– К ней было невозможно не прийти! Мой отец – ветеран войны. Он ушёл на фронт в 19 лет и воевал до 1944 года, когда получил ранение в голову, лишился глаза и был демобилизован… Оборачиваясь на всю историю нашей страны, все повороты, зигзаги, опасности – непонятно, как страна выстояла! Её существованию угрожала и польская интервенция 400 лет назад, и нашествие наполеоновской армии 200 лет назад, и европейская мясорубка Первой мировой войны 100 лет назад, и невероятный натиск фашистской Германии, объединившей всю Европу под своими знамёнами, всего лишь 75 лет назад – это всё стоит в ряду важнейших событий, которые сплотили нашу страну, научили нас быть сильными. Скоро на Поклонной горе мы обязательно поставим гранитную стелу с перечнем всех городов воинской славы России.
– Вы обращаетесь в своём творчестве и к Древней Руси, и к 1812 году, и к Великой Отечественной войне… Каким должен быть сейчас язык скульптуры, чтобы далёкие в историческом времени герои – не «рядовые персонажи», а именно герои, повлиявшие в том числе и на духовное развитие нации! – оказались близкими и понятными нашим современникам и будущим поколениям?
– Вопрос, конечно, не о том, чтобы «осовременивать». Культура ещё древнее, чем наша страна. То, что пришло к нам в период царствования Петра I, было классическим наследием, идущим через эпоху классицизма из Древней Греции. И в России постижение этой культуры увенчалось большим успехом. Россия освоила скульптуру, архитектуру, музыку, литературу, науки всего лишь за один XVIII век и уже этим языком мощно заговорила. Я склонен говорить о героях, которые принадлежат разным эпохам, тем же сильным языком классической культуры. Сейчас мы работаем над образом князя Владимира, но уже установили памятники и тем героям, военным, учёным, кто ближе к нам по времени. По-моему, не нужно заниматься осовремениванием, а следует по-прежнему осваивать консервативный язык – уже это большая работа для любого художника.
– Одно дело – освоить, другое – приложить свои умения. В перестройку наше искусство сильно накренилось в сторону модернистских и постмодернистских настроений, и многие художники, в том числе и в области монументальной скульптуры, легко отбросили основы реалистического искусства, всего, что было наработано за долгие годы. Как вы пережили тот период?
– В любой профессии такое бывает: человек готов, а жизнь протекает независимо от него. В те годы жизнь у нас в стране была очень непростой, но многие художники сохранили свой профессионализм. А что касается моды на актуальное искусство, то появление такой свободы вызвало в ответ обострение консерватизма. С одной стороны, есть высокая классика, а с другой – консерватизм ради консерватизма, что выступает уже неким злом. Такого тоже много, когда художники не понимают остроты проблемы и декларируют свою верность традициям. А традиция – это самый трудный путь на вершину! Часто можно услышать: «А я придерживаюсь классики!» Да чтобы её придерживаться, нужны очень мощные руки и головы, как у наших предков. Сейчас с этим большой дефицит. И свобода прежде всего наблюдается в абсолютном принятии того, что в искусстве отныне можно лучше, а можно и хуже – без разницы! Но важно понимать, что культура требует постоянного развития, роста не вниз, а вверх. И я стремлюсь осваивать основополагающее классическое направление в искусстве, насколько мне это под силу. Надо просто идти по этому пути.
– При соприкосновении с историческими фигурами, не с абстрактным неким символом, а с реально существовавшими, оставившими свой след людьми, наверняка вы что-то читали, выясняли факты, входили в эпоху и конкретику – для того, чтобы сделать памятник Столыпину, Александру I, Шухову, Чехову, Смоктуновскому, Моисееву… И вся эта информация подспудно влияет на развитие вашей личности?
– Да, конечно! И в смысле профессии также нет и не может быть ни у кого планки, верхней границы, мол, я всё уже знаю, я – профессионал. Каждая работа – это восхождение, а впереди по-прежнему остаются неосвоенные высоты. Всегда для художника остаётся многое, чего он ещё не понимает.
– Может быть, это стереотип, но если мы говорим «монументальная скульптура», то подразумеваем её связь с героизмом, как будто стоит знак равенства. И даже в собирательном образе всё равно прослеживается портрет – героической эпохи или конкретного подвига. Принято считать, что мы живём в эпоху, когда героев нет. Ваше творчество направлено на то, чтобы вернуть нам героев, дать ощущение их присутствия, воздействия, помочь осознать их значение?
– Конечно, мы, художники, не настолько глубоко влияем на политику и общественное мнение. Хотелось бы, но это в принципе грандиозно сложная задача. Скорее, мы служим памяти. Ведь памятник – от слова «память». Это некая фиксация информации о наших предках для нас и наших потомков. Для того чтобы смотреть в будущее, нужно видеть прошлое, да? Когда ты понимаешь, откуда ты идёшь, то становится более осознанной дорога вперёд. Мы служим первой части этого постулата. Для культуры это вообще очень важно. Каждую тему мы стараемся плотно вместить в определённый образ. К нам приходит общественная идея, мы сами её не придумываем, но принимаем этот социальный заказ как профессионалы – например, поставить памятник Сергею Павловичу Королёву. Хорошо, если есть книги, документы, фотографии этого человека – нам они помогают. А патриарх Гермоген? Это практически закрытая информация! Мы знаем о подвиге Минина и Пожарского, а про человека, который их призвал защищать Родину, сведений крайне мало. И нам нужно решить две задачи: первое – общая идея, смысл жизни этой личности, отношение к ней современников; второе – всё это нужно профессионально вложить в язык скульптуры и архитектуры. Понимаете, ведь идея всегда больше, чем скульптура как объект! И моя позиция состоит в том, что во всякой скульптуре важен не автор и даже не сама скульптура, а то, о чём она рассказывает. Если же она рассказывает сама о себе или об авторе, то своей прямой функции она не выполняет. Мы знаем такие работы, когда автор возводит большую часть памятника самому себе. В моей мастерской я и мои коллеги-единомышленники всё-таки больше растворяемся и похожи на монахов, которые служат Богу, Церкви, стране. Стараемся служить высокой цели.
– Извините, а насколько много пафоса в вашей работе?
– В пору моей учёбы нам преподавали люди, являющиеся, скажем так, продуктами великой русской культуры. Они сами учились и воспитывались ещё до революции, и мы их застали, представляете? Также мы учились у советских скульпторов и художников, обладавших хорошим художественным вкусом. И слово «пафос» у нас было всегда ироничным и слегка негативным. Предположим, в ироничной фразе «петь дифирамбы» надо понимать, что «дифирамб» – это форма сочинения, как и «гимн». В монументальной скульптуре есть очень тонкая грань, когда нельзя уклониться в цирк, пафос, пустоту, лакировку действительности. Если это серьёзные, глубокие темы, с долей трагизма, величия личности, поступка, ума, то любая суетность компрометирует. Мы оглядываемся на наших предшественников из XVIII, XIX, ХХ веков и следуем за ними. Можно ли сказать, что «Рабочий и колхозница» Веры Мухиной – пафосная скульптура? Можно. Но она не сама по себе пафосная, она выражает мысль о движении страны, о великом гуманизме – и тогда речь идёт уже о величии самой скульптуры и принадлежности её к мировой культуре. До такого величия ещё нужно дорасти, к нему вообще трудно подобраться!
– Вы делаете скульптурные образы героев разных войн. Понятно, что по костюму, атрибутике, амуниции, привязывающих к определённой эпохе, они отличаются, но это всегда памятник воинской доблести, чести, смелости, самопожертвованию, патриотизму… Насколько для вас эти образы едины по коренной идее, в её воплощении? И чем эти воины для вас отличаются, кроме костюма?
– В своё время одна замечательная императорская организация была аннулирована, а сейчас восстановлена – Военное историческое общество. Она работает вообще очень много на различных проектах, выставках, в кино, и в том числе со мной. Это огромный архив документов, фотографий, свидетельств – и порой бывает невозможно понять, как такие злодеяния, которые есть на фотографиях, могли быть реальностью… Встретившись с такой информацией, мы подходим к солдату уже не с точки зрения его военной формы, но прежде всего пытаемся прочувствовать, в чём же дух солдата, погибшего на фронтах в 1914 году или в 1942-м… Нам очень важно понять, почему люди шли на смерть, подняв голову высоко…
– А можно вас спросить – почему они шли на смерть?
– Вопрос, как всегда, в том, что человек любит. Своих родителей, своих детей, дедушку с бабушкой – своих близких. Кроме того, он любит, как и должно быть у каждого нормального человека, свою деревню, свой город, свою страну. А остальные народы на земле – для нас братья, а иногда бывало, что и враги. Когда человек любит свою землю, его заботит её защита. Князь Владимир заботился о защите людей, живущих на Руси, и делал это, не только став христианином, но и будучи язычником. Это первичный инстинкт. Россиянин шёл на смерть в бою и с литовскими рыцарями на Чудском озере, и с французами на Бородинском поле, и с фашистами в сталинградском пекле, освобождал европейские страны, погибал за их свободу. Сейчас что-то чудовищное происходит на Украине – братья стали врагами…
– В год 70-летия Победы болезненно звучит неблагодарность, слишком уж короткая память освобождённых нашей армией стран…
– Героизм русского солдата проявился и в Первой мировой, и во Второй, и на многих локальных войнах. Наши солдаты погибали во все времена и во всех странах. В этом году на Поклонной горе появится большой мемориальный комплекс, посвящённый воинам-интернационалистам. Там будут выбиты все имена и фамилии тех, кто погиб, выполняя интернациональный долг в Афганистане, Испании, Анголе, Вьетнаме, Корее, на Халхин-Голе… Около 30 тысяч человек!
– В Первую мировую мы вступили тоже из интернационального долга…
– Да, но там был такой тугой клубок запутанных интриг, что только через 100 лет цепь событий стала очевидной. Наши люди всегда стояли на страже доброй воли на земном шаре, отстаивали интересы нашей страны и за её пределами. Мы планируем также поставить памятник погибшим журналистам – тем, кто не воюет напрямую с автоматом в руках, но отдал свою жизнь за то, чтобы рассказать людям правду. Благодаря им у нас есть огромное количество информации, в том числе визуальной, позволяющей многое понять, чтобы никогда не забывать…