В советское время профессия шахтёра считалась опасной, но при этом почётной и очень престижной. С тех пор многое изменилось. Вернее, шахтёры-то всё так же каждый день идут в забой. Вот только в газетах про них вспоминают, только когда происходит какое-то ЧП или забастовка. На прошлой неделе, к примеру, в Кемеровской области 53 горняка участка «Октябрьский» объявили, что не будут выходить на работу до тех пор, пока им не погасят долги по зарплате.
Почему так поменялось отношение к профессии и грозит ли угольной промышленности полное исчезновение, рассуждает председатель Независимого профсоюза горняков АО «Шахтоуправление «Обуховская» Сергей Миллер.
«Только не шахтёр!»
Светлана Ломакина, «АиФ»: Сергей, журнал «Форбс» включил профессию шахтёра в число самых жутких. Вы с этим согласны?
Сергей Миллер: Для шахтёров это не жуткая профессия. Да, бывало, новичок устраивался на работу, спускался в шахту, а когда поднимался, шёл писать заявление об увольнении. На мой взгляд, профессия эта скорее сложная, с высокой вероятностью получить травму и длинным списком профзаболеваний. Хотя условия работы на нашей шахте гораздо лучше, чем на многих других. Здесь есть современные машины и качественные средства индивидуальной защиты, выданные не для галочки, а чтобы действительно защитить.
Ещё пять лет назад шахтёрам выдавали перчатки ценой в 7 руб. Хлеб тогда уже стоил 20 с лишним! Естественно, они расползались в первый же день. Теперь наши перчатки стоят 250 руб. То же касается сапог, одежды и касок.
– Слышала, что раньше в шахтёрских городах в местных газетах в колонке «Знакомства» писали: «Только не шахтёр!» Женщины не хотели оставаться молодыми вдовами или с мужем-инвалидом на руках?
– Думаю, там был несколько другой подтекст: шахтёров обычно представляют как пьющих, малообразованных работяг, жителей подземелья. Помню, в санатории люди очень удивлялись, узнав, что я шахтёр: не пью, не курю, могу поддержать разговор. Вообще-то по образованию я ветврач. И профессия моя была престижной. Но отслужил, вернулся – а за эти два года все колхозы в округе развалились. Мне, молодому специалисту, обещали жильё, работу, но всё рухнуло. Пришлось вернуться на родину и пойти в шахту, как мои отец и брат. Не знаю людей, которые бы мечтали о профессии шахтёра. Но если ты живёшь в моногороде, у тебя только две дороги – или на градообразующее предприятие, или уезжай. Мне нравятся эти места. Я остался. Таких историй, как у меня, очень много.
«Мы верили ему!»
– Но ведь до недавнего времени и профессия шахтёра считалась очень престижной. Более того, шахтёры были застрельщиками многих перемен в стране – устраивали пикеты, объявляли голодовки, добиваясь изменений рабских условий труда, выплат зарплат и пр. А сейчас?
– Да, в те времена в вузах на шахтёрские инженерные специальности было по пять человек на место. И шахтёры, как бы пафосно это ни звучало, считались героями. Сейчас со стороны простых людей отношение к нам не изменилось. А что касается власти, то теперь нас как профессионалов для них нет. Это я говорю как председатель профсоюза. Это мы стояли в том пикете в Москве на Горбатом мосту. Ехал Жириновский, мы стучали касками – ноль внимания. Ехал Зюганов – та же реакция. Все отворачивались. Вышла к нам только Валентина Матвиенко. Конечно, нам обидно, потому что, когда новой власти нужна была поддержка и когда Ельцин обещал положить голову на рельсы, мы встали за него горой. Но власть взяла что хотела, а мы превратились в отработанный материал.
– А почему вы тогда, в 90-е, поддержали Ельцина?
– Верили ему. Думали, он сделает для страны что-то хорошее. Шахтёры были реальной силой, в том числе политической. А теперь шахтёры никому не нужны. Сколько у нас шахт в Ростовской области было? Около ста. Эти шахты до сих пор могли бы работать, давать хороший уголь-антрацит, по содержанию серы и зольности он подходит к европейским стандартам. А если мы возьмём ещё и Кузбасс, Север? Но проще же продырявить дырку и качать газ или нефть, чем постоянно вкладываться в шахты. После «Русского угля», который пришёл к нам выжать то, что осталось, ничего не вкладывая, мы дошли до банкротства – даже машины на металлолом вывозили, работать было не на чем. И если бы в 2012 г. нас не подхватила угольная корпорация ДТЭК (Украина), здесь бы уже были руины. Когда мы вошли в ДТЭК, дела пошли в гору – здание в порядок привели, закупили оборудование, люди начали работать. В восстановление предприятия вложили 3 млрд руб. Но в апреле этого года вышло постановление правительства, уголь попал в список товаров, вывоз которых осуществляется на основании разрешений, выдаваемых Министерством экономического развития РФ. Сейчас этого разрешения на сбыт угля за рубеж у «Обуховской» нет. С июня шахта не добывает уголь, люди сидят дома на 2/3 от среднего заработка, а у них семьи и кредиты. Сегодня в отдел кадров приходили трое проходчиков – отличные специалисты, увольняются, едут на Север. Им надо на что-то жить.
– Существует такое понятие, как шахтёрское братство?
– Конечно! В шахте мы в одной связке. Сделал ошибку – подверг риску всех. К этому состоянию – плечом к плечу – быстро привыкаешь. И потом, в каком бы уголке страны ты ни встретил шахтёра, знаешь, что он свой, он поможет, ты поможешь. Я начинал работу в 1994 г., но до сих пор, когда встречаемся с ребятами, обнимаемся, как родственники. В шахте нет чужих.
– Сейчас в отрасли работают 150 тыс. шахтёров, однако угля они добывают больше, чем в советское время. Приведу цитату депутата Павла Завального: «Сегодня мы вышли на уровень добычи угля в 439 млн тонн. Для сравнения: в 1989 г. максимальная добыча составила 426 млн тонн». В этих цифрах кроется какая-то хитрость? Или добыча на самом деле выросла?
– Нет, так и есть. Сейчас техника намного лучше, чем раньше. Комбайны способны рубить в разы больше угля. Правда, производим их не мы, а Чехия и Польша. Теперь это высокотехнологичное оборудование – работает с пульта, безопасность гораздо выше. Дальше будет ещё круче – наука-то развивается.
– А может настать такое время, когда людям в шахту больше не надо будет спускаться? Всё станут делать машины?
– Нет, не думаю. Там много факторов, оценить которые сможет только человек. Конечно, людей этой специальности со временем будет меньше, но совсем обойтись без них невозможно. Это фантастика.
– Murray Energy стала уже восьмым угольным производителем в США, объявившим о банкротстве с октября прошлого года. Что-то не так с самой угольной отраслью в мире?
– Ответ у меня только один: мир переходит на более дешёвое сырьё – газ и нефть. Угольная отрасль подразумевает серьёзные дотации – даже в безопасность надо вкладывать намного больше, чем в нефтяной или газовой промышленности. Не говоря уже о том, что в угольной промышленности работают в разы больше сотрудников, месторождения надо разрабатывать, постоянно развиваться. А кому хочется вкладывать в это свои деньги? Наверное, причина в этом. Но, я думаю, в ближайшие десятилетия ничего кардинально не изменится. Отрасль будет существовать. Угля на нашей шахте ещё лет на 50 хватит при активной добыче. А добыча нужна: металлургия у нас на угле, теплоэлектростанции – на угле, в медицине нужен уголь, раньше его использовали и в военной промышленности, жилые помещения надо отапливать – в Европе, к примеру, ценится брикетный уголь для каминов. Может, с годами мы и найдём какой-то новый источник тепла и энергии. Но пока я в этом очень сомневаюсь.
0
20.00
