ТОП 10 лучших статей российской прессы за
July 7, 2016

Зимой гиляки (это еще одно давнее название нивхов) ловят навагу и корюшку — так называемые неодуемые виды рыб (то есть их вылов не регулируется, лови сколько хочешь — главное, иметь лодку и снасти). Но таким любительским способом, без больших рыболовецких кораблей и оборудования, много не наловишь — дай бог килограммов тридцать за день. В деревнях организована скупка рыбы у населения, принимают ее по 30 рублей за кило. За летнюю лососевую путину гиляки налавливают некоторое количество горбуши, кеты и кижуча, делают заготовки на весь год. И несмотря на то, что в соответствии с 166-м законом «О рыболовстве» с 2008 года все побережье Сахалина нарезано на рыбопромысловые участки (РПУ) и полностью поделено между крупным бизнесом (простым смертным ловить красную рыбу воспрещается), у представителей коренных малочисленных народов Севера (КМНС) в России есть привилегии. Согласно федеральному законодательству, каждый из них может вылавливать по 100 килограммов рыбы в год для себя и своей семьи (то есть для семьи из пяти человек это 500 килограммов).

Нивхам повезло больше всех. В Сахалинской области специальным распоряжением нового губернатора Олега Кожемяко (по совместительству он еще и возглавляет комиссию по регулированию анадромных видов рыб, которые воспроизводятся только в пресной воде), этот лимит повышен до 300 кило на каждого (1,5 тонны на среднюю семью). Этого, конечно, достаточно для пропитания, но ничтожно мало для заработка. Что поделаешь, новый закон поставил народы Севера в общую очередь, и теперь, чтобы ловить красную рыбу для продажи, нужно выходить на конкурс и получать РПУ (каждый участок — в среднем около трех километров побережья, где можно поставить два вставных невода). А правила этого конкурса ориентированы на крупных рыбопромышленников: наличие собственных современных мощностей по переработке (минимум 50 млн рублей инвестиций), не менее чем четырехлетняя безупречная история промысла, как можно большее количество сотрудников, отсутствие задолженности по налогам и зарплате и т. д. У коренных малочисленных шансов выиграть конкурс нет.

Мое знакомство с нивхами началось весной прошлого года. Тогда, прибыв на юг Сахалина и собирая материал для статьи о лососевой путине, я встретился с Александрой Няван — самой активной гилячкой Сахалина, отстаивающей права своего народа. Она рассказала жуткую историю: у нивхов отняли всю рыбу, а родственник арестованного бывшего сахалинского губернатора Александра Хорошавина, некий Алексей Павленко, разорил и прибрал к рукам национальный колхоз, где все они работали, а так- же получил в пользование практически все РПУ на побережье Охинского района. И теперь нивхи поставлены на грань вымирания. В городе Оха единственная освещенная улица — дорога, ведущая на кладбище. В общем, полный и беспросветный мрак. Тогда у меня не было ни времени, ни возможности добраться до сахалинских северов — туда можно долететь лишь на местном самолете, а дальше на оленях (или на танках, есть и такой вариант). Но на одной из встреч с губернатором Кожемяко я обратил еговнимание на эту проблему. И губернатор настоятельно призвал меня совершить прогулку в гиляцкие края и выяснить все на месте самому.

Перед поездкой я запросил данные по Охинскому району у главного распорядителя рыбопромысловых участков Сахалина — Сахалино-Курильского территориального управления (СКТУ) Федерального агентства по рыболовству Минсельхоза РФ. Оказалось, что 73 РПУ района, или 66% их общего количества, действительно закреплены за двумя предприятиями, которыми владеет г-н Павленко: ООО «НРК “Красная заря”» и ООО «Оха». В 2015 году они выловили 7000 тонн лосося. Обычная история для российских рыбопромысловых регионов: вся система распределения доступа к водно-биологическим ресурсам ориентирована на крупных инвесторов, которые постепенно поглощают мелкие рыбацкие хозяйства и берут под контроль их сырьевую базу. Такая же ситуация в Макаровском районе — там господствует рыбопромышленник Валерий Сафронов (бывший глава администрации района), на Курилах — компания «Гидрострой» Александра Верховского. И так везде. Разница лишь в том, что, в отличие от предприятий Павленко, эти компании не расположены в местах компактного проживания коренных малочисленных народов и не создают для них проблем.

Начальник СКТУ Александр Таратенко любезно предоставил все необходимые документы, подтверждающие, что эти охинские предприятия получили свои участки законным путем через стандартные механизмы заключения договоров на пользование РПУ (согласно приказу № 170 Минсельхоза РФ). Кроме того, в беседе он отметил, что Алексей Александрович Павленко — один из самых активных борцов с браконьерами на Сахалине и что он создал самую эффективную охрану речек, которая практически вымела оттуда «бракашей». Я подумал: такое местным криминальным миром не прощается. Блатные, кормящиеся долгие годы от сотен тонн икры (саму рыбу они даже не берут, а оставляют тухнуть на берегу), вряд ли будут спокойно смотреть, как какой-то законопослушный предприниматель на пару с государством отбирает у них миллиарды наличных рублей неучтенного дохода. В общем, смутные сомнения закрались в мою голову. Подозрительной мне показалась и избыточная эмоциональность публикаций на эту тему. Как следует из газетных статей, в 2008 году Алексей Павленко осуществил рейдерский захват богатого колхоза «Красная заря», наделенного большими квотами на вылов красной рыбы. Там работали сотни трудолюбивых колхозниковнивхов, каждый из которых обладал паем в коллективном хозяйстве. Рейдер же подделал учредительные документы, реорганизовал колхоз в ООО и оформил все на себя.

Мэр под замесом

Из Южно-Сахалинска в Оху несколько раз в неделю летает маленький самолетик Bombardier на 30 пассажиров. Лететь почти два часа, билеты на 50% субсидируются из регионального бюджета и стоят 4500 рублей. Меня встретил глава местной муниципальной администрации Александр Шкрабалюк, который, как оказалось, уже давно работает в статусе обвиняемого в превышении должностных полномочий и нанесении ущерба бюджету более чем на 300 млн рублей. Следствие по его уголовному делу идет почти два года и никак не может добраться до приговора суда. Здесь было бы интересно покопаться, подумал я, и сел в старый советский уазик мэра.

Александр Михайлович начал свою грустную историю: «Мне понтоваться нечем. Вот моя машина. Квартиру я купил в 2002 году за 200 тысяч. Проверяли и родственников. Ничего не нашли. Задержание громкое — целый самолет с бригадой спецназа ФСБ прилетал меня задерживать. Причем публично, у всех на виду. Они были уверены, что обыщут мое жилье, найдут деньги, инициируют на взятку, и все будет нормально. Как они ни старались, нельзя найти то, чего не было. В Москву доложили, что сидеть будет товарищ, точно коррупционер. А когда следствие провели, поняли, что дело из пальца высосанное».

Я углубился в изучение томов уголовного дела и занялся проверкой изложенных в нем фактов. История была следующая. Город Оха до сих пор живет без очистных сооружений. Экологические организации били тревогу о загрязнении Охотского моря, население возмущалось какашками, плавающими у берега (на личном опыте я убедился, что это не преувеличение). В итоге прокуратура подала иск в Охинский городской суд с требованием обязать администрацию построить очистные сооружения. Суд иск удовлетворил. Дотационная Оха (бюджет на 73% состоит из субсидий области) попросила денег у региона, получила добро и начала строительство.

Управление капитального строительства (УКС) администрации округа Охинский заключило контракт на строительство очистных сооружений стоимостью 880 млн рублей. Согласно этому договору УКС должен был перечислить аванс подрядчику, ООО ДЭМ, — 100 млн рублей, еще 369 млн заплатить уже по факту поставки оборудования, остальную сумму — после исполнения контракта. Однако подрядчик ввиду сложного финансового положения попросил за оборудование заплатить до его поставки, иначе будут сорваны сроки строительства объекта. Представитель мэрии съездил на заводизготовитель, проверил ход работ и уже готовое оборудование — все в порядке. Тогда мэр Александр Шкрабалюк взял на себя ответственность и распорядился авансировать поставку оборудования на 332 млн рублей. В итоге все 60 железнодорожных платформ техники из европейской части России пришли в срок, а УКС остался еще и должен (поставлено больше, чем заплачено). По акту сверки ДЭМ недополучил от заказчика 50 млн рублей. Приемочная комиссия подтвердила факт поставки предусмотренных контрактом материалов надлежащего качества и в установленные сроки. Кроме того, все процедуры перечисления этих денег из бюджета были соблюдены. Однако следователи все-таки зацепились за этот аванс и в обвинительном заключении утверждают, что бюджету был нанесен ущерб. В итоге мэр обвиняется по ч. 3 ст. 33, ч. 1 ст. 286 УК РФ за превышение должностных полномочий, повлекшее ущерб. Где этот самый ущерб, я, как ни старался, так и не понял. Кстати, следствие установило также факт отсутствия у мэра и его родственников какой-либо недвижимости кроме квартиры, купленной за 200 тысяч, наличие единственного автомобиля — того самого уазика и тот факт, что за всю жизнь Шкрабалюк лишь один раз на пару дней выехал за границу — в Японию по муниципальному обмену. Что еще поразительнее, он ни разу в жизни не был ни в одной из российских столиц.

После ареста мэра публично проводят по городу в наручниках. Следствие настойчиво просит отправить подозреваемого в СИЗО на нары, но суд отказал (что большая редкость для наших судов) и поместил мэра под домашний арест. За два с половиной года, пока он сидит под арестом, в отношении него было по разным правоохранительным ведомствам выпущено 216 различных поручений о проведении следственных мероприятий с целью найти хоть что-нибудь (ФСБ, СК, прокуратура области и даже заместитель генерального прокурора по ДФО). Арест пришлось продлевать в соответствии с УПК несколько раз. Областное правительство, видимо, не понимая сути происходящего и желая устранить паралич власти в Охинском районе, ходатайствовало об отмене домашнего ареста мэра и о разрешении ему работать. Суд пошел навстречу, и вот уже три месяца Александр Михайлович опять на своем посту. Параллельно идет суд, в результате которого Шкрабалюку грозит до семи лет «строгача».

Пообщавшись с жителями города, я пришел к выводу, что градоначальника здесь уважают: судя по всему, 65%, полученные им на выборах, были настоящими. Ребята в желтых жилетках, делающие заплатки на асфальте, сказали, что два раза в неделю он объезжает дорожников, а на прошлой неделе даже привез на КамАЗе гравий, который подрядчик никак не мог доставить на место. Как только его арестовали, у здания мэрии скопился разгневанный народ и попытался потребовать мэра назад. А вскоре в прокуратуру, к губернатору и даже президенту посыпались письма в поддержку Шкрабалюка, писали местное общество слепых и слабовидящих, общество инвалидов и ветеранов, школы, детские сады, дорожники, коммунальщики, местные депутаты. За два дня были собраны подписи более 800 человек, коллективное ходатайство отправили во все инстанции. Но помогло это только через два с половиной года.

Настырные

Однако вернемся к нивхам. Существуют два бывших колхозника — Виталий Черемисин и Дмитрий Мотин, а также жена бывшего колхозника безработная Александра Няван, которые утверждают, что в 2008 году произошел рейдерский захват НРК «Красная заря» и теперь нивхи не могут ловить рыбу. Они хотят вернуть колхоз себе и попытаться установить социализм в отдельно взятой деревне. «Романтики, не смирившиеся с потерей советского строя», — подумал я. Но, как оказалось, они планируют взять 50 млн рублей на спасение колхоза у каких-то москвичей. Подозрительно. Настырность группы вызывает восхищение: они прошли все судебные инстанции, включая Верховный суд РФ, подавали сотни жалоб, в том числе президенту страны, десятки исков и заявлений на возбуждение уголовных дел в отношении Алексея Павленко. Арбитражные суды всех уровней они проиграли, потому что не смогли доказать свое членство в колхозе на тот момент: ни членских книжек, ни учредительного договора, ни квитанций о внесении паевых взносов. В то же время реорганизация «Красной зари» в ООО признана законной: за нее проголосовало общее собрание работающих колхозников. Черемисин в беседе со мной посетовал: «Имеют право голоса только работающие члены колхоза. Но как можно? У нас есть заслуженные члены колхоза, орденоносцы, передовики!» И показал устав «Красной зари» 2001 года и список членов колхоза — 137 человек. Однако подлинность этого списка ни в одном суде он подтвердить не смог.

Нивхи под управлением

Для того чтобы окунуться в атмосферу жизни этого народа, я поехал в их национальную столицу — деревню Некрасовка, расположенную в 30 километрах от Охи. По дороге перед моим взором предстала апокалиптическая картина: бескрайнее поле, буквально усеянное работающими нефтяными «качалками». Моя спутница Ольга Древаль, ведущий специалист муниципальной администрации, курирующая проблематику КМНС, объясняет, что эти ржавые качалки здесь с незапамятных брежневских времен и до сих пор умудряются вычерпывать нефть из здешних сыпучих песков. Жутковатого вида железяки, похожие на молоты древних гномов-копателей, окружают Оху почти со всех сторон, а некоторые работают прямо в городе, под носом у жителей. Однако местное население к нефтяным проектам практически не привлекают, нивхи занимаются рыбалкой. Проведя несколько дней с этими милыми людьми и вжившись в их быт и культуру, я понял, что есть три основные проблемы, мешающие их гармоничному сосуществованию с остальным миром.

Во-первых, эти маленькие раскосые и пухловатолицые люди крайне наивны и доверчивы. Во-вторых, нивхов избаловали нефтяники, а это не мотивирует людей к работе. «Сахалинморнефтегаз», дочерняя компания «Роснефти», в 2010 году приняла программу содействия КМНС, в рамках которой ежегодно выделяет десятки миллионов рублей на поддержку нивхов, проживающих на территории их присутствия. Общая численность народа сегодня официально оценивается в 1450 человек, это около 330 семей, компактно проживающих в Охинском (в основном в Некрасовке) и Ногликском районах. На деньги программы закупаются техника, автомобили, снасти, строятся и обеспечиваются школы, интернаты, выплачиваются гранты наличными. Кроме того, у правительства Сахалинской области есть собственная программа поддержки нивхов. В этом году, учитывая средства, выделяемые из федерального бюджета, на эти цели запланировано более 44 млн рублей. Еще, как выяснилось, есть ряд благотворителей из числа предпринимателей, работающих в этих краях, основной из которых как раз тот самый Алексей Павленко, который якобы все у нивхов отобрал. Из всех источников финансирования в год получается более 80 млн рублей. Теперь разделите эту сумму на 330 семей и получите 242 тысячи на каждую. Это дополнительно к традиционным северным надбавкам и стандартной социальной поддержке, существующей в регионе для разных категорий населения. В каждой второй семье есть японские снегоходы, джипы (в основном Nissan Safari и Land Cruiser). Ничего себе бедные коренные малочисленные.

Однако самой большой проблемой для нивхов стало отсутствие опыта потребления алкоголя. У них не вырабатывается фермент дегидрогеназа, расщепляющий алкоголь. Поэтому токсичные продукты распада этилового спирта в большей степени отравляют мозг, чем у других людей, что приводит к более сильной зависимости (в основном к запоям). К сожалению, сегодня некоторые проходимцы-браконьеры, охотящиеся за легкой наживой, пользуются этой особенностью нивхов, а также их природной наивностью и фактически делают их рабами. Я наблюдал такую картину: по нерестовой речке плывет лодка с тремя людьми. В лодке все для вылова десятков тонн красной рыбы — сети, снасти. Подъезжает наряд Государственной морской инспекции, видят: ну точно браконьеры! — просят предъявить разрешение на лов рыбы, а им в ответ показывают сидящего в середине лодки пьяного нивха и его удостоверение КМНС. Зачастую бедным коренным не дают возможности даже протрезветь.

В советские годы многие нивхи работали в колхозах и артелях, общество было гораздо более справедливым, жаждущих легкой наживы было куда как меньше. И нивхи жили обычной советской крестьянской жизнью. В конце 1960-х в стране прошло массовое укрупнение колхозов, чего не избежал и север Сахалина. В Некрасовке появился большой рыболовецкий колхоз «Красная заря», имеющий филиалы на Курилах и в Холмске, свой флот и развитую производственную и социальную инфраструктуру, включая различные цеха, мастерские, клубы и даже детский дом творчества. Зажиточный советский колхоз. После распада СССР все колхозы и совхозы были реорганизованы в рыночные формы хозяйствования, как правило в ООО или, в соответствии с ФЗ-193, в сельхозкооперативы. Однако большинство этих предприятий в 1990-е были фактически разграблены, лишь около 23% обрели эффективных собственников. «Красной заре» не повезло, она осталась колхозом и стала тихо угасать, теряя активы и сокращая выручку. Периодически это выливалось в уголовные дела на председателей и в судебные иски налоговой, контрагентов и т. д. Председатели сменялись как листва на березе — средняя продолжительность нахождения на посту за последние пятнадцать лет составила 1,2 года.

К 2008 году колхоз вплотную приблизился к банкротству: все активы, включая снастное оборудование, были арестованы судебными приставами, вылов лосося составил всего 449 тонн. Задолженность перед налоговой — 19 млн, кредиторская задолженность — 29 млн, 15 млн по зарплате, которую сотрудникам не выплачивали уже больше года. Имущество предприятия приставы продавали с молотка за копейки. Как это обычно бывает, используя коррупционные схемы, процессом банкротства предприятий пользовались те, кто хотел получить активы за бесценок. В данном случае весь колхоз целиком. В 2008 году председатель Розовенко решил продать возглавляемый им колхоз заезжим с Амура, которые занимались тем, что ездили по стране и банкротили колхозы, прибирая их к рукам. Когда колхозникинивхи поняли, что председатель сдает их предприятие с потрохами, они сорганизовались и призвали в вожди местного парня, которого знали с детства. Деньги на спасение колхоза у него были.

Чтобы установить истину, мне пришлось плотно пообщаться с бывшими колхозниками, оставшимися в Некрасовке. Информация Александры Няван о том, что все члены колхоза, более ста человек, были «кинуты», нашла подтверждение только у двух колхозников — Виталия Черемисина и Дмитрия Мотина. Сама Няван к колхозу отношения никогда не имела (ее муж Руслан когда-то был колхозником). У остальных совсем другая точка зрения.

Я опросил 18 человек, которые в один голос заявили, что все наоборот: Павленко тогда спас «Красную зарю» от банкротства и распродажи по частям за копейки каким-то приезжим проходимцам. Нашел я и самую опытную колхозницу. На нее указывали практически все мои собеседники: мол, она точно все помнит. Наталья Маштакова, работающая в «Красной заре» с 1972 года и долгие годы бывшая его главным бухгалтером, рассказала, как колхоз смог избежать разорения. Полагаю, здесь необходимо привести ее рассказ полностью, поскольку важна каждая деталь.

— Когда в 1967 году колхоз образовался, в нем было пятнадцать национальностей. Молдаване, белорусы, узбеки, украинцы, русские, литовцы. Поэтому он и назывался «национальный», — говорит Наталья. — У нас в Некрасовке до сих пор дети разных национальностей. Нивхов же было мало — они очень неохотно шли к нам работать. Потом стали покупать флот подержанный. Эмэрэска была (МРС, малый рыболовный сейнер. — «Эксперт»), и даже был БМРТ (большой морозильный рыболовный траулер. — «Эксперт») «Панов». Был участок на Северных Курилах, там своя база была. Был участок в Холмске. Там мы ловили ламинарию — водолазы у нас были. И там же у нас был большой цех по пошивке орудий лова. Потом, в девяностые, за долги у нас начали Курилы отбирать. Колхоз сделал там дочернее предприятие. Нам ставили препоны, предприятие развалили, до сих пор остовы наших кораблей где-то лежат. Потом началась проблема с Холмском. Называлось «Заря Посейдона». Тоже выставили большой иск и отобрали. С 1996 года начался развал. Наш бывший работник организовал предприятие «Диамит», купил пароход-переработчик, и по рекомендации наших охинских властей мы сдали всю рыбу ему. Он ушел во Владивосток, и деньги мы до сих пор не видели. Мы его искали, даже привлекали налоговую полицию. Он поменял фамилию. И пошло. У нас большая задолженность по налогам, штрафные санкции, пошли пени. Задолженность по налогам превышала все наши активы. Стоял вопрос о банкротстве. Остался у нас главный Розовенко. И у нас пошло. Кражи орудий лова, кражи буранов. Задолженность по зарплате, по налогам и так далее. В итоге стали брать займы, которые не могли отдавать. Пытались отдавать рыбой. И все это без правления. А наблюдательный совет все это одобрял. Он составил договор с находкинским рыбозаводом, который поставил свое судно на Рыбновске и забирал всю рыбу. И мы от них единственное что видели в конце путины — приходил пароход с просроченными продуктами. И втридорога, под запись, нам продавали эти продукты. Впервые тогда мои дети увидели йогурт.

Люди начали разбегаться, к 2008 году осталось всего 18 человек. В 2008 году Розовенко привез с Комсомольска-на- Амуре Макарова Дмитрия Владимировича. Его приняли на работу зампредом по организационным вопросам. Розовенко уехал в отпуск и оставил его за себя. Шел разговор о том, что Макаров нам даст кредит 14 миллионов на три года. Восьмого апреля 2008 года у нас идет собрание. Макаров сказал: в связи с тем, что мы вам предоставляем кредит 28 миллионов, мы хотим, чтобы вы приняли в колхоз кроме вас 18 человек моих столько же. Мы сразу спросили, почему 28, а не 14, и почему на год. Стали выяснять. Там все молодые люди до сорока лет, а мы все пенсионного возраста, через три-четыре года мы все уйдем на пенсию, и все. Спохватились сразу, начали кричать. Я помню, вскочила и сказала: какое вы имели право собрать собрание, вы не член колхоза! Прошу считать собрание недействительным.

Собрался наблюдательный совет и поступило предложение Черемисина обратиться к Павленко за помощью. Мы собрались, поехали к нему как к местному рыбопромышленнику, с которым давно работали и знаем его порядочность. Зачем нам какие-то варяги, Алексея мы все знали с детства. Я помню, что он от наглости обалдел. Но нам не отказал. Чтобы все было официально, мы его приняли на работу замом по добыче. Потом собрали собрание, с области был у нас Сергей Сенько, юрист Евгений. И спросили колхозников, кто желает стать председателем? Никто не пожелал.

Встал Черемисин: давайте выберем молодого инициативного Павленко, за эти дни, что он нам помогал, он показал себя. Он помог деньгами, техникой, орудиями лова. У нас-то все забрали, дажскороморозки. У нас судебные приставы были как свои. Станки всякие слесарные, токарные. Сетеснастные забрали, все. Были открытые склады, приходили все кому не лень и за бесценок забирали. Когда пришел Алексей Александрович, у нас было 18 членов колхоза. Мы не пожалели, что его выбрали. В 2009 году мы погасили всю задолженность по налогам и по зарплате, перед поставщиками. Всего около 50 миллионов. Я тогда получила деньги и пошла купила компьютер. Все были довольны.

— А что за устав, который показывает Черемисин? — спрашиваю я.

— Этот устав составлялся наспех, и он не соответствует действительности. Там есть такие, что не знали, что их туда записали, есть те, кто даже членами колхоза никогда не были. Там переврали имена-отчества. Там все делалось наспех, чтобы побыстрее провести собрание, когда выбирали Павлова. 2001 год. Слизали с одного из старых уставов не глядя, и все.

— А как так получилось, что из 18 человек получилось четыре?

— Ушли на пенсию, уволились.

— Так пай-то остается…

— У нас не было положения о паевой системе. Никто его не составлял. Не было паевых книжек. Ни квитанций, ничего. Одна роспись в уставе. Должен быть учредительный договор обязательно, где четко прописаны размеры паев.

Михаил Кан, специалист мэрии, курирующий экономику, который в то время участвовал в событиях в качестве представителя исполнительной власти, подтвердил версию Натальи: «На стадии банкротства в “Красной заре” 29 миллионов была только кредиторка, где-то 12–15 миллионов была задолженность по зарплате. Это был 2007 год. Еще Хорошавин был главой Охи. Мы приглашали несколько раз правление колхоза, председателя. Рыба сдавалась на корабли, мы смотрели договоры по разделу продукции, настолько это все было шито белыми нитками. Портом приписки кораблей Находка была. Кабальные условия. Розовенко, председатель, начал с Амурской области подтаскивать людей. Когда приехали ставленники с нижнего Амура, собирали собрание, был тогда зампрокурора. Всего было 18 членов колхоза. И когда эти с Хабаровского края притащили своих людей, говорят: давайте примем их в члены колхоза. И только тогда до людей дошло, что что-то тут нечисто. Эта бадяга длилась года два точно. В 2008 году общим собранием Алексея Павленко избрали председателем колхоза».

Корреспондент газеты «Нивх диф» («Нивхское слово») Александра Хурьюн, тоже представитель нивхов, высказалась так: «Я практически на всех колхозных собраниях была. Когда избрали Павленко, он стал погашать долги по налогам. Павленко начали обвинять во всех смертных грехах. Он сначала стал избавляться от сетепошивочного цеха, поскольку рыбаки сами умеют делать ремонт сетеснастных. Потом пошло сокращение гаража, столярной мастерской, баню закрыли. Павленко перевел цех переработки в Оху, поскольку у него там уже были мощности современного уровня. Для того чтобы цех в Некрасовке поднять до такого уровня, нужны были большие деньги».

Я запросил данные в Федеральной налоговой службе, Федеральной службе судебных приставов, Росрыболовстве, ассоциации «Рыбакколхозсоюз» (ей фактически подчинялась «Красная заря» в советское время). Выстроил график структуры баланса предприятия с 2007 по 2015 год. Получилась такая картина: по итогам 2007 года кредиторская задолженность составляла 34,3 млн рублей, еще 14 млн по зарплате. Балансовая стоимость активов 49 млн рублей. Из необходимых 26 комплектов орудий лова осталось три, и то поврежденные. Рыбоперерабатывающий завод растащен практически полностью. Флот, еще в начале 1990-х насчитывавший 54 судна (в том числе четыре МРС и даже один БМРТ), состоял из нескольких старых кунгасов. В общем, коллективная форма хозяйствования явно показала свою неэффективность в условиях рыночной экономики. Вариантов у колхозников было два: либо ликвидироваться и остаться без работы и источников дохода (других крупных предприятий там нет), либо срочно привлечь инвестора из местных предпринимателей, которые будут заинтересованы в сохранении коллектива, и преобразоваться в обычное коммерческое предприятие. Естественно, выбрали второй. Этот путь прошли практически все советские хозяйственные организации: заводы, колхозы, тресты и т. д. — те коллективы, которые сами по себе обладали сильной энергией сплоченности, эластичностью сознания интеллектуальной элиты и поэтому смогли выжить в резко меняющихся условиях. Остальные были вынуждены пополнить ряды «челноков», торгашей разных мастей и даже бомжей.

Получив в управление колхоз на условиях вложения денег, превышающих его активы, и фактически создания его инфраструктуры с нуля, Алексей Павленко пошел на единственный возможный шаг: сделать его своим предприятием и развиваться уже в качестве полноправного участника рынка. И здесь, как мне кажется, два основных показателя эффективности: динамика оборота и прибыли и уровень социальной ответственности бизнеса, прежде всего по отношению к местному населению.

За семь лет новый хозяин смог увеличить активы предприятия в 25 раз, до 2,2 млрд рублей, среднюю зарплату — в пять раз, до 105 тысяч, количество сотрудников в путинный период, оформленных «в белую», — в 34 раза, с 18 до 612 человек, вылов рыбы — в 16 раз, до 8000 тонн, холодильные мощности — в 22 раза, до 6000 тонн. Во всем Охинском районе компания по итогам 2015 года вышла на первое место по объему выплаты налогов в бюджеты всех уровней (не считая «Роснефти», конечно). В Охе и Рыбновске построены с нуля два новеньких перерабатывающих завода, сертифицированных по последним международным стандартам санитарной и микробиологической безопасности общей мощностью 350 тонн в сутки (таких на Сахалине теперь два). Инвестиции в развитие составили 1,6 млрд рублей. Сырьевая база (протяженность побережья в пользовании) выросла в 14,6 раза, с 30 до 440 километров. А осенью этого года компания первой из всех сахалинских рыбопромышленников открывает завод по глубокой переработке продукции в Москве мощностью 400 тонн в месяц. То есть будет производить не просто переработанное сырье, а готовые продукты питания. Ассортимент впечатляет: более 150 наименований. Инвестиции — более 1 млрд рублей.

Специально для удовлетворения нужд нивхов в этом году Павленко спроектировал новый современный рыбоперерабатывающий завод в Некрасовке (вместо старого, разграбленного еще до него) и холодильные мощности. Местное население будет сдавать туда выловленную рыбу по установленной цене, а не за копейки скупщикам-барыгам, как сейчас. Остается лишь согласовать этот социальный проект с правительством (думаю, вряд ли оно будет против).

В итоге сегодня ООО «Национальная рыбопромышленная корпорация “Красная заря”» входит в тройку крупнейших рыбопромышленных компаний Сахалина и в пятерку по всему Дальнему Востоку. Сам же Алексей в мае этого года получил от губернатора благодарность как ведущий благотворитель и меценат региона.

Ермак

Остается выяснить, каким образом Алексею Павленко удалось достичь столь впечатляющих результатов. Ведь его финансовые возможности были невелики. В рыбу он пришел, будучи владельцем обычной автостоянки с оборотом 15 млн рублей в год. В производственной сфере таких случаев роста я что-то не припомню. Оказывается, разгадка кроется в том, что Павленко рискнул примерить на себя исключительно рискованную миссию Ермака — бесстрашного первопроходца Сибири и Дальнего Востока. Взять и освоить совершенно непроходимые дебри Крайнего Севера.

В Охинском районе Сахалина было освоено только западное побережье, которое ближе к материковой России. А восточное, окованное льдами и вечным холодом, до 2013 года представляло собой совершенно дикие незаселенные территории — тайга в чистом виде. В августе туда добирались только самые отчаянные браконьеры, имеющие в арсенале судовые средства раскола льдов и тяжелую гусеничную военную технику. Нерестовые речки, летом полные лосося с икрой, ни одним надзорным органом не контролируемые, и не на такое подвигнут предприимчивых людей. Алексей рискнул проложить туда дороги через непроходимые болота, осушить территории, построить путевую инфраструктуру, перевалочные базы (чтобы иметь возможность двигаться дальше в освоении тайги), а затем построить поселки там, где не ступала нога человека. Пройдя этот путь сумасшедшего, он был отблагодарен самой природой: на достигнутом через два года побережье он получил новую сырьевую базу, гораздо большую, чем в колхозе: 32 рыбопромысловых участка. Браконьерские рузы (рыбоучетные заграждения для учета популяции рыб, в последние годы браконьеры их стали использовать, чтобы просто перегородить речку и вычерпать всю популяцию, которая пришла нереститься) он оттуда выкинул. А сам их использовать не стал: на радость экологам и ихтиологам этот рыбак принципиально не занимается постановкой руз. Сам охинский рыбопромышленник вспоминает эту историю с юмором.

— На северо-востоке всю жизнь ни- чего не было. Я исследовал его, — рассказывает Алексей. — Там браконьеры все это обстроили и сидят. И когда появляются девять больших вездеходов, загруженные неводами, 18 КамАЗов, башенные краны, баржи с контейнерами, полевые кухни, передвижные электростанции… Представляешь, что там началось? Они невода мне резать начали. Нам веревки отрезают, а мы через три дня опять невода ставим. А накат волны такой, что каждый раз из четырех судов только половина возвращались непробитые. Сколько наших людей там на волоске от смерти были. Бывало, приходилось даже самому заводить кунгас, и вперед — людей спасать надо было, они же ради дела жизнью рискуют и даже глазом не моргнут. А что делать? Они с моря заходят, у нас на два километра в глубь моря невода. В итоге у этих бракашей не хватило терпения нас одолеть. Мы в этой глуши оставили людей, чтобы охранять. Вот это настоящие Ермаки — освоители тундры, им просто памятник надо поставить. Ведь там снег идет двадцать четыре часа в сутки, в считаные минуты заносит все под крышу. Кроме того, там всегда туман стоит и плюс три все лето. (Павленко сказал именно «плюс три», но редакция считает это метафорой, средняя температура лета в тех краях согласно справочникам — плюс 11–16 градусов.)

Легендарный рыбак Юрий Чепиков, работающий в колхозе с 1962 года, вспоминает: «Медведей там тьма-тьмущая. Приходят рыбу ловить и нас как будто не замечают. Наедятся и как начнут играться вместе с медвежатами. Представляешь, прямо вот как мы с тобой, рядом цепляет рыбу своими когтищами и только хвосты из пасти торчат. Но столько находили останков мишек, отстреленных ради желчи и лап, — прямо кладбище какое-то».

За эту рискованную операцию под названием «Освоение тундры северо- востока Сахалина» ребята под руководством Павленко в непроходимой тайге преодолели около 140 квадратных километров тиновых болот (в которых, к сожалению, затонуло 13 единиц техники), лишились под ударом ледовой стихии 22 рыболовецких судов, проложили десятки километров дорог, построили рыболовецкие станы-поселки, соорудили целые деревни. Воля к победе, подкрепленная непоколебимым бизнес-азартом, сделала свое дело.

Стахановцы из КМНС

Однако этот экономический феномен нашего расследования вроде как не затрагивает. Мы отвлеклись от нивхов. А остановились мы на том, что народ этот наивный, доверчивый, по биоэтническим своим особенностям подвержен алкоголизму, и поэтому нивхов используют всякие браконьеры, чтобы избегать проблем с надзорными органами. Ведь «национальные» квоты получает не только сам нивх, но и члены его семьи, даже если они, скажем, чернокожие. «Едем с проверкой, в лодке огненно-рыжий двухметровый мужик, — рассказывает Михаил Кан. — На нас вообще ноль внимания. На каком основании ловите? А мы нивхи. Вот сколько лет прожил, но чтобы огненно-рыжий двухметровый нивх — впервые вижу. Да, документы показали: нивх». Павленко всеми силами пытается привлечь их к работе, даже установил для них повышенную ставку расчета зарплаты, а когда человек уходит в запой, он отправляет его в больницу на лечение за свой счет. Более того, в «Красной заре» есть специальная статья бюджета, деньги по которой выделяются на кодирование нивхов-алкоголиков.

— Когда пришел новый мэр, они ему начали мозги выносить, что Павленко такой-сякой, поселок задыхается, — рассказывает Алексей Павленко. — Мэр приходит, говорит: ты охреневший парень, ты народ не берешь на работу. Я мэру говорю: мне выгодно брать местное население, не надо привозить, увозить. Давай, я сейчас заказываю два автобуса, ставлю их в Некрасовке. Но вы должны мне гарантировать: сорок человек. А минималку они получат: будет рыба, не будет — заработок будет. Но эти сорок человек должны быть постоянно, чтобы я понимал, что, когда идет рыба, я не попадаю. Я смотрю, там активисты сидят, народы Севера, вот с вас и начнем. Давайте вы займетесь списками. Ну и что, пришли два пьяных гиляка. Вся деревня смеялась.

Однако, как говорится, и на старуху бывает проруха. Есть в «Красной заре» так называемая бригада Чепикова — того самого старейшего в колхозе рыбака. Здесь это человек-легенда, даже Алексей всегда прислушивается к его мнению, постоянно приезжает к нему на стан посоветоваться о той или иной рабочей проблеме. В его бригаде почти все нивхи, и все как на подбор непьющие, перевыполняющие план, аккуратные. Называется это место Пятый рыбостан, попасть туда на работу мечтают даже местные нефтяники, потому что заработки у них всегда выше, чем у остальных, — до 1,6 млн за путину на каждого. Работают они по своей нивхской традиционной методике промысла — заездок. Это рыболовецкий стан на сваях, уходящий прямо в море, как в Таиланде. Там у них и домики, и пошив сетей, и столовая, все как положено. В других бригадах тоже можно встретить гиляк-стахановцев, не подверженных зеленому змию, но скорее как исключение. Со многими из них мне удалось пообщаться. Например, Николай Чирик, семейный парень с тремя детьми, заработал за прошлую летнюю путину миллион рублей и еще 200 тысяч за зимнюю. Александр Замолдынов — 1,2 млн, как и его брат. Есть даже такие, кто самостоятельно ведет рыбопромысловый бизнес на своих родовых участках. Например, маленькая, но очень энергичная женщина Наталья Кельман (по-нивхски это означает «малинка»), родовые общины «Теви» (589 тонн вылова в 2015 году по состоянию на 29 сентября), «Норк» (471 тонна), «Унигыш» (378 тонн), «Наньво» (166 тонн), «Ыхрыхыво» (467 тонн).

В самой Некрасовке все побережье вдоль села, являющееся рыбопромысловым участком «Красной зари», Павленко отдал под свободный вылов для местного населения. Выиграл конкурс и официально, через Росрыболовство, отказался от него в пользу жителей поселка — чтобы они могли сами заниматься лососевым промыслом. Поэтому можно сказать, что рыбачить здесь может любой желающий.

В Некрасовке полным ходом идет обновление жилого фонда: по госпрограмме переселения из ветхого жилья строятся одноэтажные дома по экологически чистой энергосберегающей технологии, рассчитанные на две-три семьи. Три дома уже почти готовы и резко выделяются среди унылой советской застройки. К 2018 году местные власти планируют полностью переселить поселок в новые жилища, а старые снести и на их месте построить инфраструктуру — детский сад, клуб и так далее.

Каковы же выводы из проведенного расследования? Оба дела — и обвинение мэра Охи, и ситуация в «Красной заре» — явно необъективные. С душком. Или заказуха, или просто перегиб в попытке выслужиться. Скорее всего, кто-то через нечистых на руку журналистов и «оборотней в погонах» пытается словить рыбку в мутной воде. Один старший офицер ФСБ, оперативник с двадцатилетним стажем, с которым мне удалось пообщаться, сначала отнесся ко мне с подозрением, но потом, когда я рассказал свою веселую историю из Охи, с облегчением сказал: «Фу, теперь я понял. Мне уже надоели эти корреспонденты, с четкой установкой в голове. Если бы ты сейчас начал рассказывать про притеснения КМНС, я бы подумал, что ты купленный».