ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Nov. 30, 2022

— Вы знаете,— обратил внимание собравшихся Владимир Путин,— что судебная система постоянно развивается, этого требует сама жизнь, ее стремительные перемены, ключевые события, и Верховный суд неизменно отвечает на новые вызовы времени и запросы нашего общества.

Да, он, без сомнения, прислушивается к поступающим время от времени запросам и учитывает их. Это и в самом деле ни для кого не секрет.

Владимир Путин упомянул про большую нагрузку на судейских:

— Так, в 2021 году только по первой инстанции судами было рассмотрено более 39 млн дел, наверняка председатель Верховного суда еще об этом будет говорить,— а за девять месяцев этого года (уже.— А. К.) — свыше 30 млн. Важно, что даже в период пандемии — я уже об этом как-то говорил публично, хочу и сегодня на вашем съезде это отметить — российские суды продолжали работать в своем обычном режиме. Так было не во всех странах мира, а наши суды работали.

Но ведь и так все сидели, хоть и по домам.

О том домашнем аресте страшно вспомнить. Но ведь и плюсы были.

О плюсах как таковых было сказано отдельно:

— Суд России последовательно идет по пути более широкого применения наказаний, альтернативных лишению свободы, и мер пресечения, не связанных с заключением под стражу. С 2016 по 2021 год общее число осужденных сократилось на 22%, а численность лиц, осужденных к реальному лишению свободы, уменьшилась на 19%.

Есть, правда, мнение, что просто тюрьмы переполнены и сажать некуда. Но на самом деле такое трудно предположить в России.

— Принимаются меры и по гуманизации уголовной ответственности за преступления, совершенные в сфере экономической деятельности,— заявил российский президент.— За десять месяцев этого года судами рассмотрено 5 тыс. таких дел в отношении 5,5 тыс. лиц, осуждено — 3,5 тыс., а в отношении 2 тыс. граждан уголовные дела прекращены судами.

Количество дел и правда сократилось. Вопрос, почему. Не потому ли, что прежде всего самой экономической деятельности в стране стало меньше? И нарушать будет вот-вот совсем некому и нечего.

— Реальное лишение свободы назначено 9% осужденных. Это реальные цифры! — добавил президент.— Мера пресечения в виде заключения под стражу избрана для 262 граждан.

Что же такое сделали эти 262 гражданина, если выясняется, что в стране теперь не так уж просто сесть за экономическое преступление?

Впрочем, в такую статистику мало кто верит, кроме, может, Владимира Путина и самих судей. Все ведь зависит от того, как считать и что учитывать. А сколько экономических преступлений идет, например, в суде как мошенничество, и это просто другая статья?

Владимир Путин продолжал хвалить судейских:

— Добавлю, что судейскому сообществу принадлежит большая роль в укреплении делового климата в стране. Дела, связанные с работой предпринимателей, часто сложные, запутанные и потому требующие всестороннего и глубокого рассмотрения, всегда в поле зрения судов.

Речь российского президента в какой-то момент стала казаться либеральной:

— В целом вызовы, угрозы, с которыми столкнулась и сталкивается сегодня страна, не могут служить оправданием для поверхностного или обвинительного подхода при проведении судебных разбирательств, следственных и других процессуальных действий. Права и свободы наших граждан гарантированы Конституцией. Они незыблемы! Мы никогда не должны об этом забывать.

Да, пусть все эти слова были просто правильными, и больше ничего. Но звучали-то все равно ободряюще.

— В этой связи,— продолжал президент,— считаю важным сказать и о том, что полностью себя оправдало создание 16 новых апелляционных и кассационных судов общей юрисдикции — и с точки зрения повышения гарантий прав граждан в судебном процессе, и для более тщательного выявления и быстрого устранения судебных ошибок.

Все, кто интересуются, признают, что новые апелляционные и кассационные суды — это благо. Их функции раньше пытался выполнять Верховный суд, но до него же было не достать.

Владимир Путин тем временем перешел к актуальному:

— Как вы знаете, по итогам референдумов, по воле миллионов людей в состав России вошли четыре новых субъекта Федерации: Донецкая народная республика, Луганская (тоже народная республика, а не область.— А. К.), Запорожская и Херсонская области.

На этих территориях предполагается создание федеральных судов. Верховному суду совместно с другими органами судейского сообщества предстоит большая работа по формированию новых составов судов, их скорейшей интеграции в российскую судебную систему.

Впрочем, работа упрощается тем, что этих территорий понемногу становится меньше.

Под конец Владимир Путин и вовсе поощрил судейских, которые, по его мнению, хорошо делают то, что от них ждут:

— На рассмотрении в Государственной думе сейчас находится законопроект, предусматривающий возможность присвоения судье, который внес значительный вклад в дело отправления правосудия и имеет особые заслуги перед судебной системой, квалификационного класса выше предусмотренного по занимаемой должности.

Судьи с энтузиазмом аплодировали тому, как складывается их жизнь.

Многолетний и просто даже бессменный глава Конституционного суда (а нет малейшего повода менять: к нему давно никаких претензий.— А. К.) Валерий Зорькин выступил так, что речь эту, возможно, следует признать самой эмоциональной и даже захватывающей речью за все время, что он работает в судейских органах.

Валерий Зорькин оказался сторонником изменений в Конституции, да что там — яростным поклонником новой Конституции, инициированной Владимиром Путиным и доведенной до ума депутатом Госдумы Валентиной Терешковой.

— Основой для работы всего судейского корпуса являются значительные изменения, происшедшие в Конституции,— подчеркнул он.— В этом смысле все мы работаем под знаком обновленной Конституции и принятого на основе ее нового законодательства. В этой связи, мне кажется, происходят достаточно плотное взаимодействие и консолидация самой судебной системы.

Это, очевидно, тот случай, когда идея консолидации должна уступить место всем остальным идеям судейского мира. На войне как на войне.

Валерий Зорькин не стал скрывать, что угрозы судебной системе, перед которыми она консолидируется, исходят сейчас отовсюду:

— Я хотел бы отметить два момента: первый, так сказать, по внешнему вектору, а второй, собственно говоря, по внутреннему.

Все мы знаем, что у нас произошли за годы после того съезда большие изменения: Российская Федерация отозвала свою подпись под документом о создании Международного уголовного суда и вышла из Европейского суда по правам человека. Было очень много шума на этот счет — как же так, Россия не справится! Но караван, что называется, идет!

Я думал о том, что это, конечно, не тот Валерий Зорькин, которого знал, например, Борис Ельцин. Ведь тот Валерий Зорькин... Эх, ладно...

Этот Валерий Зорькин стоял на трибуне, полуобернувшись к Владимиру Путину — ведь для него и говорил, к нему и обращался.

Но все-таки вдруг:

— Надо думать, что, конечно, мы не будем забывать о положительной роли Европейского суда, которую он сыграл в становлении и развитии защиты прав и свобод в нашей стране.

Правда, реверанс, судя по всему, был дежурным:

— Но я думаю, что к этому не сводится только этот вывод, потому что не секрет, что в особенности в последние годы заметно усилилась политизация этого органа, к сожалению,— продолжил председатель Конституционного суда.

Действительно, Валерий Зорькин нашел в себе силы отдать должное Европейскому суду, но, похоже, лишь для того, чтобы продолжить:

— Достаточно взять одну типичную работу, которая вышла из-под пера заместителя председателя Европейского конституционного суда — сейчас она ушла уже в отставку,— которая посвящена авторитарной системе в России, где говорится примерно так: «От Конституционного суда ждать уже больше нечего». Почему? Потому что он начал свой закат с тех пор, как не поддержал президента (Бориса.— “Ъ”) Ельцина. В чем не поддержал — вопрос...

На самом деле Валерию Зорькину было, наверное, обидно, что европейские коллеги теперь так о нем думают и что ничего больше не ждут. Его задело это. Он даже переживал, это же было видно:

— «Всем нам прекрасно известно,— я почти цитирую,— что за пределами Москвы, точнее за пределами Садового кольца на 300 метров, уже исподволь начинается Сибирь!» И это говорит специалист, который возглавляет крупнейший институт в Германии по изучению права Восточной Европы, и он одновременно вершил политику в Европейском суде. Так что я думаю, что судебная система справится и без Европейского суда, это видно по всему, как она работает.

В устах вершителя политики в Европейском суде это была метафора, которую Валерий Зорькин отказывался читать. Между тем это была здоровая и даже мирная метафора: могли бы выразиться порезче.

— С этой точки зрения,— продолжал Валерий Зорькин,— мне кажется, что вызывает большое удовлетворение то, что смолкли разговоры о создании еще одного специального внутреннего суда по правам человека в Российской Федерации. Понятно, что с точки зрения и теоретической, и практической сразу возникала бы проблема многослойности, пересечения и так далее. Собственно говоря, чем занимаются все суды? Разве не занимаются они защитой прав человека, начиная с самой нижней инстанции — мировых судов — и включая Верховный суд и Конституционный суд?

Теперь по крайне мере понятно, что вызывает большое удовлетворение Валерия Зорькина. Сам об этом сказал. С большим удовлетворением.

После этого Валерий Зорькин ушел, казалось, в некоторые конституционные дебри, но наблюдать именно за этим было просто удовольствие: вот тут он чувствовал прекраснейше. Перед нами снова на некоторое время вдруг возник прежний Валерий Зорькин, мгновениями выглядевший на трибуне, не побоюсь этого слова, Михаилом Сперанским:

— В этой связи мне хотелось бы еще одну проблему отметить — о ней уже говорил Владимир Владимирович (все-таки и господин Сперанский не забывал время от времени цитировать императора Александра I.— А. К.),— о полной эффективной судебной защите. Я почему специально решил затронуть, казалось бы, этот банальный вопрос?

Да потому что совсем недавно мы разговаривали с Вячеславом Михайловичем (господином Лебедевым, главой Верховного суда.— А. К.), и вроде бы обнаружили, что в 90-е годы, когда была программа реформирования судов, концепция судебной реформы, продвижение суда, в этой знаменитой программе я, откровенно говоря, не нашел слово «законность».

И это удивительно, потому что тогда, я скажу, были споры. Я живой свидетель — это было!

Он сейчас напоминал о себе. И себя.

Для него это было, что ли, до сих пор принципиально: слово «законность»?

— Я спрашивал,— продолжал Валерий Зорькин,— одного из разработчиков этого проекта: «Почему вы не сделали это?» «Сейчас для нас главное,— сказал этот разработчик,— нам надо утвердить права человека. Законность — это уже замусолено в советское время». Я говорю: «Но, позвольте, вы стажировались в Германии целый год, если не ошибаюсь, и вы должны знать (если уж списываете из немецких законов.— А. К.), что слово "законность" в немецком языке — это одно из ключевых понятий вообще в правоведении теоретическом и практическом Германии». Вот так обстояло дело!

Валерий Зорькин критиковал прошлое, в котором он и сам был полноценно представлен, и оказывался обнадежен будущим:

— И я рад, что сейчас это слово полновесно звучит! В конце концов, наверное, надо вспомнить Конфуция, что есть время забывания, затертости имен и время их возобновления и переименования понятий — так примерно это, если перевести... Разные переводы на этот счет...

И разные оценки тоже.

В какой-то момент Валерий Зорькин перестал скрывать, как ему нравится Конституционный суд. Просто нравится, и все тут:

— Конституционный cуд — это все в буквальном смысле и в строгом, действительно, гуманный суд! Не в ироническом, как это было в одном из фильмов, когда подсудимый сказал: «Да здравствует наш самый славный и гуманный суд в мире!» Сделал паузу и сказал: «Шутка».

Нет, слова «шутка» в фильме Леонида Гайдая Георгий Вицин не сказал. А даже, как известно, захлопал этой мысли. Валерию Зорькину казалось, что да, пошутил. А герой Георгия Вицина, как умел, просто, заискивая, просил о пощаде.

В этом смысле с тех пор ничего и не изменилось.

Но тут Валерий Зорькин заговорил о смертной казни. Высказывание не грозило смертной казнью самому Валерию Зорькину, так что мы снова увидели на трибуне расправившего плечи человека.

— Мораторий (на смертную казнь.— А. К.) держится на двух решениях Конституционного суда — в 1999 году, и мы подтвердили это в 2009 году,— говорил он.— Обычно вспоминают, и в том числе те, кто стремится восстановить сейчас, немедленно эту меру наказания, Европейский суд. Раз мы вышли из Европейской конвенции — все, об этом забудьте, мы свободны. Я хочу сказать, что надо все же внимательно почитать постановление Конституционного cуда!

Он рассказывал подробно, и это было очень интересно, так как это была выстраданная мотивировочная часть:

— В 2009 году Конституционный суд сказал, что в России сложилось за долгие годы моратория — а смертная казнь фактически, будем говорить, уже не применялась в 1956 году...

А теперь, после 2009 года,— мы уже в 2022 году, Конституционный cуд сказал: «В России сложился конституционно-правовой режим, в рамках которого граждане Российской Федерации получили право не быть приговоренными к смертной казни».

Глава Конституционного суда был откровенно против смертной казни:

— Скажите мне, пожалуйста, как в этих случаях быть с тем, чтобы ввести сейчас смертную казнь? Конечно, говорят так: «В 20-й статье Конституции сказано, что впредь до полной отмены». Но дело в том, что Конституционный cуд истолковал этот режим, который сложился на основе всего этого дела. И законодатель ведь ничего не говорил об этом и не говорит, слава Богу, о том, что нужно вдруг повернуть колесо назад!

Валерий Зорькин привлек на свою сторону опыт ООН — из нее же Россия в конце концов пока не вышла, да и не собирается, и даже ни за что.

— Начиная с 2007 года такие резолюции (о недопустимости смертной казни.— А. К.) принимались, и Россия все время их поддерживала. Конечно, наверное, надо — еще раз подчеркиваю, не хочу, не могу и не имею права вмешиваться в дела политического решения, законодательного решения,— но, наверное, все же надо в этих условиях прийти к выводу: только лишь изменение Конституции, поскольку ей толкование официальное дано Конституционным судом, в этих условиях может послужить основой для возобновления смертной казни.

А это, по его мнению, не выйдет. Он предупреждал:

— Дело в том, что Конституция так построена, чтобы изменить эту статью и ввести, придать ей другой смысл, нужно практически принимать новую Конституцию. Поэтому, если готовы те авторы, которые выступают за это, что называется, флаг им в руки! Но я не мог этого не сказать.

Принципиальной оказалась реакция Валерия Зорькина на IT-технологии:

— Я хотел бы сказать, что есть все же, наверное, пределы — когда доходит до того, что говорят: «Вместо человека будет электроника осуществлять суд». А как со справедливостью?!

То есть он допускает, что есть случаи, когда справедливость должна быть выше законности, которой он только что тоже объяснялся в любви.

Казалось, Валерий Зорькин разговорил себя уже так, что просто не может остановиться. Он и не собирался:

— Мы в первой части слушали доклады, в том числе о том, что, конечно, не без греха и в судейском сообществе. Но давайте все же прислушаемся к тому, что в стране разрешается примерно 35 млн дел или больше уже... И что, это все делается по указке заказчиков, по указке Кремля, по указке губернатора и так далее? Я просто этому не верю, этого не может быть!

Да нет, конечно, не все.

При этом, судя по вырвавшемуся, Валерий Зорькин да, не верил.

Отказывался верить.

Но, похоже, все-таки допускал.