ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Окт. 27, 2021

Чем вы занимались в спортивной команде МВД? Вы там когда-то работали полноценно?

Формально, да, я работала в спортивной команде МВД. То есть я уже года три, наверное, числилась в ее составе. И была из спортивной команды как бы откомандирована в национальную сборную для того, чтобы тренироваться и представлять страну на Олимпийских играх. Когда случился конфликт в Токио, формально сборная меня откомандировала обратно. Это означало, что меня из сборной выгнали или уволили (не знаю, как даже лучше сказать) и вернули в МВД. Мне написали, что я должна явиться 5 августа в 9:00 утра на работу. Потому что я больше не являюсь членом сборной. А вы знаете, какой работой вы бы занимались в МВД? Не знаю, потому что не явилась на работу утром 5 августа, как вы понимаете.

Как складывались ваши отношения с тренерским составом в Токио? Вы же какое-то время успели мирно потренироваться? На Олимпиаде был мой тренер из Австрии, с которым мы последние два года работали. Мы провели с ним контрольную тренировку, и я установила новый личный рекорд. С нашим начальством мы постоянно тоже были в контакте. Все то время, что я провела в Олимпийской деревне, если у меня были какие-то вопросы или проблемы, я либо писала в общий чат, либо напрямую звонила главному тренеру. Они отвечали буквально через пару минут. Когда я случайно узнала, что меня завели в эстафету, я писала всем тренерам, они были онлайн, они читали мои сообщения и просто ничего не отвечали.

Почему спортсменки, которые должны были бежать эту эстафету, не были в составе сборной? У всех олимпийских спортсменов должно быть три допинг-пробы. Раз в 21 день новая проба. И, видимо, кто-то накосячил с этой процедурой. Я даже предполагаю, что, возможно, это был [Александр] Бут-Гусаим, который является заместителем председателя федерации, директором стадиона «Динамо». Потому что он был ответственным за допинг-пробы. Он должен был внести всех в пул тестирования и отслеживать, чтобы пробы были взяты вовремя. И каким-то образом они пропустили трех спортсменов, которые не попали на третью пробу. Я не понимаю, как это могло произойти. Если у человека есть работа, если он отвечает за конкретную задачу, он должен нести полную ответственность за это. Люди готовились к Олимпийским играм и не смогли попасть на них, потому что их не пригласили на пробы. И мне непонятно, как можно было такой момент упустить. Давайте представим, что вам по-человечески заранее говорят о необходимости пробежать эстафету на 400 м. Объясняют, что нужно заменить спортсменок, что случилась такая проблема, нужно выручить сборную. Вы бы согласились? Да, если бы ко мне подошли заранее, если бы все объяснили, без наездов, угроз и шантажа, конечно. Я бы согласилась. Мой основной забег был до эстафеты, то есть она бы никак не повлияла на мое выступление в дистанции на 200 м. Хотя это дополнительное соревнование могло бы сказаться на дальнейшем сезоне. Я планировала после Олимпийских игр 9 августа бежать Марафон свободы (благотворительный забег в поддержку политзаключенных в Белоруссии. — Forbes Woman). Что я, собственно, и сделала. И если бы я пробежала эстафету, не знаю, сколько точно времени понадобилось бы моему организму, чтобы восстановиться. Во-первых, потому что я никогда не бегала 400 м. Во-вторых, у меня такое строение мышц, которое больше подходит для короткого быстрого спринта. И была высокая вероятность, что у меня могли бы случиться судороги или надрыв какой-нибудь мышцы. Это физиология, с ней ничего нельзя сделать. Я уже общалась с врачами по этому поводу. В теории я могла бы побежать медленно, чтобы финишировать последней. Но и в этом случае на меня обрушился бы шквал негатива, потому что мне дали шанс, а я пробежала медленно, потому что не хотела нормально выступить. Так что шансов, что все сложилось бы с эстафетой, было мало. Почему вы решили раскритиковать тренерский состав в Instagram Stories? Перед тем как их раскритиковать публично, я пыталась узнать всю информацию и с кем-то нормально поговорить. Как я уже сказала, они читали и не отвечали, просто игнорировали меня. А вот когда я публично раскритиковала их, через 10 минут мне поступил звонок из Минска. Старший тренер национальной команды по спринту мне позвонила и сказала, что срочно нужно все удалить. Потому что у меня будут проблемы, как минимум серьезные штрафы, когда я вернусь домой. И добавила, что если я не удалю это видео, то финансовыми потерями не обойдется. Она сразу начала угрожать, что меня выгонят из сборной, уволят с работы, что я останусь просто ни с чем. Я видео удалила, а через какое-то время мне стали присылать выдержки из новостных выпусков на государственных каналах, где говорили, что я «недоспортсменка», предатель, что моя карьера закончена. Потом уже начали придумывать истории о том, что у меня какие-то проблемы с психическим здоровьем, что мне нужно лечиться. Присылали мне скрины из телеграм-каналов, с сайтов государственных СМИ со ссылками на мой аккаунт и призывами писать мне плохие комментарии и угрозы. И на самом деле мне многие писали гадости, говорили, что я предала Беларусь. В выпуске русскоязычного YouTube-канала «Редакция» вы рассказывали, что, когда скандал с тренерским составом уже был в разгаре, к вам внезапно пришел какой-то психолог. Что это был за человек? Чего он хотел? Да, приходил человек, который представился как психолог. Я не знаю, какая была цель, но когда он пришел, он попросил меня выйти из комнаты и не брать с собой телефон. Мы предполагаем, что у него был включен где-то диктофон и он хотел таким образом меня спровоцировать, чтобы потом записать какие-то мои эмоции, чтобы запустить это в государственные СМИ. Потому что в Беларуси нужны были какие-то доказательства, что я психически нестабильна. Но я на его провокации не велась. Я говорила, что не буду на него кричать, представляя, что говорю с министром спорта. Я просила, чтобы он ушел и оставил меня в покое. Все его действия были очень странными. Он заставлял меня плакать. Говорил: «Хочешь плакать, давай плачь, почему ты не плачешь? Почему ты просто сидишь?» Я на тот момент постаралась уйти в себя и просто не слышать, что он говорит. Помню момент, когда я видела, что он что-то говорит, но я абсолютно не слышала его. Потому что я посчитала, что мне вообще не нужна эта информация от него. Фонд солидарности спортсменов пытался узнать, что это за человек. Есть информация, что у него вообще нет никакого медицинского образования. Расскажите про белорусский Фонд солидарности спортсменов. Были ли вы раньше знакомы с его основательницей Александрой Герасименей (белорусской пловчихой, которой пришлось в 2020 году уехать в Вильнюс из-за своих политических взглядов)? Лично с Герасименей знакома не была, но, естественно, я о ней слышала. Еще пять лет назад, когда она зарабатывала медали для Беларуси, я за ней следила. И всегда, можно сказать, брала с нее пример. И мне она как спортсменка очень импонировала и нравилась. Александра своим трудом достигла очень многого. Когда после выборов белорусские спортсмены подписали письмо о том, что они не согласны с результатами, я узнала, что существует Фонд солидарности. Я не могу сказать, что мы с Герасименей как-то активно общались, но в момент конфликта на Олимпийских играх я связалась именно с ее фондом, обратилась за помощью. Я не понимала, что мне делать в этой ситуации, и схватилась за первое решение, которое пришло в голову. Коллеги из сборной вас поддерживали во время конфликта? Кто-то вообще знал и видел, что происходит? В Токио было мало спортсменов из нашей сборной. Люди приезжали буквально за пару дней до своего выступления и после сразу уезжали. Сложно сказать, что в Токио была сборная, которая могла меня поддержать. Тем более в комнате я жила одна. Буквально через два дня должны были прилететь девочки, которые бы жили со мной уже до конца Олимпиады. Из тех людей, кто уже был в Токио, никто меня не поддерживал, потому что они выступают за режим, они за систему. Пара человек приходили ко мне, спрашивали, чем помочь. Но, естественно, я не буду называть их имена и фамилии, потому что это будет угрожать их безопасности. Вы сейчас с кем-то поддерживаете связь из тех спортсменов, кто остался в Беларуси? Вы знаете, какая сейчас обстановка в сборной? Да, мы поддерживаем связь, общаемся с ребятами. Мы увидели новость о том, что министр спорта запретил выезд спортсменам на сборы, на соревнования и даже в отпуск. Они, конечно, к этому негативно относятся, потому что у многих были куплены билеты на самолет, они должны были ехать на соревнования. И получается, что теперь они просто теряют деньги, потому что никто не будет возмещать, компенсировать оплаченные путевки в отпуск. Но мне непонятно только одно: почему они все равно продолжают молчать и терпеть. И не хотят говорить о том, что происходит в Беларуси на самом деле. Мне кажется, этот страх можно понять. Как вам удалось его побороть в аэропорту и найти в себе силы подойти к полицейским, чтобы сбежать? Я часто пытаюсь вспомнить этот момент в деталях, потому что я к тому времени уже, по-моему, вторые сутки не могла спать. Два дня продолжался скандал. Постоянные сплетни, слухи, угрозы, наезды. Я за двое суток поспала, может, пять часов, ничего не ела. Меня просто воротило от всего. И такое было состояние, что я даже до конца не понимала, что происходит. Но единственное, в чем я была уверена, что я точно все делаю правильно. И что я буду в безопасности, находясь в полиции. И дальше, конечно, я не представляла вообще, что произойдет. Куда я могу полететь? Где я буду жить? Кто будет меня защищать? Очень быстро подключился Фонд солидарности, они начали мне помогать. И я думаю, что только благодаря фонду я смогла получить помощь польского правительства. В итоге я оказалась в Варшаве, где польская сторона предоставляет мне все условия, чтобы продолжать спортивную карьеру. Вы понимаете, зачем вас так грубо и быстро хотели вернуть в Минск? К чему такие агрессивные и очевидно неприемлемые действия? Я не знаю. Думаю, мне всю жизнь будет сложно ответить на эти вопросы, которые очень хотелось бы задать напрямую представителям власти в Беларуси. Скорее всего, они боялись, что я начну давать какие-то интервью, рассказывать о том, как обстоят дела в стране. [Белорусские тренеры Юрий] Моисевич и [Артур] Шумак очень просили меня молчать, сказать, что у меня травма, поэтому нужно вернуться домой. Они ведь даже хотели везти меня не в Минск, а в Климовичи — домой к родителям, чтобы меня вообще не было ни видно, ни слышно какое-то время. Возможно, они просто боялись, что я действительно раскрою правду. Я думаю, что они также боялись, что, если я начну раскрывать правду, за мной пойдут и другие люди. И расскажут свою правду. Но, к сожалению, решиться на это, находясь в Беларуси, крайне сложно. Вы следите за тем, что происходит с Моисевичем и Шумаком? Как идет расследование, инициированное Международным олимпийским комитетом? Если честно, нет. Я за их делами не слежу. У меня накопилось очень много новых собственных проблем, которые нужно решать оперативно. Нужно искать жилье, тренера, работу. Вы с мужем приняли решение остаться в Польше? Да. Пока мы будем жить и тренироваться здесь. И сейчас я буду искать себе местного тренера, потому что не хочу заниматься на расстоянии. Это довольно тяжело — поддерживать контакт с наставником из другой страны. В Польше буквально на днях довольно хорошо пробежали девочки из местной сборной эстафету в 200 м. Это говорит о том, что здесь есть и хороший спринт, и хорошие тренеры. Поэтому есть все шансы с польским наставником показывать достойные результаты.

Вы теперь будете выступать за сборную Польши? Скажем так, мы планируем выступать за сборную Польши. И мы отправили запрос. Но решение принимаем не мы и даже не Польша. Такое решение принимает Международный олимпийский комитет. Потому что при смене спортивного гражданства полагается карантин. Сколько он должен длиться? Обычно он длится три года.

Вы пропустили свои первые Олимпийские игры, к которым подошли в очень хорошей форме. Как это влияет на вашу карьеру и на ваше эмоциональное состояние сейчас? Если честно, наверное, на мою карьеру это никак не влияет. У меня есть все шансы продолжить заниматься спортом, выйти опять на дорожку, показать результат, отобраться на следующие Олимпийские игры. По поводу эмоционального состояния — я много лет копила в себе негатив, связанный с тем, что происходило и происходит в Беларуси. И сейчас я наконец-то высказалась. Я много лет боялась сказать правду. И вот случилась такая ситуация, когда я четко поняла, что уже нельзя молчать. Нужно рассказать правду всему миру. И мне стало намного легче от того, что я высказалась. И я ни капельки не сожалею об этой ситуации. Я наконец-то чувствую себя свободной. Польская нефтеперерабатывающая компания PKN Orlen предложила свою поддержку. Вы приняли их предложение? Это ваш новый спонсор? Да, конечно, я согласилась на их предложение. Мы будем сотрудничать с Orlen. Они очень сильно поддержали меня и предложили финансовую помощь, чтобы продолжить развивать спортивную карьеру здесь, в Польше. Это очень важная поддержка и старт для меня в новой стране. Сейчас я взяла небольшую паузу и временно не тренируюсь, потому что мой организм после этих трех недель истощен. Мне было очень плохо после забега 9 августа. Я приняла участие в Марафоне свободы и почувствовала, насколько организм истощен эмоционально и физически. Потому что я, даже когда приехала в Польшу, первое время не спала, не ела, я потеряла вес — ушло много мышечной массы. Поэтому, естественно, у меня ушла сила. В то же время из-за стресса у меня ушла стартовая реакция. Поэтому все, что мне нужно сейчас, — это восстановить организм, чтобы я дальше смогла заниматься спортом, чтобы я через какое-то время смогла вернуться к полноценным тренировкам и готовиться к новому сезону. Ваши родители по-прежнему находятся в Беларуси? Да, моя семья все еще в Беларуси, потому что у них даже нет виз, чтобы выехать за границу. Я не знаю, как дальше будет развиваться ситуация с родителями, но на данный момент они вроде как в порядке. Но мы не знаем, будут ли они в порядке и дальше, или все-таки кто-то захочет какие-то предпринять действия в отношении моей семьи. Естественно, я за них очень переживаю. И мы сейчас активно думаем о том, как вообще можем перевезти родителей в Польшу и как обеспечить им безопасность. Но пока нет однозначного плана. Вы не отвечаете на вопрос о том, должен ли Лукашенко уйти, потому что боитесь за семью? Да. Это страх в первую очередь за родителей, потому что они все еще находятся в Беларуси. Я понимаю, что любое сказанное мною слово может спровоцировать правительство и иметь большие последствия для моей семьи. За себя я больше не боюсь. Но мои близкие по-прежнему могут быть в опасности. /