В молодости я увлекался русскими философиями истории — Чаадаева, славянофилов, Данилевского, Леонтьева, евразийцев. Но с годами понял, что загонять историю в ту или иную умозрительную схему — контрпродуктивно. При всей внешней красивости, якобы логичности, теряется что-то очень важное, может быть, даже самое главное. То, что история — открытый процесс, с неизвестным результатом. Она «отказывается» от навязывания ей «законов». История есть следствие свободы воли человека. Она всегда находится в диапазоне «добро — зло». И человек решает, выбирает. Никакие геополитики, никакие уподобления истории растительному или животному миру не способны объяснить происходившее и происходящее.
Но буквально в последние дни мы стали свидетелями двух ярких манифестаций историософско-геополитических подходов к истории.
II
Логика рассуждений Путина напомнила мне выступление предсовнаркома В.М. Молотова на внеочередной пятой сессии Верховного совета СССР (31.10.1939). В «Докладе о внешней политике Правительства» он попытался объяснить мотивы очередного раздела Польши, ликвидации Польской Второй Республики. Молотов назвал Польшу «уродливым детищем Версальского мирного договора». По определению еще Ленина, он был «грабительским»; хлестко — и в советском политическом словаре прижилось. Правда, и молотовское «уродливое детище» тоже звучит с оскорбительной яркостью.
Не исключено, что Вячеслав Михайлович (или его помощники) был осведомлен о приговоре, вынесенном Чехословакии Ю. Пилсудским — «уродливое детище Версальского договора». Сколько их, таких «уродцев», народилось в Европе после Первой мировой войны! Действительно, к началу XX столетия Польша не имела своей государственности. Своим возрождением Польша-state обязано решениям Версальской мирной конференции (1919 г.) (а до того — распадом трех империй-оккупантов: Российской, Австро-Венгерской, Германской).
В речи Путина легко обнаружить молотовские мотивы и резоны. Только на этот раз они обращены к братской (теперь от этого «братства» остались лишь развалины) Украине. Которая, по убеждению российского президента, впервые обрела собственную государственность благодаря неадекватным решениям Ленина (а как же Украинская Народная Республика (УНР), возникшая в 1917 г., когда еще никакой ленинократии не было?), не понимавшего всей сложной диалектики национальных вопросов. К тому же, ради сохранения большевистской власти готового практически на любые уступки и подачки. Именно в результате его безответственной политики в Украинскую Советскую Социалистическую Республику (УССР) были включены традиционные русские земли. Вообще, новое Украина-государство располагалось во многом на территориях, где украинцы никогда не жили или были очевидным меньшинством. И о которых не могли мечтать даже националисты-«самостийники». Да разве это смущало Ленина, который был всегда щедр за счет русского народа?
Следуя такой трактовке украинской истории, делается вывод: этой стране нет места на политической карте Европы. Она занимает «чужие» (русские) земли, на которые, повторим, не претендовали идеологи ее независимости. (Для справки: в первом Универсале Украинской Центральной Рады (13.06.1917) в состав УНР не включены Крым и Донбасс. Украинское государство — это Киевщина, Подолия, Волынь, Черниговщина, Полтавщина, Харьковщина, Екатеринославщина, Таврия. Под вопросом — части Курщины, Воронежчины, Холмщины.)
Идеи путинского Обращения — это карт-бланш на «восстановление исторической справедливости»: Донбасс, Крым, Новороссия, может, и Слободская Украина (северо-восток страны) — все это области-части русского традиционного ландшафта. Когда же украинское «государство-недогосударство», эксплуатируя национально-русское и опираясь на Запад, проводит в отношении Российской Федерации враждебную политику, не есть ли святая обязанность кремлевского руководства покончить с «нэзалэжностью» этой «окраины»? «Окраины», возомнившей себя «Европой без пяти минут», неотъемлемым элементом западной цивилизации.
Начавшись в 2014 г., процесс «восстановления исторической справедливости» продолжается. В самое последнее время он приобрел особенно интенсивный характер.
Ко всему прочему, это и вопрос российской военной безопасности. Поэтому — «ни шагу назад», только — вперед.
— И танки пошли. По сорокапятимиллионному братскому народу. А ведь зачинщик этого еще недавно утверждал: русские и украинцы — это один народ. — Теперь уже нет. Украинцы никогда не забудут этого предательства.
III
Помните, 16 февраля 2022 года полмира вздохнуло с облегчением: видимо, в ближайшие дни […] не будет… — Действительно, она начнется примерно через неделю. — И тут «лучший и талантливейший» идеолог нашего времени В.Ю. Сурков среагировал на это программным текстом.
Он говорил, что России «тесно» и «неуютно» в ее нынешних границах. Не хватает жизненного пространства (Lebensraum). При этом называл СССР лоскутным образованием, которое рассыпалось от «смешной перестройки» и «мутной гласности». — Сегодня мы живем в границах, очерченных похабным постперестроечным «Брестским миром». Это поражение без войны стало главной травмой для постсоветских государства и общества, тормозом на пути развития.
Статья Суркова — такое вежливое предупреждение «врагам» России. Такой камень за пазухой. Сейчас не время — вроде бы, […] откладывается. (Увы, ненадолго.) А придет новое обострение — то и метнем. Сурков грозил, но тихим голосом. Громким заговорят снаряды, бомбы, ракеты.
Заговорили…
Владислав Юрьевич Сурков — исторический реваншист и одновременно историко-ландшафтный дизайнер. Политика для него — проекция исторического ландшафта. Тем самым история как развитие (как процесс) отменяется. — Своеобразное ницшеанство с идеей Вечного возвращения. В сурковском случае — возвращения к ландшафтной норме. В этом «правда» политики, понимаемой как геополитика.
Сурков представляется мне обиженным подростком. «Обидели» некие взрослые, отобрали принадлежавшую ему или его воображению землицу (ландшафт). «Отдай взад, а то нахулиганю. Как ядерной дубиной в харю дам!» Ландшафтная ответственность, ландшафтная правда… Если следовать этой логике, то вековое стремление России расположиться на берегах Босфора и Дарданелл диктовалось тем, что эти водные пространства являются частью русского ландшафта. Как нестерпимо жаркая Индия — часть дождливой, пасмурной Британии.
В целом статья Суркова пронизана печалью, что Россия не пошла отвоевывать «свои» (по «ландшафтному праву») земли. Ничего, Владислав Юрьевич, еще не вечер! У нас всегда найдутся (нашлись) командиры, готовые и умеющие «чужие изорвать мундиры о русские штыки». Это — слова военнослужащего Лермонтова. Через столетие другой военнослужащий (Павел Коган) расширит лермонтовское и даст географический очерк русского мира: «Но мы еще дойдем до Ганга, / Но мы еще падем в боях, / Чтоб от Японии до Англии / Сияла родина моя». (Коган погиб на Великой войне.) — И это уже не ландшафтный («местечковый») романтизм, а (почти) вселенский восторженный империализм.
Так что Суркову есть куда развиваться.
Известно, что Сурков — writer (и этот текст написан красиво, изящно — просто акварель, геополитическая акварель), но не исключено, что обладает и актерскими талантами. Если бы я был театральный режиссер, то специально на Суркова поставил «Ревизора». Это был бы гениальный Хлестаков, который успел поучиться в каком-нибудь Геттингене (как поэт Владимир Ленский из романа Пушкина «Евгений Онегин»). «Мой» Хлестаков поучал бы провинциальное общество, что Россию «умом не понять», и нет на нее общего аршина (например, нравственно-правового). Поскольку отечество наше — исключительно объект веры. А не какого-нибудь там жалкого, куцего рационального познания! (Как жаль, что я не режиссер. Ведь соединение фантастического сюрреализма Гоголя и историософского парения Тютчева могло бы дать сногсшибательный эффект…)
Сила и особость России в том, что она хранит верность своим ландшафтным основам. Предположительно так думает (и чувствует) Сурков.
В этой его теоретической конструкции ландшафт играет примерно ту же роль, что «глубинный народ» в конструкции 2019 г. Ландшафт направляет и подправляет действия наличной власти так же, как «глубинный народ» — «долгого государства Путина». Собственно говоря, «ландшафт» и «глубинный народ» — псевдонимы одной сущности: «исторической правды», от имени и по поручению которой строится русская политика, внутренняя и внешняя. В ней счастливо сочетаются социогенетическая органика и геополитические императивы.
Как своевременно «историческая правда» стала конституционным положением! И пусть упоминание о ней скромно помещено где-то в середине текста Основного закона, все понимают ее значимость. Структурно так же было в Конституции 1936 г., где о ВКП(б) говорилось лишь в Х главе. Но и тогда всем было ясно, кто хозяин в доме.
В очередной раз «ура» Суркову. Долой из наших умов и сердец «позорный Брестский мир»! «Мы еще дойдем до Ганга…» И еще услышим: «…Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началась […].
Услышали…
IV
А теперь от фантазийных и злонамеренных историософий перенесемся к историческим фактам — совершим краткий экскурс в прошлое, поищем дальние предпосылки нынешней катастрофы.
В середине первого тысячелетия нашей эры на бескрайных просторах Восточной Европы расселились племена славян. К концу этого тысячелетия они создали Киевское (Киевско-Новгородское) государство. Это была «федерация», состоящая из (примерно) десяти княжеств. Их объединяли происхождение, язык, религия (поначалу близкие версии язычества, затем — христианство, заимствованное в Византии), общая правящая династия, схожесть природно-климатических условий и т.д. Они были крайне-восточной частью европейской ойкумены. В силу внутренних и внешних причин к середине XIII столетия Киевская Русь прекратила свое существование.
Со временем на ее обломках возникли два сильных государства — Великое княжество Московское (ВКМ) и Великое княжество Литовское (ВКЛ — несмотря на название, именно русские составляли здесь абсолютное большинство населения; языком делопроизводства многие столетия оставался русский). Особняком стояли северорусские «народоправства» — Новгород и Псков. Эти города-демократии имели две идентичности — славянско-русско-православную и ганзейско-европейскую (Ганза — союз североевропейских государств, имевших выход в Балтийское море; очередной опыт европейской интеграции).
ВКМ и ВКЛ вели длительную борьбу за преобладание на территории посткиевских славянских племен (сегодня — Украина и Белоруссия). Преобладание — культурное, государственное, социальное, а с конца XIV в. и религиозное (в 1386 г. великий князь Литовский Ягайло принял католичество, и с тех пор права на занятие высших должностей были только у католиков). На рубеже XIV–XV вв. великий князь Витовт присоединил к ВКЛ Смоленское и Вяземское княжества (уже недалеко до Москвы!).
В XV–XVI вв., может быть еще и в XVII в., две Руси — Московская и Литовская — борются за то (как это со временем выявится), чтобы в будущем стать Россией, объединяющей и возглавляющей восточное славянство. Литовско-малороссийско-белорусская Русь — против Московско-ордынской Руси. В XV в. качественно и «количественно» усиливается власть Великого Московского князя — и, напротив, постепенно слабеет и ограничивается власть Господаря Литовского. Согласно Привелею (Основному закону) 1413 г., Господарь избирается, а не наследуется. Происходит интенсивный рост городов. Вскоре на Ковно, Луцк, Полоцк, Киев, Минск и др. города будет распространено Магдебургское право. Во главе городов встают выборные войты (градоначальники). Городское самоуправление включает в себя и судопроизводство.
Отдельные области ВКЛ обладают особыми правами и привилегиями. Налицо, так сказать, автономность «субъектов» ВКЛ. — Постепенно ВКЛ входит в состав Речи Посполитой (закреплено в Люблинской унии 1569 г.). В конце XV — начале XVI в. значительная часть аристократии (в основном представители древних княжеских родов, отстаивавшие свою православную идентичность) из-за религиозных преследований со стороны католиков бежала в Москву. ВКЛ теряет «свои» земли и на западе, и на востоке. Еще в 1349 г. Польша присоединяет к себе Галицию. В результате войны Москвы и Литвы в 1500–1503 гг. Черниговская и Новгород-Северские области переходят под власть ВКМ. При Сигизмунде (годы правления 1506–1544) Литва теряет Смоленск (война 1512–1514 гг.). В ВКЛ происходит кардинальная политическая реформа. По польскому примеру возникает шляхетский сейм (орган дворянского представительства), который существенно ограничивает власть Господаря (присваивает себе право решать вопросы войны и мира).
Вообще социально-политический строй ВКЛ носил характерные черты европейского феодализма: раздробление государственной власти между аристократами-землевладельцами, система частного подданства, иерархическая лестница вассалов с сувереном — великим князем — во главе (наверху) этой лестницы. Это устройство элиты радикально отличалось от возникавшей в начале XVI в. организации элиты московской — княжеско-боярского местничества. В ВКЛ великий князь стоит на вершине аристократической системы, но входит в нее. В ВКМ местничество не включает в себя Государя — он как бы парит над ним («земной бог»). В Москве власть не избирается (как в Литве), а наследуется. В этом принципиальное различие «литовской системы» и «русской системы». — Два вероятных и очень разных варианта, которые могли ожидать малороссийский и белорусский народы (западных русских). Победила, как мы знаем, «русская система». Но и она не смогла (события последнего времени убедительно подтверждают это) до конца перемолоть европейские измерения «литовской системы», в рамках которой столетиями воспитывались эти народы.
Между Москвой и Литвой шел долгий спор, кто может именоваться «Русью». До конца XV в. Русью для Европы было ВКЛ, а Московия — Татарией.
— Так Гедимин (начало XIV в.) носил титул «Великого князя Литовского и Русского» (Rex Litvinorum Ruthenorumque). При нем киевские князья признали власть Великого князя Литовского. Ольгерд (годы правления 1341–1377) присоединил к ВКЛ южнорусские земли. В 1362 г. разбил татар в битве на Синей воде (за 18 лет до Куликова поля) и вышел к Черному морю. Ольгерд также подчинил себе Чернигово-Северскую область и часть Смоленской земли. В начале XV в. ВКЛ простиралось от Балтийского до Черного моря (сегодня это Литва, Белоруссия, Украина). 9/10 территории ВКЛ были русскими землями, огромное большинство населения — русские (западные русские, в будущем украинцы и белорусы). В 1588 г. Литовский статут был еще на русском языке.
Следует еще раз подчеркнуть, что ВКЛ было федеративным государством, а ВМК — жестко централизованным.
Во многом решающими являются 60-е годы XVI в. ВКЛ неуклонно входит в состав Польши («втеление»), идет процесс его полонизации (т.е. углубление европеизации). ВКМ поглощает остатки Орды (завоевание Поволжья) и само ордынизируется (это — и эпоха опричнины, которая новой Ордой покрывает Московскую Русь).
В результате Люблинской унии южная половина ВКЛ была присоединена к Польше (Киевская земля, Волынь, Подолье, Подляшье). На эти плодородные земли пришли польские помещики, католическая церковь усилила притеснения православного населения. Украинцы ответили на это культурно-религиозным и социальным сопротивлением. В городах (Киеве, Львове, Луцке и др.) были созданы церковные братства. При них — типографии, школы, больницы; резко активизировалась церковно-просветительская и благотворительная деятельность. Православный киевский митрополит Петр Могила (1632–1646 гг.) основал Могилянскую академию, высшее богословское заведение.
Право Москвы на обладание украинскими и белорусскими землями обосновал царь Иван III (время правления 1462–1505). Он заявлял, что Киев, Смоленск, Полоцк, Витебск — его «отчина». И поляки с литовцами «держат их за собою неправдою». Все это принадлежит московским государям как потомкам Владимира Святого.
В 1648 г. запорожское казачество во главе с Богданом Хмельницким начинает войну за независимость от польской короны, сбрасывает с себя чужеземное иго и в едином порыве на Переяславской раде 1654 г. воссоединяется с единоверным и единокровным народом Московского царства. Такова официальная версия советской историографии.
При этом Богдана Хмельницкого произвели в «украинского Кромвеля», «основателя украинского… государства», «выдающегося государственного деятеля», «умелого полководца», «тонкого дипломата». В тезисах ЦК КПСС «О 300-летии воссоединения Украины с Россией» (1954 г.) отмечалось: «исторической заслугой Богдана Хмельницкого является то, что он, выражая вековые стремления и надежды украинского народа к тесному союзу с русским народом и возглавляя процесс складывания украинской государственности, правильно понимал ее задачи и перспективы, видел невозможность спасения украинского народа без его объединения с великим русским народом, настойчиво добивался воссоединения Украины с Россией».
Так трактуются все эти события и их главный действующий персонаж (Хмельницкий) в важнейшем партийном документе, посвященном украинскому вопросу. — Подчеркнем: здесь процесс складывания украинской государственности получил «правильную» цель — воссоединение Украины с Россией.
Однако, как указывают ведущие современные историки, дело было не совсем так — или совсем не так. Хмельницкий (памятники ему стоят во многих украинских городах, прежде всего в центре Киева; его именем при Сталине был назван орден) не был русскоориентированным украинским патриотом. Он постоянно играл различные политические партии — с Польшей, Османской империей, Москвой и т.д. После «воссоединения братских народов» для Украины не настала счастливая и спокойная жизнь. В науке период после смерти Хмельницкого и до начала XVII в. называется временем «руины» (разорения). Быстро сменявшие друг друга гетманы, измены Москве и присяги Польше и т.п. … — «Приручить» Украину удалось лишь в царствование Екатерины II (вторая половина XVIII столетия). В конце этого века Польша исчезла с политической карты. Борьба за Украину закончилась. Инкорпорировав малороссийские земли в свой состав, Петербургская империя получила новые значительные ресурсы, стала великой державой, одной из определяющих сил на европейском континенте.
Но решить «украинский» вопрос так и не смогла. Все украинское (малороссийское) подавлялось. Поэтому центр «украинства» переместился на запад — в Австро-Венгрию. Правящие российские круги полагали «украинство» важным элементом австрийской антирусской политики. С горечью писал об этой ситуации один из ведущих политических мыслителей России начала ХХ века Александр Соломонович Изгоев (участник сборника «Вехи»): «Русские читатели могли свободно мечтать о единой мировой республике, о том времени, когда «народы распри позабыв, в единую семью соединятся», но малороссы не имели права читать Евангелие на своем родном языке, и при обыске эта зловредная книга, занесенная контрабандой из Галиции, от них отымалась».
Эти слова были сказаны в 1910 г., одном из самых либеральных за всю историю России.
И даже тогда русская власть была далека от признания украинской «субстанции». И довольно жестко пресекала ее проявления. Украина была трудной (даже больной) проблемой для Российской империи. Ее не знали, в известном смысле, боялись, как бы отмахиваясь от украинской темы, украинской особости. Делали вид, что ничего этого нет.
В больших городах (Киев, Одесса) тон задавали русские культурные круги. Малороссийский язык считался языком простого народа, в первую очередь жителей сел. Этот скептицизм по отношению к украинской мове очевиден в киевских произведениях Михаила Булгакова, он был характерен для таких выдающихся представителей культуры и мысли, как Николай Бердяев, о. Сергий Булгаков, Анна Ахматова и других «киевлян». А ведь все они — бриллианты российского любомудрия и сочинительства.
В Советском Союзе понимание украинской специфики, «украинства» как такового тоже не поднималось высоко, ему не уделялось достаточного внимания (может, отчасти — в краткий исторический миг, в 1920-е годы).
V
Подведем некоторые итоги. Главный государственный деятель и (de facto) главный государственный идеолог в своих объяснениях исторической адекватности агрессии против Украины, по существу, следуют позиции, которую занимал Иван III, (напомним) полагавший украинские земли «нашей отчиной». То есть тем, что принадлежит Москве в соответствии с историческими правами («исторической справедливостью»). «Было нашим и будет нашим» — других вариантов нет. Украина как таковая, Украина сама по себе — геополитическая, историческая, культурная — химера. «Уродливое детище» большевистских вождей и австрийских (вообще западных) недоброжелателей России.
Сейчас идет […], главным вопросом которой является — быть Украине или нет.
Уход Украины на Запад (преобладание ориентации на европейский опыт) означает для России окончательную потерю статуса великой державы. Значит, это борьба и за будущее России —
быть ей недемократической и империалистической или демократической и европейской.
И вот что следует нам всем усвоить. «Спецоперация» против Украины стала возможной в той общественной атмосфере, которую создал в России путинский режим. Не в последнюю очередь имеется в виду видение истории, которое кремлевские идеологи навязали российскому сознанию. Это — военно-парадное, победное прочтение отечественной истории, оправдывающее все действия России в прошлом. Осуждалось лишь то, что было направлено на поддержание мира и смягчение международной напряженности. Русская военная сила понималась как единственное средство (способ) достижения целей, которые (якобы) стояли перед страной (в тот или иной исторический момент).
Логическая цепочка выглядит так: милитаризация истории — милитаризация общественного сознания — милитаризация внутренней и внешней политики.
В последние годы я был участником острых дискуссий: «Является ли Россия Европой или нет?». Мой ответ был таков: «Если Россия выберет право, демократию, федерацию, союз с Западом, то — да». И мне казалось, что, несмотря на громадные препятствия, моя родина все-таки пойдет по европейскому пути. Очевидно, что я ошибался. Россия пишет одну из самых позорных страниц своей тысячелетней истории. Вновь шанс стать цивилизованной и приемлемой страной упущен. — Не навсегда ли?
На ум приходит обращение Марины Цветаевой к Германии (1939 г.):
О, дева всех румянее / Среди зеленых гор. — / Германия! / Германия! / Германия! / Позор! / Полкарты прикарманила, / Астральная душа! / Встарь — сказками туманила, / Днесь танками пошла… / О мания! / О мумия! / Величие! / Сгоришь! / Германия! / Безумие, / Безумие / Творишь!
0
22.00
