29 мая французский президент Эмманюэль Макрон в Версальском дворце принял президента России Владимира Путина. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что не случайно после трехчасового общения президенты называли друг друга исключительно «он» и не демонстрировали даже признака теплых чувств, действуя в полном соответствии с заветами министра Талейрана. О том, почему так вышло, спецкор “Ъ” из Версаля и Парижа.
Эмманюэль Макрон появился во дворе Версальского дворца минут за десять до Владимира Путина. Въехал он в ворота Версальского дворца на Renault Espace: на таком у нас кое-кто постыдился бы выехать из ворот паркинга какого-нибудь многоквартирного дома. Но зато машина просторная и, главное, своя. Мне казалось, Франсуа Олланд, работая президентом, предпочитал, кстати, Citroen. Впрочем, моя попытка уточнить у многочисленных французских коллег, заполнивших Батальный зал Версальского дворца, где хватило места и для пресс-центра, и для пресс-конференции (буфет устроили в соседнем зале, «1830», и красное вино было только на громадного размера полотнах великих французских живописцев в этом зале, как и во всех остальных),— так вот, моя попытка уточнить, на чем ездил Франсуа Олланд, провалилась: ни один из них не мог вспомнить. Но я-то точно помнил, что на Citroen. В конце концов, это со странной неохотой подтвердил сотрудник французского протокола.
А французские журналисты между тем обсуждали, каким было рукопожатие господ Путина и Макрона. Одни утверждали, что очевидно вялым, и это не предвещало теперь ничего хорошего двусторонним отношениям России и Франции. Другие, наоборот, настаивали, что они сразу начали мериться рукопожатиями, это же видно было, да ладно — бросалось в глаза! И что переговоры, конечно, тоже будут как минимум ожесточенными…
Просто пока далеко идущие выводы делать было не из чего, а уже необходимо.
Я должен был в числе еще нескольких российских и французских журналистов, фото- и телеоператоров присутствовать при начале переговоров Владимира Путина и Эмманюэля Макрона один на один и уже несколько минут был в зале, где стояли наготове, среди десятков портретов милых дам (и только двух господ), два пустых кресла, как вдруг в ультимативной форме оказался выдворен организаторами на улицу: они стали настаивать, что пишущих журналистов тут быть не должно. Потом, там, на улице, вернее, во дворе, я понял: организаторы разделили беспокойство моих французских коллег, которые, видимо, думали, что я смогу успеть выкрикнуть президентам какой-нибудь решающий вопрос, который повернет судьбы истории вспять: в стенах этого дворца других вопросов и быть ведь не могло. И что они этого не услышат…
Были они, конечно, правы.
И сами на улице пытались докричаться до Владимира Путина прежде всего, он с французским президентом шел туда, откуда возвращаются, то есть откуда только что выставили меня.
В конце концов, это все выглядело, конечно, трагично, если не смешно: через полтора часа предстояла обширная пресс-конференция, с которой все должно было стать примерно понятно. Но и этот ажиотажный спрос хотя бы на их кивок во дворе был понятен.
Тем не менее, если оперировать событиями в этой конспирологической реальности, я ведь все равно увидел в конце концов, как Эмманюэль Макрон и Владимир Путин поздоровались еще раз, уже во дворце, перед камерами.
И тут уже много чего можно было найти и в самом деле: французский президент не просто подал руку российскому, а протянул ее ладошкой вверх, так что в ответ можно было только хлопнуть по ней, и Владимиру Путину стоило больших усилий все-таки исхитриться и пожать ее.
Зачем же так сделал Эмманюэль Макрон? А вот теперь и думайте.
Переговоры шли около трех часов. Поскольку в Батальном зале Версальского дворца не предусмотрена вентиляция больше, чем надо для картин, а не для людей, то к моменту начала пресс-конференции обстановка была, конечно, накаленной. Это, безусловно, почувствовали и господа Путин и Макрон.
Господин Макрон в начале пресс-конференции заявил:
— Диалог между нашими великими умами никогда не прекращался.
Надеюсь, он все-таки не имел в виду себя и Владимира Путина.
За несколько минут французский президент три раза повторил одну фразу: «История выше нас!» — словно оправдывая, что пригласил Владимира Путина в Версальский дворец.
Он рассказал, что говорили, разумеется, о Сирии и что он сказал: переход власти должен быть плавным, но он должен быть, и это должен быть переход к демократическому государству. Господин Путин потом, когда его спросили об этом же, дважды добавил, что при этом государство не должно быть разрушено. Таким образом, оба остались при своих (государствах).
Господин Макрон как отдельную тему, беспокоящую его, заявил соблюдение прав меньшинств. Меньшинствами он назвал при этом «ЛГБТ в Чечне и НКО в России». И он даже добавил, что Владимир Путин, похоже, разделяет его опасения и что тот рассказал ему, Эмманюэлю Макрону, что «несколько раз принимал меры, чтобы выяснить, что там происходит, и урегулировать деликатную ситуацию, и это соответствует нашим ценностям».
Таким образом, Эмманюэль Макрон давал понять, что Владимир Путин отдает себе отчет в том, что проблема ЛГБТ в Чечне существует и что российский президент этим по крайней мере встревожен.
Надо сказать, что Владимир Путин вообще ни слова по этому поводу не сказал.
И вообще, чем больше они отвечали на вопросы, тем более странной казалась ситуация: они словно не замечали друг друга и того, что каждый из них говорит. Они и не обращались друг к другу, а называли друг друга коротко и емко: «он».
Впрочем, господин Макрон сказал, что предлагал создать совместную рабочую группу «Диалог Трианона» — по имени дворца, в котором они должны были после пресс-конференции осматривать выставку, посвященную трехсотлетию приезда Петра I во Францию. Чем эта группа будет заниматься, неясно, скорее всего, пока и им самим, но хуже, чем было, от того, что она будет создана, ведь не станет.
Эмманюэль Макрон сказал, что вот и новый министр культуры Франции раньше работала в издательстве и издавала «многих известных российских авторов: Толстого, Достоевского…».
Господин Путин, получив слово, во-первых, счел своим долгом напомнить, что история отношений России и Франции началась не с Петра I.
— Просвещенная публика знает,— сказал он мельком, с некоторым, по-моему, сомнением поглядев на коллегу,— об Анне, дочери князя Ярослава и жене Генриха I, которая стала основательницей династий Бурбонов и Валуа…
То есть история Франции — это на самом деле история России, решил дать понять господин Путин. Срезал то есть.
— Я заметил,— добавил он,— что в окружении господина Макрона много людей со знанием русского языка. Надеюсь, что они специалисты не по Советскому Союзу (то есть не шпионы, как некоторые.— А. К.), а по России — в широком смысле этого слова.
Господин Путин сказал и о предложении господина Макрона создать совместную рабочую группу по Сирии — «только если она будет работать в практическом плане».
— Он (Эмманюэль Макрон.— А. К.) упомянул, что Петр находился во Франции несколько недель, я тоже приглашаю в Россию (его, Эмманюэля Макрона.— А. К.) и надеюсь, что он (Эмманюэль Макрон.— А. К.) сможет провести у нас несколько недель.
Их спросили, обсуждали ли они проблему вмешательства России во французские выборы. Господин Путин ответил резко:
— Не обсуждали. Господин президент тему не поднимал. А с моей стороны что обсуждать? Я считаю, что предмета не существует.
Господину Макрону предстояли, казалось, нелегкие формулировки. Как это «не поднимал»? А что же он тогда делал все эти три часа?
— Для меня,— он сказал,— важно было обсудить конкретные вопросы. И когда я один раз что-то говорю, я не привык возвращаться к этому!
Да он просто прикрикнул на российскую журналистку, задавшую этот вопрос! Он прямо тут, на наших глазах, самоутверждался, если не ошибаюсь, в том числе и перед ней. Чем еще было объяснить такую пристрастность? Он, видимо, еще не научился быть выше журналистских вопросов и тем более самих журналистов. Но ему придется.
Господина Путина спросили про Марин Ле Пен: зачем он встретился с ней в Москве, а теперь стоит рядом с Эмманюэлем Макроном? Кроме того, Владимира Путина спросили уже прямо насчет работы российских хакеров на французских президентских выборах.
— Обращаю внимание, как вопрос был сформулирован,— сказал господин Путин, сам при этом не глядя на французского журналиста.— Говорят, что может быть… Кто говорит, на основании чего… Может быть, российские хакеры… А может быть, и нет… Пресса для этого, конечно, и существует, чтобы знакомить граждан с различными точками зрения, но в политике это путь в никуда!
Казалось, они договорились: один не настаивает на хакерах и на вмешательстве России в президентские выборы во Франции, другой… А что другой?
И тут стало ясно, что другой. Последовал вопрос корреспондента телеканала Russia Today во Франции, как господин Макрон собирается выстраивать отношения с иностранными корреспондентами: во время президентской кампании, например, штаб Эмманюэля Макрона жестоко дискриминировал Russia Today и агентство Sputnik.
Господин Макрон внимательно посмотрел на корреспондента Russia Today:
— Я могу иметь образцовые отношения с иностранными журналистами, если они журналисты! Russia Today и Sputnik распространяли ложную информацию, клевету, и я считаю, что они не имели поэтому доступа к моему штабу. Поэтому ситуация была такой серьезной.
И на этом он тоже не остановился:
— Russia Today и Sputnik не вели себя как пресса, а вели себя как орган лживой пропаганды!
Конечно, журналистка Russia Today задавала свой вопрос, чувствуя себя в полной безопасности в присутствии своего президента. И я, честно говоря, тоже думал, что сейчас ка-а-к ответит… но он, имея все возможности для этого, промолчал.
Почему? Решил отблагодарить господина Макрона за то, что тот не откликнулся на такую благодарную тему о российских хакерах? Решил, что дороже, как говорил Эмманюэль Макрон, возродить нормандский формат и безотлагательно приступить к нему? Или Владимир Путин не захотел ассоциировать себя с той предвыборной историей?
Так или иначе, а все равно на него сильно не похоже.
Пресс-конференция должна была закончиться, были заданы по два вопроса, но тут встали сразу несколько французских журналистов и остановили повернувшегося было к ним спиной Эмманюэля Макрона. Я думал, он не обратит на их крики никакого внимания. В конце концов, так, как правило, и бывает: одни кричат, другие уходят. Но одна девушка быстро дала французскому журналисту микрофон, а он быстро задал вопрос, будут ли ужесточены санкции по отношению к России. А эти приемчики нам уже хорошо известны: да, договаривались про два вопроса, и даже темы примерные обсудили, но эти журналисты… Что с ними поделать… Обычно организаторы так потом и разводят руками, а вопрос-то уже задан.
— Вы спросили, как санкции против России помогут деэскалации ситуации на юго-востоке Украины? — переспросил господин Путин.— Никак! И поэтому призываю вас: боритесь за полную отмену всех ограничений в мировой экономике!
Я теперь тоже тянул руку. Я хотел спросить (раз уж им можно, то и нам нужно), ну вот говорили они один на один три часа, и что теперь думают друг про друга (кажется мне, что ничего пока хорошего).
Но не был увиден со своей рукой. Надо было кричать: был бы, может, услышан.
В общем, в итоге российские журналисты остались, я считаю, униженными и оскорбленными. Что ж, до новых встреч в Москве!
После осмотра выставки, посвященной Петру I во Франции, Владимир Путин подарил Эмманюэлю Макрону копию Евангелия, которое в свое время привезла во Францию Анна Ярославна, и французы, не в силах разобрать старославянские буквы, поняли, что Евангелие пришло к ним свыше, и что это «книга Ангела», как они ее потом и называли, и на нем просто несколько столетий французские короли приносили клятвы верности своему народу. А Петр I, когда ему показали это Евангелие, начал было его читать, и даже бегло, и это, конечно, в глазах французов сильно приблизило его к Богу.
Копию этого Евангелия, не отягощая никакими дополнительными смыслами, которые в ней, конечно, содержались, Владимир Путин и подарил Эмманюэлю Макрону.
Через несколько минут Владимир Путин уже без французского президента был в Российском культурно-духовном центре. И храм, и сам центр построены недавно, и мэр Парижа с некоторым даже воодушевлением рассказывала Владимиру Путину, что центр вписался в архитектуру Парижа и что есть прямой выход на Сену для крестного хода… И француз, архитектор здания, говорил, что трудится теперь над Курским вокзалом в Москве… А господин Путин желал ему удачи и интересовался, не мешают ли горожанам православные колокола…
— Нет, только не в этом районе,— успокаивала его мэр Парижа.
Теперь Владимиру Путину предстояло посетить класс рисования в церковно-приходской школе. Дети ждали его тут уже три часа. Учительница рассказывала им, что буквально на месте класса, где они сидят, «когда-то было здание, где угадывали погоду, а потом его убрали, и получилось красиво…».
— Небо? — переспрашивала одна девочка.
— Да нет! — смеялась учительница.— Эта школа!
Девочка вздыхала.
Теперь учительница рассказывала про Варфоломея, который потом стал Сергеем Радонежским.
— Он жил в лесу, его любили звери, вот эти медведи на картине… Вы видели когда-нибудь медведей?
— Да! — крикнула одна девочка.
— Где? — заинтересовалась учительница.
— На сафари! Его звали панда!
Она рассказала им, как Сергий Радонежский построил потом Троицкий собор…
— Мой папа тоже красил его! — вскричал один мальчик.
— Собор? — обрадовалась учительница.
— Забор,— поправил ее мальчик.— Мой папа красил забор.
В класс вошел Владимир Путин. Дети смиренно притихли.
Ему рассказали, что тут много всяких кружков, кружок иконописи, например, этим очень увлекаются французские дети… Одна девочка, не слушая никого, подошла и дала Владимиру Путину свой рисунок. Владимир Путин подписал его. Возможно, это был подарок. Но другие дети поняли, что надо делать, и тоже начали подсовывать ему рисунки на подпись. Один, где был храм, Владимир Путин подписывать не стал:
— На храме нельзя.
Другой мальчик оборвал чистый уголок рисунка, на котором тоже был храм, и дал подписать.
— Ничего получше не нашел? — засмеялся президент и обрывок бумаги, впрочем, подписал.
Еще один рисунок, где была изображена Святая Троица, он все-таки подписал:
— Будем считать, что это не совсем икона.
На стене застыла картина из диафильма: Сергий Радонежский благословляет человека. И была подпись: «Иди, господин, вперед, Бог и Святая Троица помогут». Владимир Путин не обратил на нее внимания.