГОВОРИЛА ЖЕ ТЕБЕ, ОНА НЕ ЗАМЕТИТ, ЧТО ЭТО ДРУГОЙ ДОМ». Ульяна с Фролом хихикают. Я действительно в недоумении. Я ведь уже была здесь шесть лет назад. Тот же рублевский поселок в сильной близости от резиденции премьер-министра РФ. Знакомый особняк из лиственницы и стекла архитектора Григоряна. Даже филиппинки, на мой ненатренированный взгляд, те же. Помню, мы сидели на веранде, ели оливье, разговаривали о том, как светского фотографа Ульяну Сергеенко, автора парадных портретов своих подружек (Алена Ахмадуллина — Снегурочка, Полина Киценко — кукла наследника Тутти, Ксения Собчак в чулках и жемчугах), угораздило стать дизайнером и показать дебютную коллекцию на Artplay.
Потом случилось много чего. Кутюрные дефиле в парижском Театре Мариньи. Членство во французском синдикате Высокой моды. Бейонсе в пелерине из вологодского кружева в кли- пе Jealous. Развод, окрашенный в багровые тона заголовками «Алименты олигарха Хачатурова составили сто тысяч рублей». Переезд — многие из Ульяниных бывших подруг хотели бы, что-бы в однушку на Патриарших, а лучше в двушку в Бутово. Но нет: оказывается, жизнь побросала Ульяну недалеко, в тот же самый поселок, в дом того же Григоряна. Двухэтажный особняк был ее собственностью еще до брака, случившегося в 2008-м, а потому разделу не подлежал. Сегодня напротив крыльца уверенно запаркован черный «роллс-ройс» — тоже не самый пораженческий вид транспорта при алиментах в сто тысяч.
«Из прежнего своего дома я вышла два года назад и никогда туда больше не заходила, — Ульяна волнуется, а оттого говорит как иностранка, старательно подбирающая времена. — Все осталось там». «Что все?» — пугаюсь я, вспоминая, как бывший муж одной нашей героини разозлился на нее до такой степени, что сменил замки и не отдает биркины, а другой сменил замки и не отдает детей. «Все милые моему сердцу вещи и то, на что я потратила так много сил и времени, — объясняет Ульяна голосом человека, давно смирившегося с потерями, все понявшего и простившего. — Я же была охотницей. Столько времени провела на блошиных рынках, в антикварных магазинах, на аукционах. А теперь к этому так спокойно отношусь. Остыла. Все, что собираешь всю жизнь, можно потерять за секунду».
В новом старом доме не было ничего — сервиз с кобальтовой сеткой от Императорского фарфорового завода и тот купили только тогда, когда кто-то из Ульяниных гостей ужаснулся непростительной хозяйской бедности. Но теперь гости довольны. И даже если особняк — боже упаси — не стал филиалом бутика Baccarat, выглядит он уютно. Повсюду рисунки детей — шестнадцатилетнего Саши и одиннадцатилетней Василисы. Эскизы платьев. Огромный красочный ковер — Ульяна привезла его из Грузии. Висящий на стене над камином, он отлично исполняет в доме обязанности аукционной живописи.
Обед нам подают такого размаха, будто я не из русского «Татлера», а из британского, и мне важно показать все, на что способна великая русская кухня образца Вильяма Похлёбкина. Оливье, селедка под шубой, дымящийся грибной суп в супнице. Жареные пирожки с картошкой. Запеченная севрюга. Малосольные огурцы. «А мы только так и едим», — говорит Ульяна, не моргнув глазом, и я снова теряюсь: где тут русские народные сказки, а где правда? Недели три назад мы встречались с Сергеенко в «Палаццо Дукале». Она пришла в привычном образе дивы, долго пытала официанта по поводу тонкости нарезки карпаччо из артишоков, но в итоге выпила бокал красного вина через трубочку — чтобы зубы не темнели. А тут — шуба из свеклы.
На Ульяне вечное черное платье в мелкий цветочек. Забранные волосы — они идут ей гораздо больше, чем недавняя короткая стрижка. Антикварные бриллиантовые серьги: «Из моего любимого магазинчика на Бонд-стрит. Старинная огранка — она всегда самая красивая». С нами за столом Фрол Буримский, Фролушка. Partner in crime во всем, вплоть до отпуска в Сен-Тропе и крещенского купания в источнике Серафима Саровского. Ее рыцарь, конфидент, броня, за которую так удобно прятаться, когда боишься людей (а Ульяна так и не научилась их не бояться). Деловой партнер, летающий из Гонконга в Лос-Анджелес на встречи с клиентками. А иногда даже допущенный до примерок — мужья, разумеется, об этом не подозревают.
За эти годы Ульяна показала в Париже одиннадцать кутюрных коллекций. Ей предрекали — а желающих предречь что-нибудь неприятное в Москве всегда достаточно — скорый провал. «Делает одно и то же, клонирует себя» (похожий упрек адресуют сейчас Алессандро Микеле из Gucci). Говорили, что скоро закончатся деньги. Что кутюром невозможно даже заправить «роллс-ройс»: дизайнеры зарабатывают на духах и сумочках. Что Мадонне в ее малиновом жакете матадора заплатили адские деньги — бренд, кстати, утверждает, что никому никогда не заплатил ни копейки. Но в последнее время пророчества в адрес Сергеенко как-то поутихли. Похоже, Ульяна крепко оседлала красную лошадку со своего логотипа и поскакала на ней в светлое завтра независимо от наличия или отсутствия главного акционера «Росгосстраха» в своей жизни. Многие на Западе вообще не знают, чьей женой она была. Я лично свидетельница того, как одна крупнокалиберная во всех смыслах звезда пришла в парижский «Рояль Монсо» выбрать наряд от скромного русского дизайнера, хотела поддержать — и испортила себе день, увидев бриллиант на Ульянином пальце. «Сколько? D–F?» Немая сцена. Я потом представляла, как звезда звонила мужу: «Милый, тут какая-то дизайнер из какой-то России, и у нее камень больше, чем у меня. А я тебе двоих детей родила!»
Подкладывая малосольных огурцов, Ульяна рассказывает, что в этом январе в Париже будет не показ и не презентация, а «сюрприз». Который стоит столь же дорого, как обычное шоу. Потому что у Сергеенко всегда дорого. Фантазия бьет через край. И подрядчики только лучшие: первый ряд делает богиня пиара Карла Отто, а декорации — человек-праздник Александр де Бетак. Есть дизайнеры, которые приходят к де Бетаку с пустыми руками: придумай то, не знаю что. У Ульяны в голове всегда четкая картинка — нужно лишь послушно воплотить ее в жизнь. «Когда работаешь с Александром, нет ощущения, что в его жизни присутствуют Dior и другие клиенты, — рассказывает она. — Он только твой».
Впрочем, одной статьей расхода будет меньше: феерию не сможет стилизовать Эдвард Эннинфул. Он теперь главред британского «Вога», а на этом посту халтурить нельзя. С Эннинфулом Сергеенко работала два последних сезона. «Первый раз в жизни я наняла стилиста, и вы не представляете, что со мной было, — улыбается Ульяна. — Он резал по живому, обрубал длину. У меня была истерика, что это не я. Я рыдала в трубку Наташе (Наталья Водянова. — Прим. «Татлера»): «Пожалуйста, позвони ему и скажи». Потому что я, человек деликатный, сама не могу. Я никогда не мыслю вот так сухо: шесть юбок, два жакета, длина восемьдесят четыре сантиметра. А его математика была именно такой. Но на самом деле Эдвард прекрасный, сильнейший профессионал, мы дико счастливы, что он с нами был. Важно было получить свежий взгляд на то, что мы делаем столько лет».
«ПЕРВЫЙ РАЗ В ЖИЗНИ Я НАНЯЛА СТИЛИСТА, И ВЫ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, ЧТО СО МНОЙ БЫЛО».
Она единственная из русских дизайнеров, кому удалась экспансия не только в Париж, но и в регионы, залитые деньгами. Великий шелковый путь начался с китайской актрисы Фань Бинбин. Фея Болливуда Яминам Капур открыла Ульяне индийский рынок. Шейха Моза, вторая из трех жен бывшего эмира Катара, — главная клиентка на Ближнем Востоке. «Ульяна — идеальное попадание в арабских клиенток, — говорит Карина Добротворская, президент Condé Nast Brand Development, принимавшая участие в запуске Vogue Arabia. — В ее одежде все идеально прикрыто, но в то же время женственно и сексуально. Меня теперь постоянно спрашивают: что нужно сделать, чтобы покорить этот регион, как Ульяна». Вместе с тем Сергеенко остерегается стать кутюрье одного рынка, даже такого симпатичного, как арабский: это все равно что класть яйца в одну корзину. «Сейчас все настолько разное. В Дубае к нам может прийти не самая миниатюрная женщина и попросить: «Мне вот то мини, как на показе, но покороче». А в Голливуде в этот самый момент могут заказывать что-то максимально закрытое. Все смешалось».
Недавно Ульяна изготовила подвенечное платье для одной ближневосточной принцессы. Бракосочетание в Дохе замыслили в стиле Романовых, хотя в провенансе молодоженов нет ни грамма русского. Собрали мудборд с юсуповскими свадьбами и балами из Толстого. Придумали приглашения, меню, наливные яблочки в глазури. Полгода Ульянины мастерские шили кружевной сарафан. Небеса распорядились так, что день русского торжества стал самым холодным за всю историю Катара. Невеста куталась в предусмотрительно изготовленный Ульяной для пущего соответствия русскому духу соболий кейп. У других гостий соболей не было, и они мерзли. «Представьте себе гольф-поле с огромным количеством шатров и всевозможными развлечениями, —вспоминает Сергеенко. — Гостей (на арабские свадьбы приглашаются только женщины) больше пятисот. Все в кутюре. Зрелище очень красивое и запоминающееся. Жених с друзьями появляется в последние пять минут, чтобы забрать невесту. За эти пять минут юноши успевают, если повезет, выбрать будущую жену». Теперь вы понимаете, почему на арабских свадьбах так важно быть в кутюре?
В тот день Ульяна тоже мерзла — на правах друга семьи. Но чаще всего дизайнер в последний раз видит платье невесты в ателье. Фотографировать на восточных свадьбах запрещено, гостям, бывает, даже устраивают личный досмотр. Снимки не просачиваются в прессу, кутюрье подписывают документы о неразглашении. И довольствуются благодарственными открытками и конвертами.
Не всегда можно распространяться и о сотрудничестве с первыми леди (хотя их появление на публике говорит само за себя). Креатив регламентируется не столько вкусом клиенток, сколько протоколом. В техзадании прописывают длину, цвет, силуэт. Шаг влево, шаг вправо — государственный скандал. Вот Мехрибан Алиева открывает Европейские игры 2015 года в Баку в нежно-голубом платье-футляре. Вот ее дочь, художница и поэт Лейла, в чем-то цветочном дает вдохновенное интервью Владиславу Флярковскому. Широко известно в узких кругах, что Сергеенко носят Алия Назарбаева и даже иконы стиля Таджикистана и Киргизии.
Кутюрных клиенток с новых рынков сложно унифицировать по длине платья или глубине декольте, но общие гены у них есть. Например, они хотят, чтобы вещь была только у них и ни у кого больше, даже в Гонолулу, даже в другом цвете. Готовы платить за эксклюзив тройную цену. И часто используют Дом Ulyana Sergeenko как ателье. Здесь можно сшить что-нибудь одно — недавно клиентке в Гонконг послали семнадцать пар сатиновых босоножек с подвеской в разных оттенках. А можно сшить целый гардероб. Представьте себе, на пороге вашего ателье появляется дама: «Я еду на Капри. А все купальники на Сент-Оноре на одно лицо. Мне нужно три, в которых я буду плавать, четыре — чтобы просто загорать, а еще боди и корсеты». Ulyana Sergeenko не делает купальники, но тут попробуй сказать нет. Накануне нашего интервью пришел запрос из Пекина: «Хочу, чтобы вы разработали кашемировый костюм для прогулки с детьми на вертолете». Еще одна клиентка из Гонконга любит зайчиков: специально для нее придумали заячий принт в нескольких тканях и сумочку с ушками.
Снова шумит лифт, доставляющий нам еду с подземного этажа. На этот раз прибыл десерт — орешки со сгущенкой и торт «Муравейник». В общем, дом живет налаженной рублевской жизнью. Разве что на руке хозяйки нет того самого кольца, которое однажды так впечатлило крупнокалиберную во всех смыслах звезду. Я спрашиваю, где же оно, — мне тоже будет приятно посмотреть на D–F. Ульяна начинает рассказывать, но тут вмешивается Фрол: «А вот я бы хотел еще добавить про кружево». И мы снова от души смеемся.
Ну хорошо, еще немножко про кружево. В свое время Фрол выхватил из рук титулованного критика моды Николь Фелпс блокнот и написал печатными буквами: VOLOGDA. С тех пор название древнего русского города фигурирует в каждой западной рецензии на показы Сергеенко. Мало кто сделал для популяризации домиков с резными палисадами столько, сколько сделала она — впору называть в честь Ульяны улицу, а то и проспект. При этом ее кружево не выглядит концертными костюмами ансамбля «Березка». Сергеенко модернизировала этот невероятно трудоемкий продукт и даже одела в него Керри Вашингтон. Это своего рода подвижничество, дань мастерицам: их труд похож на медитацию и требует самоотречения побольше, чем от Ульяны, навсегда оставляющей свое семейное рублевское гнездо. Так вот в Вологде есть серьезный музей кружевоплетения, где хранятся в том числе и платья Сергеенко. У них с Фролом и Наташей Водяновой есть, кстати, замысел организовать где-нибудь небольшую школу — чтобы мастерство вологодских чародеек не растаяло в эпоху всемогущих фабрик Гуанчжоу.
«Я ПРОСТО НЕ ЧУВСТВОВАЛА, ЧТО ОН МЕНЯ ЛЮБИТ. РЕШЕНИЕ УЙТИ ПРИНЯЛА Я САМА».
Это сейчас она думает о музее. А два года назад, в момент развода, не могла встать с кровати — было тоскливо, болела. В это время Фрол метался по Москве: их попросили с вещами на выход (ателье официально арендовало помещение в офисе «Росгосстраха» на «Киевской») и дали на переезд две недели. Нужно было не просто перевезти сто человек команды, машины, лекала, бобины и шпульки на деревню к дедушке, но сделать так, чтобы станок начал мгновенно выдавать кутюр. Потому что клиентка из Пекина не может ждать костюм для вертолетных прогулок вечно.
Тогда Фрол буквально заставил Ульяну одеться и выйти к своим мастерицам с обращением: «Дорогие, все хорошо, работаем дальше». Потом пили чай, и тут уж проявилась русская женская солидарность. Сотрудницы утешали: «Да вы, Ульяна, самая лучшая! Да мы за вас горы свернем!» Никто не сбежал с этого тонущего корабля.
Брак Сергеенко и особенно его кончину в Москве обсуждали с удовольствием. Разумеется, есть версия, что Данил Эдуардович — почти Серафим Саровский, сделал для своей супруги все, что мог. А она улетела в стратосферу. Сергеенко утверждает, что со своей стороны предприняла все, чтобы семью спасти. И что муж вообще не собирался разводиться. Впрочем, и менять ситуацию он тоже не хотел. «Я просто не чувствовала, что он меня любит, и устала жить как ни в чем не бывало. Это было бы саморазрушением. Решение уйти приняла я сама. Даня этого не ожидал, возможно, поэтому отреагировал так жестко. А я не ожидала, что все будет так. Мне казалось, мы цивилизованно договорились».
В мировом судебном участке No100 района Якиманка имущество супругов делили по брачному контракту. Ульяна утверждает, что составлен он был таким образом, что ей ничего не принадлежало. Но подписала она его своей рукой и в добром здравии. Потому что даже не читала. «Тогда мне казалось, что это омерзительно и низко, — вчитываться в параграфы, раз тут такая любовь».
Один раз Хачатуров уже разводился. С первой женой Анной он оформил бумагу об отсутствии у них совместно нажитого имущества и о том, что последние три года они не жили вместе. Правда, через год после развода адвокаты Анны заявили, что ее вынудили подписать документ, угрожая, что сын (сейчас ему двадцать четыре) не получит алиментов, и потребовали половину состояния. Дальше был поиск активов по всему миру, который никого не сделал счастливым. Конечно, мудрые люди говорили Ульяне, что с ней будет так же. Конечно, она не верила — уж с ней-то точно не будет.
«ДА В ПРИНЦИПЕ Я ВСЕ МОГУ СЕБЕ ПОЗВОЛИТЬ. ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ МНЕ ЖЕ ЗА ЭТО И ПЛАТИТЬ».
Алименты, которые ежемесячно обязали выплачивать тогдашнего президента «Росгосстраха» ($1,6 млрд в 2015 году, $2 млрд и сорок восьмая строчка «Форбса» в нынешнем), составили примерно 185 тысяч рублей. Друзья подстрекали Ульяну оспорить брачный контракт, устроить le grand scandale, обратиться в британский суд, дать интервью «Татлеру». Ульяна решила, что она выше этого. Не дала ни единого комментария прессе — про развод она сейчас говорит впервые. Не наняла Александра Добровинского — воспользовалась помощью адвоката подруги, который без лишних свидетелей, шума и пыли развел супругов в суде. «Да, можно было бы воевать, судиться, — объясняет Ульяна. — Но я понимала, что мне надо как-то поберечь силы, если я хочу заниматься тем, что действительно люблю».
Она переехала в свой старый дом. Зная, что холодильник девственно пуст, друзья в первые дни — хотите верьте, хотите нет — присылали ей корзины с творогом и мясом. Оказалось, действительно: не имей сто рублей. Тем более что кошелек был пуст. Не было ни накоплений, ни на карманные расходы, ничего. Только команда, которой нужно платить зарплату. «Мы только что провели в Париже показ, и у нас образовались долги перед подрядчиками, — рассказывает Ульяна. — А еще мы обязаны были срочно погасить займы в банке «Росгосстраха». Данил Эдуардович кредитовал любимую жену как обыкновенное юридическое лицо.
Постепенно все разрулилось. Кое-кто из клиентов и друзей одолжил денег. Кто-то подождал свои сатиновые босоножки. Ульяна даже оторвала от сердца пару бриллиантов. Опустошать всю шкатулку, к счастью, не пришлось. Ее команда работала на разрыв. Так что Ульяна теперь, прямо как маститый психолог, говорит, что развод стал точкой роста. Они нашли отличный офис на «Красносельской». «Понимаете, раньше мы были о себе другого мнения, не могли себя адекватно оценивать, — говорит Фрол. — За нами все время кто-то стоял. А когда за тобой никого, приходится за все отвечать самим». Ульяна добавляет: «К этому нужно было привыкнуть. Но теперь я так собой горжусь! Я и за детей отвечаю сама, и за производство. И главное, невозможно кому-то что-то перепоручить. Приходится делать».
В стрессе, неожиданно для себя поняла Ульяна, вообще работается лучше. Как великий русский писатель, который не может творить, если сыт и счастлив. «Мы пока друг на друга не покричим, все не перессоримся, не можем начать работать, — смеется Фрол. — А как только поспорили, сразу фонтан забил». Сейчас компания не берет кредитов, живет на собственные оборотные средства: «Это очень неприятно — быть кому-то должным, — говорит Ульяна. — Лучше развиваться медленно, но ни от кого не зависеть».
Она старательно делает вид, что забыла, каково это — быть женой олигарха. «Я настолько увлечена другими делами, и жизнь моя другая. Брак с Даней — это просто факт моей биографии». «А что из того, что вы любили раньше, вы не можете себе позволить сейчас?» — спрашиваю я. «Да в принципе я все могу себе позволить. Только теперь мне же за это и платить. У меня, безусловно, остались барские привычки. Мне важно удобство передвижения и комфорт. Хотя в принципе я могу жить как угодно. Слушайте, я могу и на автобусе покататься». — «Ну и когда вы в последний раз катались на автобусе?» — «Летом, на нашем корпоративе. Мы его проводили в Чудо-парке, там есть шашлычная, автобусы. Было весело. А вообще все, что произошло, научило меня не суетиться, не делать лишних движений. Потому что я лучше посижу дома с детьми, чем пойду туда, где неинтересно и не нужно быть. Хотя я удивляюсь и, безусловно, радуюсь той насыщенной светской жизни, которой живут мои клиентки. У них каждый день день рождения, свадьба, крестины, им всегда куда-то надо. И желательно в красивом платье».
Первое, что она сделала после развода, — забрала из Англии сына Сашу. Не потому, что стало нечем платить за частный британский пансион: в Москве Саша, ребенок от первого брака, как и Василиса, учится в международной школе. А чтобы были семьей. Ульяна счастлива, потому что никогда не проводила с детьми столько времени. А теперь они всегда вместе – даже если это вместе не про трехмесячные каникулы в Сен-Тропе, а про короткие отпуска за свой счет.
Саша с Василисой спускаются поздороваться. Сделать appearance, как говорит их мама. Могу вас заверить, как мать взрослого юноши и маленькой девочки: это живые, открытые дети с быстрыми реакциями, комфортно ощущающие себя за любым взрослым столом. Саша, царевич из сказок Александра Роу, — чуть тише и спокойнее. Василиса с голубыми глазами-блюдцами глядит на маму с нескрываемым обожанием и буквально смотрит ей в рот — мне казалось, современные дети так молятся только на Вирджила Абло и кеды Канье Уэста.
Спрашиваю, чем они занимаются. «Sasha is an artist, — Ульяна вдруг теряет дар русской речи, — в широком смысле этого слова. Он рисует, пишет стихи, сочиняет музыку. Вася тоже девочка очень творческая, бесконечно занимается с репетито- рами и обожает учиться». Как говорит одна моя подруга, заме- чательные подрощенные дети, которых можно смело считать не обременением, а хорошей строчкой в резюме свободной женщины в самом расцвете сил.
Когда же в этом резюме будут заполнены другие, не менее важные строки? Светский небосклон периодически сотрясают сплетни. То Life News пишет, что Ульяну видели в Киеве танцующей с симпатичным незнакомцем. То она якобы ужинала в «Марио» с очень большим столичным бизнесменом.
Она, разумеется, готова к разговору про это. И потому зачитывает невидимый пресс-релиз: «Все эти два года я была в таком стрессе, что ни о чем подобном не думала. Только о работе. Не была готова к новым отношениям. Не знаю, что там за сплетни». — «Но теперь вы одна и, судя по всему, готовы начать новую жизнь?» — я решаю играть по правилам пресс-релизов. «Совершенно верно. И последнее, на что я посмотрю, будет банковский счет». — «А первое?» — «Чтобы с человеком было весело».
Хотите верьте, хотите нет.