ТОП 10 лучших статей российской прессы за Дек. 1, 2021
Лариса и Лина Долины. Друг без друга нам невыносимо
Автор: Алла Занимонец. Караван историй. Коллекция
ЛИНА
— Лина, вспомните, пожалуйста, ситуацию, когда вы думали: как же хорошо, что у меня есть мама!
— Первой всплывает картинка из детства — мы с бабушкой приехали встречать маму в одесский аэропорт. Лето, жара. Я стою у забора из рабицы и смотрю на летное поле, куда только что приземлился самолет. Пассажиры идут в нашу сторону, и я сразу вижу маму — самую красивую, яркую, потрясающую женщину! С какой-то совершенно невероятной прической, в очень короткой джинсовой юбке, курточке, расшитой то ли бисером, то ли стразами, на высоких каблуках. Она всегда одевалась очень модно и круто.
Хотелось, чтобы все вокруг узнали, что это МОЯ мама. К слову, тот джинсовый костюм мама расшивала своими собственными руками, ночами, сидя у телевизора. Еще мне нравилось, как она красила себе ногти — в разные цвета. В конце восьмидесятых так вообще никто не делал.
Смотрела и думала: «Вау, вот это женщина!» Я-то из другого теста. Дворовая пацанка, а не девочка! Меня нужно было постоянно отмывать, заставлять причесываться и стричь ногти. Бабушка меня вылавливала за неделю до маминого приезда, снимала с деревьев и приводила в более-менее приличный вид. До трех лет я жила с папиной мамой в Питере, а потом в Одессе — с мамой мамы.
Когда я совсем шла вразнос, бабушка говорила: «Ну все, звоню маме». И я тут же делала все, что она требовала. Маму я побаивалась. Почему-то колени подкашивались, когда она спокойно говорила: «Лин, почему ты бабушке нервы треплешь?» Мне становилось жутко стыдно. При этом никто на меня не орал и уж тем более не поднимал руку.
Дедушка один раз дал ремня и потом прощения просил. Дедуля был мягким, а я — невыносимой. А что я творила с бабушкой! Нередко кусала ее руки до крови, чтобы отпустила гулять: не хочу сидеть дома, не хочу учиться, хочу целыми днями гонять по улицам.
У мамы и бабушки были сложные отношения. Бабуля была жесткой воспитательницей для своей дочери и, вероятно, испытывая комплекс вины, со мной была тюфяком. Позволяла пить кровь по полной программе.
Сейчас смотрю на Сашку, свою десятилетнюю дочь, и думаю, что не выжила бы, если она хотя бы чуть-чуть была похожей на меня в том же возрасте.
— Когда вы впервые почувствовали себя особенной девочкой?
— Уже после того как переехала в Москву. Мама спела «Погоду в доме» в 1996 году, мне, соответственно, было двенадцать лет. Мама стала нарасхват, популярность была невероятной. Помню, как мы с бабушкой поехали на концерт на Красной площади, где пела мама. Тысячи людей подпевали... И бабушка впервые сказала маме: «Да, я признаю твою профессию». Хотя сколько уже было спето и все всем доказано!
Мне было двенадцать, когда мама приняла непростое решение отправить меня учиться в Англию на пять лет. Время было неспокойное, в стране повторялись теракты, да и школьное образование было так себе... На тот момент мы прожили вместе всего год, мама забрала меня в Москву. И снова разлука...Она далась сложно, нам друг без друга было просто невыносимо. На протяжении следующих лет мы виделись только во время моих каникул.
Меня рвало на куски! Потому что из-под маминого уютного крыла попала в совершенно чуждую атмосферу. Англичане люди спокойные, индифферентные, прохладные. А я — огонь. Мне грустно в обстановке отстраненности, хотя у меня была куча друзей. Когда приезжала домой, от мамы не отлипала ни на секунду.
И держала в себе то, что происходило в школе. Когда мне было лет четырнадцать, попала под буллинг. Приходилось драться с девчонками, выбивать кулаками право спокойно жить. Но мне казалось, что ничего драматичного в этом нет, поэтому маме знать ни к чему. Сейчас у меня стынет кровь, если представляю на своем месте дочь.
— Обычно чувства родителей мы понимаем лишь тогда, когда становимся взрослыми. Подростками же чаще не благодарим маму с папой, а обесцениваем все то, что они делают.
— Да, были такие моменты. После того как я вернулась домой из Англии, оказалась в лоне семьи, где меня вновь стали воспитывать, навязывать решения. Это казалось странным, потому что за пять лет я научилась полной самостоятельности и умела делать выбор. А тут потребовалось перестроиться и своего внутреннего бунтаря стараться не выпускать. Это давалось с трудом.
— Как выглядит ваш бунтарь?
— Ругается, может накричать... Вернее мы с мамой кричали друг на друга, и сразу мне становилось стыдно, я тут же просила прощения, признавала ошибки и старалась их проработать...
Моя бунтарская сепарация длилась до самого Сашкиного рождения. Я пропадала, не звонила неделями. У меня была своя жизнь, друзья, съемные квартиры, которые маме не нравились...
— Сепарация от родителей подразумевает финансовую самостоятельность. Она у вас была?
— Я работала сначала помощником юриста, потому что получала юридическое образование. Потом экономистом-аналитиком в банке. Еще продюсером в ивент-агентстве, занималась организацией мероприятий.
— Лариса Александровна — человек обеспеченный. А девочка сама зарабатывала, будучи еще студенткой?
— А как иначе? В восемнадцать лет я подхожу к маме и говорю:
— Хочу жить отдельно.
— Ну тогда сама заработай на отдельное жилье.
Считаю, что это абсолютно правильная и грамотная позиция родителя. При чем тут мамин кошелек?
— Значит, обошлось без обид: «Ну мам, тебе что, трудно мне помочь?»
— Я не имею права на подобные претензии, потому что маме слишком тяжело все достается, буквально кровью и потом. Почему она должна спонсировать мои «хочу»? Я всегда считала, что сама должна состояться.
— Вы скорее исключение из правил, Лина. Потому что современные молодые люди как минимум до окончания института живут с родителями. Сложно приходилось на пути к самостоятельности?
— Мы снимали с подружкой в складчину квартиру на «Тушинской», потом уже я одна — на «Бабушкинской». Нормальная студенческая жизнь! Все классно и замечательно, становление, юность... Просто так ничего не достается, и для того, чтобы что-то иметь, надо что-то самой делать.
— Лина, продолжите фразу «Мама — это...»
— Вселенная, космос, сверхчеловек, пример, как вопреки потоку бесконечных трудностей добиваться того, к чему стремишься. У нее внутри — атомный движок! Она не умеет останавливается ни на минуту.
Когда я училась за границей, говорила одноклассникам, что моя мама «рашен Мадонна». Мама — это преданность, трудоспособность, всегда очень позитивный настрой и вера в хорошее. Мне кажется, что я унаследовала ее упорство и силу, но мне не хватает дисциплинированности. Просто потому что не произошло такого же чуда, которое случилось с мамой. Уже лет в тринадцать она поняла свое предназначение и дальше шла не сворачивая. Я же музыкой не заболела, как она. Мама считает, что я неплохо пою. Может и так, но только не вживую. Выяснилось, что я очень боюсь сцены. Для меня публично выступить — многократно умереть. Трясутся руки, дрожит голос... Можно при желании проработать это у психотерапевта, но надо очень сильно хотеть.
Я немножко подстреленная, как бабушка моя говорила. С пониженным уровнем амбициозности.
Со стороны может выглядеть, что я нахожусь в тени матери, такая слабая, не желающая чего-то добиваться. Но это со стороны. На самом деле я просто не в свете софитов. И впервые чувствую себя на своем месте. Для меня реализация — это ощущение того, что я помогаю маме. По всем фронтам немножечко прикрываю тылы — и на театральных постановках, и в институте.
У нас своя кафедра эстрадно-джазового искусства в МГИКе. Мама завкафедрой, а я ее помощник. Еще личный повар и концертный директор.
Люди ее команды, и я в их числе, любят, уважают, ценят и понимают все величие певицы Ларисы Долиной, как бы это высокопарно ни звучало. Мне очень приятно быть полезной. Наконец отдавать, а не только брать, как это было всю жизнь.
Вообще, я всю жизнь понимала, что если бы не мама, то все было бы совсем иначе. Не так интересно, не так здорово, не так богато в плане впечатлений и возможностей.
— Знаю, что вы живете вместе. Чья это идея?
— Я настояла, когда стало понятно, что мама расходится с мужем. Видела, что ей грустно и одиноко. Спросила: «Хочешь, мы с Сашкой к тебе переедем?» Она ответила, что было бы неплохо. И мы переселились сначала на дачу, а потом в мамину московскую квартиру — когда поняли, что вместе нам комфортно. В это время мама решила худеть, и я стала готовить ей завтраки, обеды и ужины. Когда во время пандемии от нас ушла домработница, я принялась наводить чистоту и уют самостоятельно. Мне это доставляет большое удовольствие.
Еще помогаю маме тем, что езжу по магазинам и выбираю ей одежду. У нее нет времени. Ей нравится мой выбор, она со всем соглашается. В общем, переезд открыл новые горизонты взаимопонимания. Нам все нравится!
— Но могло получиться и наоборот.
— Да, это был рискованный эксперимент, мы ведь никогда, по сути, не жили вместе. К тому же очень разные. Мама — Дева, олицетворение порядка. Я — Телец, человек-хаос. Приходится бороться с самой собой, не раскидывать вещи. Мы живем на маминой территории — должен быть комфорт, к которому она привыкла. Если раньше мама пыталась меня перевоспитать, то после Сашкиного рождения стала воспринимать такой, какая я есть. Она всегда меня поддерживает, принимает мою сторону в вопросах воспитания дочери. Очень деликатна, и если не согласна со мной, то ретируется и не участвует в разборках.
Наедине говорит: «Лин, выдохни». Это когда я тюкаю ребенка, например за то, что она много времени проводит в «Тиктоке».
— Простите, а насколько долго вы собираетесь жить с мамой?
— Когда мы прожили вместе полтора года и я сделала у себя в квартире ремонт, предложила:
— Давай мы уедем?
— Да зачем?
То, что мы под одной крышей, никак мне не мешает, не ущемляет. После рождения Сашки жизнь не такая бурная. Когда подружки предлагают: «Давай в клуб сходим?» — я чувствую себя пенсионером. Не хочется... В этом году, когда приехали на «Новую волну», с мамой виделись нечасто. У нас с ребенком — пляж, бассейн, ужин, отбой. Мама же возвращалась с вечеринок в пять утра, радостная, окрыленная. У нее на каждый день был готов новый образ, а мне всего этого не надо.
— Когда мы говорим о сильной женщине, то подразумеваем сильный характер. Нельзя, вернувшись домой, положить его на полочку в гардеробе и стать белой и пушистой. Ощущение, что Лариса Александровна человек жесткий. Это так?
— Нет, она жесткая только в работе. И со мной в том числе. Дома очень нежная, тактильная. Мы совершеннейшие котики. Обнимаемся, вместе смотрим кино.
Похоже, мы восполняем то, чего долгое время были лишены. Все трое любим пообниматься, поцеловаться.
— А как Саша называет Ларису Александровну?
— Бабушкой. Мама на этом настояла. Для Саши она — огромный авторитет. Если похвалила за пение, то все, дочь чуть ли не летает от счастья. Несмотря на то что Саша видит изнанку профессии, мечтает стать только певицей. Упорно и с большим удовольствием занимается вокалом. Она уже несколько раз ездила с мамой на гастроли, знает, что такое подскочить в шесть утра, быстро собраться и потом долго ехать до места выступления. Знает, что можно часами сидеть в аэропорту ждать вылета, проголодаться и не иметь возможности поесть. Все это ее не смущает.
Видит четкую цель. И это счастье. У меня так не получилось, никогда не хотелось чего-то одного. А в маме — стержень с рождения.
Она двигалась только в одном направлении, не отвлекаясь, не оглядываясь. Похоже, что это повторилось в Сашке.
— Зная законы шоу-бизнеса, сталкиваясь с хейтерством, которое стало национальной чертой, вы отпускаете Сашу и считаете, что будет классно, если она состоится как музыкант?
— Это ее выбор, и я его уважаю. Как-то Саше попалось в «Тиктоке» видео, где молодое поколение, не будем называть имен, оскорбляет ее бабушку. Саша прибежала в слезах: «Как они могут?!» Я сказала дочери, что все это — неотъемлемая часть профессии. Артист — всегда наружу, на растерзание, без права на личную жизнь. Саша подумала и сказала, что если речь о ней, а не о ее близких, то пусть. Она готова.
Школьная учительница называет ее нежным цветочком. Ей трудно принять как данность то, что дети жестко футболят друг друга.
— Слушаю вас, Лина, и вспоминаю выражение: любому ребенку необходим психотерапевт. Неужели не осталось ни одной обиды на маму?
— Я выросла с ощущением наполненности любовью. Всегда знала, что есть мама и она появится тут же, если потребуется. Никогда не казалось, что я брошенная. А вот мама страдает. Часто говорит, что недодала мне многого.
— Какая степень открытости ваших личных границ, все ли рассказываете друг другу?
— Сейчас мама знает обо мне абсолютно все и никогда ни за что не упрекнет. Скажет, что вот это мне не нравится, и все. Теперь мы вообще — подружки. Лучше, чем мама, меня не знает никто.
До Сашкиного рождения я не была такой открытой. Когда мама говорила «Я — твой лучший друг», считала, что это такой способ выкачать из меня информацию. Ну что с глупого подростка взять?!
— Какой совет мамы вы считаете самым ценным?
— По поводу одного мужчины... Она меня буквально отвоевала у него. И это был единственный раз, когда мама настояла на своем. Сказала просто: «Лина, чуть позже поймешь». И сама разрулила ситуацию с молодым человеком, потому что считала наше общение деструктивным.
— Вы считаете, это правильно?
— Мне было года двадцать два, и я совершенно не могла себя защитить, отстоять свои личные границы. Я резко поумнела лишь тогда, когда забеременела, а до этого творила черт-те что.
— По поводу появления ребенка советовались с мамой?
— Нет, мы с моим мужчиной планировали малыша. Когда мама узнала, что я в положении, у нее глаза засветились счастьем. Как она поддержала мой выбор Сашкиного отца — отдельная история. Мама совершенно влюблена в него по-человечески, у них очень теплые отношения. Она прямо мне говорит: «Лина, это лучший мужчина в твоей жизни».
Перед родами мама предложила пойти со мной в больницу, держать за руку. Я отказалась, хотела быть одна, но мама приехала сразу же, как Буська родилась. Осталась фотография, как они друг на друга смотрят. Ребенку два дня, а взгляд серьезный и осмысленный. Кстати, мы с мамой родили в одном возрасте — в двадцать восемь. Сашка заявляет в свои десять лет: «Я тоже рожу в двадцать восемь!» Мама подбивает меня на второго ребенка. Так и говорит: «Лин, давай еще одного!»
— Веселое у вас царство. А вообще, мужчина нужен в хозяйстве?
— Мне лично нет. Комфортнее рассчитывать на себя. У нас даже няни нет. Иногда маму прошу с ребенком посидеть. Честно говоря, мне нравятся гостевые браки. Без быта. Когда встречаешься со своим мужчиной только в хорошем настроении и ресурсе.
«Бабий бунт» — это не наш собственный выбор, а череда событий, в которых мужчины оказываются слабее. Мы не феминистки, нет. Прекрасно понимаем, что значит роль отца.
— Пишут, что мама когда-то запретила вам общаться с отцом, это правда?
— Нет, я сама приняла решение и даже взяла фамилию Долина. Мама никогда не запрещала и даже наоборот — вопреки моему нежеланию настаивала, чтобы я с ним общалась. Но я не хочу! Человек раздавал интервью, в которых хаял маму, плел разные небылицы. Когда Сашка вдруг мне сказала, что хочет познакомиться с дедушкой, я честно рассказала, какие у нас сложились отношения и почему. Не вижу смысла им знакомиться.
— А Саше надо общаться с ее отцом?
— Конечно, что и происходит.
— Как вам кажется, существует мужчина, который подошел бы вашей маме?
— Трудный вопрос. Он должен быть таким же состоявшимся. Без проблем с самооценкой, чтобы не доказывать себе и миру свою гениальность. При этом начитанным, с широким кругозором и пониманием психологии артиста. Дело в том, что им всегда нужны любовь, обожание, преклонение. Мама — королева, причем даже дома. Было бы странно, если иначе: вне сцены крестьянка, а потом отряхнулась и вышла королевишной, — так не бывает.
— Как вам кажется, Лариса Александровна сейчас счастлива?
— Да, вижу, что счастлива. Все складывается намного лучше, чем она ожидала. Первое время ей было страшновато одной, потому что не привыкла к одиночеству. Сейчас, когда мы с Сашкой рядом, ей хорошо. После пандемии появилось много новых проектов. Без работы мама страдает. Когда нет возможности выступать на драматической и театральной сцене, ей физически плохо и невозможно никак успокоить, перенастроить. Не знаю, насколько оправданно относиться к миру так же строго, как мама относится к себе. Но она такая... Мне часто хочется погладить ее и сказать: мол, давай помягче чуть-чуть, расслабься, выдохни. Но это не спасает. Ей необходима работа, причем идеально выполненная.
— Теперь у Ларисы Александровны проект на проекте! «Дуэты» на канале «Россия» идут с высоким рейтингом. В одном из выпусков они спели вдвоем с Сашей.
— Дочь страшно мандражировала, ведь поют вживую. Но справилась. Когда и режиссер похвалил, и следом бабушка — она поверила в свои силы.
— Лариса Александровна вправду не знала, что Саша участвует?
— Конечно нет! Иначе вышло бы неинтересно. Поскольку голос исполнителя меняется, мама решила, что это Верочка, дочь Юли Началовой. Вы бы видели, как мы с Сашей ездили на репетиции! «Вы куда едете? Лин, а почему ты не на работе?» — приходилось врать, что нам к врачу, потом в магазин, в школу. Чувствовала, что мама напрягалась, мы же постоянно куда-то исчезали, она не понимала, что происходит.
— Для чего Ларисе Александровне все эти шоу в прямом эфире, как вам кажется?
— Она азартный до ужаса человек. Ей это все интересно!
ЛАРИСА
— Лариса, продолжите, пожалуйста, фразу «Лина — это...»
— Лина — это моя опора. Лина — моя жизнь, не представляю себя без нее.
— Все мы заложники родительских сценариев. Либо повторяем их, либо идем от противного. Ваши отношения с мамой были похожи на отношения с дочерью?
— Нисколько не похожи. У меня с мамой были очень натянутые отношения, мы никогда не были близки, поэтому я сделала все, чтобы у нас с Линой получилось наоборот. И Лина чувствовала во мне подругу, защитника, человека, который всегда ее выслушает, поддержит, иногда и поругает. Если женщина сможет найти правильный подход к дочери, то та с ней будет делиться — и хорошим и плохим, а не с подружками. Жизнь показывает, что по-настоящему мы нужны только своим мамам. Никто другой не поможет.
— Все зависит от формы подачи маминых советов?
— Форма, конечно, важна, потому что в семье надо быть мягким, гибким, стараться говорить так, чтобы близкий услышал. Крик не помогает. Я свою маму никогда не слушала, потому что она всегда кричала. В ответ я закрывалась в своей раковине.
— К Лине пришлось подбирать ключики?
— Да. Было несколько периодов переходного возраста, когда она вообще меня не принимала. Я не знала — где она, с кем, чем занимается. Ей хотелось быть самостоятельной, делать то, что хочет, никакие советы не принимались. Хотя тогда она была материально зависима от меня. Было очень тяжело... Натянуто, больно, трудно.
Раз в неделю напишет два слова, и все. У меня было такое ощущение, что я вообще не нужна. Страшно...
В голове мысли всякие нехорошие, что с девочкой что-то случится. Пишу эсэмэску, звоню — не отвечает день, два, неделю. Разыскиваю через подруг. Те Лину находили, и она приезжала ко мне... на полчаса.
— Мамино беспокойство ее не раздражало?
— Она ничего об этом не говорила, но думаю, что раздражало. Когда надолго пропадала, я места себе не находила, не спала ночами, не могла вообще ничего делать.
— В ваших словах многие матери узнают собственные ситуации в отношениях со взрослыми детьми. Когда легко скатиться на упреки и в итоге надолго испортить отношения. Что в такие непростые моменты делать? Ваша рекомендация, Лариса Александровна?
— Мне помогла вера в то, что все будет хорошо. Кто-то рисует себе в голове истории с плохим финалом. Я же представляла картины позитивные, думала о том, что девочка моя успокоится, поймет, что я у нее единственный родной человек, и все разрулится. После коротких разговоров с дочерью становилось чуть спокойнее. Лина уезжала, проходило время, она опять пропадала — и мы выходили на замкнутый круг.
Я не обвиняла Лину в том, что произошло. Мне казалось, это заслуженно. Потому что я действительно слишком часто думаю о сцене, очень много работаю, всю себя отдаю профессии. Мало уделяла Лине внимания, когда она была маленькой, — и вот результат... Дочь закрылась.
Не знаю, как бы мы жили дальше, если бы не рождение Сашки.
— Вы долго раздумывали над тем, сняться ли на седьмом месяце беременности в фильме Карена Шахназарова «Мы из джаза»? Все же это непросто.
— Карен и мертвого уговорит... Сомнений было много. На втором месяце беременности я упала в обморок прямо на сцене во время концерта. Голова закружилась, началось кровотечение, и я потеряла сознание. Светка Моргунова подхватила меня на руки и буквально внесла в гримерку, уложила ногами вверх, вызвала скорую, которую мы ждали сорок пять минут. Слава богу, ничего страшного не произошло, ребенок остался. Но с того момента врачи категорически запретили мне петь. Только лежать... Но мне было очень важно сняться в этой картине, и другого времени найти было нельзя. Никто из-за меня не перенес бы съемки: государственные деньги, контракты, договоры и так далее. Кстати, о договорах... Сцену встречи Клементины на вокзале мы снимали в день смерти Брежнева. Когда объявили траур, Карен позвонил тогдашнему председателю Госкино и сказал, что надо работать, поскольку деньги выделило государство и простоя быть не должно. Немного схитрил конечно. С другой стороны, съемочный день действительно был оплачен вперед. В общем, со скрипом Карену дали зеленый свет. Снимали весь день на Рижском вокзале в Москве. Мне Карен сказал: «Я сам лично буду следить, чтобы у тебя было все хорошо на площадке. И каждое утро буду сам забирать тебя из роддома (повторюсь: я лежала на сохранении), а вечером отвозить обратно».
Слово свое он сдержал. Утром я садилась в машину Карена в больничном халате и ехала на съемки. Все бы ничего, но мне было очень страшно спускаться по лестнице, где высокие ступени, на каблуках, глядя в камеру, и еще петь при этом!
— Но когда родился ребенок, вы помчались на гастроли?
— Нет-нет, никаких гастролей первое время, что вы?! Линка родилась, и на третий день врачи увезли ее в неизвестном направлении.
— Как это?
— Увидели, что началась желтуха, и отправили непонятно куда. Я не могла добиться ничего внятного! Мы с Лининым отцом сели в такси и восемь часов подряд ездили по всей Москве — искали дочь. В итоге нашли ее в Морозовской больнице в жутком боксе, полном тараканов. Температура сорок один, и никого рядом!
— А как вы туда вообще проникли?
— Сказала на входе, что если не пустите, я тут все разобью. Пустили... Сутки я продержалась там вместе с дочерью. Температура не спадала, ребенок худел на глазах. Умирал... Когда на мой вопрос, почему врач не сбивает температуру, он ответил «Она сама собьется», я приняла решение выкрасть дочь.
Хорошо, что палата была на первом этаже. Линин отец приехал на жигуленке, даже помню — красного цвета. Я выбралась через окно с ребенком в охапку и уехала — без документов, без вещей. Дома вызвали врача и узнали, что у нее гемолитическая желтуха на фоне резус-конфликта: у меня отрицательный, у отца ребенка положительный. И все же я справилась, выходила дочь. Она начала хорошо кушать и пошла на поправку.
— Раз так тяжело ребенок достался, как вы смогли доверить его родителям? Ведь вскоре начали активно работать.
— Мне надо было кормить семью.
— Не реализоваться, а выжить?
— Конечно. Я должна была зарабатывать, помогать маме, потому что она ушла на пенсию из-за внучки. И я себя буквально загнала работой. Это продолжается по сей день. По-другому не умею. Хваталась за все, что предлагалось. Мы тогда жили в Ленинграде, поэтому я пошла в Ленконцерт и сказала, что хочу создать свой коллектив. Мне отказали на том основании, что мое имя недостаточно популярно. Тогда я начала работать в оркестре Анатолия Бадхена, долго ездила на гастроли, пока не поняла, что из штанишек выросла, больше так не могу.
Спросила у мамы, готова ли она к тому, что я еще плотнее буду работать. Она сказала, что да, за ребенком они с папой присмотрят. Я создала свой коллектив, появилось еще больше ответственности.
— Наверное, часто звонили домой?
— У родителей был домашний телефон, так что набирала им по три-четыре раза в день. Как только случался выходной, брала билет и летела в Одессу к ребенку.
Хотя до сих пор не унялось чувство вины, я знаю, что тогда никак не могла поступить по-другому.
— Есть такая фраза «Материнство — это иногда боль». Вам так же кажется?
— Да, конечно. Материнство — это и боль, и ответственность, и любовь, и все — на грани возможностей. Ребенок болеет — тебе больно. Пошел в школу — снова больно: как он будет учиться, в каких отношениях окажется с одноклассниками. Дальше начинаются влюбленности. Матери снова больно — лишь бы твоей девочке попался мальчик нормальный и так далее. Постоянно боль, боль, боль. Она не отпускает. Будто в обнимку с тобой ходит всю жизнь и не дает расслабиться.
— Теперь и Лина знает, что такое быть матерью. Известие о том, что она в положении, дочь преподнесла вам по телефону?
— Она пришла ко мне в театр, зашла в гримерку: «Мам, я беременна». А у меня через пятнадцать минут начало спектакля «Мата Хари: любовь и шпионаж». Не помню, как я его отыграла. Вперемешку столько чувств! И радость невероятная, и волнение — как она перенесет беременность? Хоть бы легче, чем я!
Слава богу, Лина хорошо носила и даже накануне родов села за руль и поехала в роддом.
— Ну и характер!
— Вот да, такой характер. Ничего мне не сказала, не написала. На следующий день звонит: «Мам, я родила».
Три дня меня не пускали к ней, но когда я приехала и взяла ребенка на руки, вся наша жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Отношения кардинально изменились. Лина осознала, что такое быть мамой. Какой это труд, волнение, в какой-то мере страх. По ощущениям и она, и Сашка, обе — мои дочери. Понимаю, что Лина — взрослая женщина, но отношусь к ней как к ребенку.
— Лина рассказала, что это вы настояли на том, чтобы девочка называла вас бабушкой. Почему?
— Потому что я бабушка и почему должна стесняться? С какой стати? Что, люди не знают, сколько мне лет? Глупо, когда говорят: «Пусть она называет тебя Ларисой». Это я для друзей — Лариса, а для внучки — бабушка.
— Вам не кажется любопытным то, как нас меняют внуки?
— Да, это интересная тема. Моя мама Лину просто облизывала, души в ней не чаяла. Все разрешала, та просто на голове у нее ходила. Мама недодала любви и взаимопонимания мне и решила на Линке отыграться — в хорошем смысле слова.
— А с вами какая трансформация произошла? Тоже все разрешаете внучке?
— Дело в том, что у нас совершенно иначе построены отношения. Сашу воспитывает Лина, и я никогда не вмешиваюсь в то, что происходит между ними. Только в том случае, когда дочь обращается с просьбой «Мама, я больше не могу, поговори с Сашей», я принимаю жесткие меры. Потому что мне надо, чтобы ребенок меня услышал, если не слышит маму.
— Жестко — это как?
— Разговариваю как со взрослым человеком, не сюсюкаю как с малышом. И это работает. Сашка толковая, умная девочка. Она все прекрасно понимает. Другое дело, что у нее в одно ухо влетает, из другого вылетает — как у всех детей.
— Чего же хочет Лариса Александровна от родной внучки? Чтобы книжки читала, а не сидела в «Тиктоке»?
— «Тикток» — он тоже ведь разный. Есть и невредные вещи. Но конечно, мне хочется, чтобы она больше читала хороших книг, слушала хорошую музыку, качественную.
— Бабушка, я сорок страниц прочитала, — сообщает.
Говорю ей:
— Саш, почему надо ставить лимит? Тебе самой разве неинтересно? Я в твоем возрасте книжки проглатывала. Вникни в суть, забудь про телефон.
Но как?! На недавний юбилей — Саше исполнилось десять — ее папа подарил последнюю модель. Пока мама не крикнет, не отнимет телефон, она ничего делать не хочет. Не знаю, может, подрастет и все изменится.
— Что касается хорошей музыки, это же вы можете организовать?
— Я могу, но у меня не так много времени. Не помню, когда в последний раз был полноценный свободный день. Утром просыпаюсь и еду в институт. Возвращаюсь — мои девчонки уже спят. В выходные Линка или гулять с Сашей идет, или у них разные дела находятся. Вот сегодня поехали заниматься вокалом к Вите Началову. У Саши хорошие вокальные данные. Вижу благоприятные условия для того, чтобы она стала певицей.
— Из Лины получилась хорошая мать?
— Очень! Когда меня спрашивают: «Кем Лина работает?» — отвечаю, что мамой. Она не оставляет Сашу ни на минуту. Я говорю:
— Лин, девочка быстро растет, уже пора дозировать ваше пребывание вместе. Саше надо учиться быть самостоятельной. Совсем скоро у нее появится новый круг друзей, мальчики... Придется отпускать от себя.
Она отвечает:
— Да, понимаю, но пока вот так.
Они и спят вместе, без мамы наша шмакодявка уснуть не может. Ну что это такое? Десять лет ребенку!
— Я возмущена!
— Я тоже.
— Лариса, какие у вас были ожидания насчет дочери? Хотели, чтобы она повторила ваш профессиональный путь?
— Нет, я всегда хотела, чтобы она мне доверяла, чтобы мы были подругами. Вот и все.
И все же мне хочется, чтобы она реализовала свои способности, а у нее их много. Ей хорошо бы работать администратором в театре, координатором разных творческих мастерских, но пока она не может отстать от ребенка.
— Лина считает, что она работает с артисткой Долиной.
— У меня есть администратор, директор. Пиар-директором она пока быть не может, потому что слишком занята Сашей, а мне надо, чтобы человек на этой должности был полностью свободен. Она, конечно, очень помогает, но все-таки лучше, чтобы Лина реализовалась сама для себя, а не для меня.
Дочь выросла за кулисами, прекрасно работала координатором на мюзикле «Любовь и шпионаж». Я не хочу, чтобы она посвящала мне жизнь.
— А отделить ее от себя, пусть живут с Сашей отдельно, не хотите?
— Они через какое-то время переедут в свою квартиру, мы не собираемся вместе жить всю жизнь.
— Лина об этом ничего не знает.
— Конечно знает. Мы эту тему обсуждаем, хотя пока не торопимся. Но скоро ребенку понадобится собственная комната. Саша взрослеет, а в моей квартире для нее комнаты нет.
— Сейчас много говорят о личных границах. Между вами и дочерью они существуют? Вы вмешиваетесь в дела друг друга?
— Нет. В самых крайних случаях могу вмешаться, когда она сама намекнет, что хочет поговорить на какую-то тему. Если я вижу, что у нее плохое настроение, то спрашиваю, что случилось, мы вместе успокаиваемся и начинаем искать решение.
— И находите?
— Чаще всего да.
— Персонажи вашего женского царства похожи друг на друга или разные?
— В чем-то, естественно, похожи, все-таки мы родственники. Однако во многом разные совершенно. Я, например, люблю порядок, чистоту. Лина с Сашей этого не приемлют категорически. Вечно за ними подбираю, свет гашу, но никогда не ругаю.
— Не раздражаетесь?
— Да нет... Все эти бла-бла-бла — ну зачем, какой смысл? Все равно все повторится: то, что заложено в характере человека, не исправить.
— В ответ на мою просьбу поучаствовать в фотосессии для «Коллекции» Лина неожиданно ответила, что все испортит. Она молодая привлекательная женщина — откуда такое восприятие себя?
— Она считает, что находится сейчас в нелучшей форме. На мой взгляд, это психологическая проблема. Лина никак не может сама с собой договориться, но я надеюсь, что справится. Должен случиться взрыв, как со мной произошел, когда я встала перед зеркалом и посмотрела на отражение не глазами Ларисы Долиной, а чужой женщины: «Боже, кто это?»
Это случилось ровно год назад. На сегодняшний день — минус двадцать три килограмма! Женщине следует себя любить, прежде чем ее полюбит кто-то другой. Я себя ненавидела! И Лина себя не любит...
Я не давлю, но капаю понемногу: «Линусь, ну давай попробуем хотя бы не есть после шести». Я, к примеру, закрываю рот в три часа дня. Период голодания — девятнадцать часов. Трудно, но зато как работает!
Когда начала резко худеть, появился повод хвалить себя за то, что придерживаюсь режима. Как только мне стало приятно смотреться в зеркало, пришла любовь к самой себе: «Я — хорошая, сегодня выдержала и завтра тоже буду молодец».
— То есть внешняя оболочка настолько важна?
— Когда происходит внешнее изменение, человек меняется и внутренне. Я начала больше улыбаться с тех пор, как понравилась самой себе. Влезла в свой старый гардероб, причем сейчас у меня размер XS, такого не было никогда! Есть повод для улыбки.
— Не выкинули еще наряды из прошлой жизни?
— Спрятала в чемоданы и собиралась отдать. И тут — раз! — все чемоданы открылись и все сейчас носится с большим удовольствием.
— Финальный вопрос: есть ли то, что вы хотели бы улучшить в ваших отношениях с дочерью?
— В наших отношениях все хорошо. Хотелось бы одного — чтобы она чуть больше прислушивалась к тому, что я ей иногда говорю.
Редакция благодарит за помощь в организации съемки отель «Националь».
Коментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи.