Скадовск. Небольшой курортный городок на юге Херсонской области. Полные зелени улицы, крутящееся колесо обозрения (прокатиться - 50 рублей) и моток колючей проволоки на пляже, чтобы люди не вздумали купаться - много мин выбросило водами Днепра в Чёрное море. Но всё равно вдали замечаю упрямого пловца...
Скадовск – один из центров, куда переселяют беженцев из затопленных городов и сёл у Днепра. Контингент трудный - их десятки тысяч, они остались без жилья и до последнего оставались под колпаком украинской пропаганды. Это в Скадовске принимают 26 российских каналов, а в затопленной Голой Пристани – всего 2 и все - на украинском.
В одном из кафе общаюсь с Сергеем, взявшим это заведение в аренду. Сам он - беженец из Херсона. У него российский флажок на стойке, но в первую очередь он патриот Херсона.
- Знаешь, почему все и всегда рвались в Херсон? – говорит он. – Это мистическое место! Духовный центр. Смотри какие названия: Мелитополь, Севастополь, Тернополь, Ставрополь. Почему греческие? Потому что Византия! Это Екатерина II придумала, чтобы подчеркнуть преемственность православной веры. Херсон был центром этой Новой Византии, там даже был монетный двор. А в советское время работало и авиастроение, и машиностроение, и судостроение, даже атомная энергетика. Херсон – русский город, там всегда русские жили.
- Вот ты говоришь «русские», а у тебя в кафе все надписи на украинском.
- Да, ко мне донецкие парни зашли и то же самое говорят. А мне табличку «Открыто» купить негде, для этого нужно в Симферополь ехать. Не в языке дело, а в бандеровщине. У меня прадеда судили как бандеровца, сослали в Сибирь. Но я рад, что именно там родился и принадлежу к русской культуре, хотя и прожил всю жизнь в Херсоне. Бандеровцы говорят, что воюют за свободу, но это ложь. У них психология рабов, а у раба единственное желание – стать господином. Когда они шли на Донбасс, им каждому обещали по 2 гектара земли и по 2 раба. За это и бились. А украинский язык не при чём, у нас все на суржике говорят и друг друга понимают, проблемы нет.
САМИ СЕБЕ ПСИХОЛОГИ
Я зашёл в горадминистрацию. Поговорил с шефами Херсона. Залим Кашироков – начальник шефской группы от Кабардино-Балкарии.
- Вот мы - не славяне, но мы - часть русской цивилизации, - рассказывает Залим. – У нас в республике есть национальные театры, газеты на кабардинском и балкарском. Никто никого не ущемляет. И украинский язык никто здесь не будет ущемлять.
Но Залим согласен - нельзя допустить, чтобы информация к людям шла только с украинского ТВ. Он ездили по сёлам и раздавал аппаратуру для приёма российских телеканалов.
Из Кабардино-Балкарии приехала фура с гуманитаркой. Часть ее глава Скадовска везёт в детдом. Я тоже еду. Заодно помогу разгрузить продукты. Рабочие руки нужны всегда. Глава города Сергей Швайко тоже разгружает всё сам. И ездит на обычной легковушке с украинскими номерами, но флаг Украины заклеен.
- У нас затопления нет, - говорит Сергей. – Но мы принимаем пострадавших из затопленных городов Алёшки и Голая Пристань. Заселяем их в пансионатах на берегу моря. В один номер заселяется семья из 3-4 человек. Всех кормим три раза в день, есть горячая вода, прачечная, врачи, сухая одежда. Психологов у нас нет, мы сами психологи – объясняем, успокаиваем.
В пансионатах Скадовска разместили 500 человек. Каждому выплачивают пособие - 10 тысяч рублей, обещают ссуды на восстановление жилья. Вода уходит, но на её месте остаются грязь, мусор, туши погибших животных. Люди остались без жилья, работы, а часто и без личности - если документы уплыли.
«ЖДУНЫ» ПЕРЕЙДУТ НА НАШУ СТОРОНУ
Пункты временного размещения (ПВР) - по всему побережью - в Скадовске, в Геническе, в Лазурном, в Железном Порту. В Железном - больше тысячи беженцев. Из-за такого наплыва в нем особый режим, военные меня не пропустили. Развернули обратно - слишком поздно приехал, в темноте, пусть и до комендантского часа.
Что делать? Пришлось ночевать в посёлке Круглоозёрка. Заночевал удачно – в доме главы поселения. Это аскетичный деревенский дом, без излишеств, но сам глава – Александр Гулеватый – человек примечательный. Бывший кикбоксёр, тяжелоатлет, гиревик. Возглавляет сразу два поселения – Круглоозёрку, Приморское (здесь его называют по старому — Большевик), и курирует несколько ПВР в Железном Порту.
Больше всего гордится памятником воинам-освободителям в центре посёлка. Старый советский монумент ярко покрашен, вокруг цветы, дорожки. Напротив - детская площадка, здесь она называется по-украински «дитячий майданчик».
В селе общаются, переходя с русского на суржик, не поймешь, где кончается один и начинается другой.
- Да, у нас есть и «ждуны», - говорит Александр. – Те, кто выжидает — не вернется ли Украина. Но я считаю, что нужно терпение. Через год люди увидят, что жить стало лучше. Сами встанут на нашу сторону. Я таким предлагаю работу или волонтёрство, некоторые отказываются, боятся. Но постепенно начинают.
УДИВИТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ
Во дворе пансионата в Железном Порту меня останавливает женщина, косится на мой фотоаппарат.
- Ой, вы не знаете, нас сегодня будут фотографировать на паспорт?
Я уверяю её, что в ближайшее время. У многих пострадавших утонули документы, нужно получать российские паспорта. Вызвали для этого фотографа.
Александр зовёт меня на кухню и в комнаты, показывает, как чисто, как хорошо. Конечно, это же дом отдыха у моря! Я бы и сам здесь отдохнул. Но люди тут - от безвыходности. Бродят по двору, молчат или рассказывают друг другу истории своего спасения, одна удивительнее другой.
- Я взял две пластиковые бочки, сунул туда вещи, документы, закрыл крышками, скотчем сверху обмотал, чтобы не протекали, и мы с мамой на них поплыли, - рассказывает парень со шрамом на голове.
- Я бы сам не выплыл, - говорит одноногий седой дед в инвалидной коляске. – Меня сосед схватил в охапку, посадил в садовую тачку и с ней побежал, вода уже под ворота текла. Успел до автобуса докатить.
- А по нам стрэлялы! – говорит одна женщина другой.
- Хто стрэлял? – пугается та.
- Ну, хто! Я думаю, бывшие наши - Украина!
- Та там остались одни наёмники!
- А я три дня на крыше кричала, так кричала! – рассказывает женщина. – Никто не слышал. Хорошо, вода начала уходить, и лодка спасателей на забор наткнулась, порвалась. До этого они над забором плавали. К крыше причалили, чтобы лодку заклеить, и меня заметили.
- Мой дом крепко стоял. Но течение такое пошло, что сорвало соседский дом и к моему прибило. Теперь не знаю, то ли у меня ни одного дома, то ли два, - улыбается мужчина в очках.
ЧТО НАШЛА, ТО И ПРИВЯЗАЛА
По двору бегают собачки. Ведут себя интеллигентно, не лают. Понимают, что здесь они гости. Многие беженцы, было бы возможно, привезли сюда кроликов и курей!
На дороге женщина ведёт гулять пёсика на веревке.
- Шо вы смотрите? – спрашивает меня. – И ошейник, и поводок утонули. Шо нашла, то и привязала.
У аптеки через дорогу стоит очередь, пострадавшие получают пособие – 10 тысяч.
- А меня чуть не съели! – обращается ко мне дед с палкой.
- Как это?! - удивляюсь я
- Давно ещё. В Индонезии. Как Кука. Там раньше папуасы жили с луками, стрелами. Я на китобойном судне работал. Весь мир обошёл. Белых медведей видел, в Африке был, в Антарктиде. Понимаешь, какой Советский Союз великий был! И что бандеровцы сделали?! В моём доме меня чуть не утопили.
- А сколько вам лет? – спрашиваю.
- 18 – улыбается дед.
- Ему 80 с чем-то, - обнимает его жена, выходя из аптеки и сжимая книжицу с вложенными между страниц деньгами. И уже ему: – Не трогай. Это на месяц.
- Ничего. Всё будет хорошо. Запомните, молодой человек, сложно только первые сто лет. Потом легче, - прощается со мной дед.
0
12.00
