В четверг в Минске подписанием документов, решениями о прекращении огня, отводе тяжелых вооружений, конституционной реформой на Украине и другими принципиальными договоренностями закончились ночные переговоры глав Германии, Франции, России и Украины. Никогда еще спецкор “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ не присутствовал при политическом событии такого масштаба, скрывающем в себе подлинную политическую драму. Наш специальный корреспондент во всех до сих пор не известных подробностях рассказывает, как это было.
Вчера поздно вечером пять лидеров после фотографирования уединились на первом этаже Дворца независимости, в котором оказалось на удивление много приспособленных для переговоров помещений. Сам Александр Лукашенко вмешиваться в переговорный процесс не стал, потому что не мог: его участие в нем не предполагалось. Он уединился где-то недалеко, так что среди журналистов сразу поползли сладкие слухи о том, что президент Белоруссии, конечно, в курсе происходящего, потому что дырочку для того, чтобы он все слышал и видел, в стене накануне саммита ему предусмотрительно провертели.
О том, что происходило в переговорной, журналисты, разумеется, никакого представления не имели. Поэтому совершенно ажиотажным спросом пользовалось появление любого фигуранта переговорного процесса. Вот появился министр иностранных дел России Сергей Лавров, который на все вопросы, как идут дела, отвечал либо «супер», либо «лучше, чем супер», либо вдруг дарил журналистам целый рассказ:
— Да вот позвали сала поесть, мы и идем.
Между тем в какой-то момент из переговорной вышел Владимир Путин. Стараясь лишний раз ни с кем не встречаться взглядом (видимо, для того, чтобы лишний раз не пришлось объяснять причину появления в коридоре), он скрылся в противоположном от нас направлении. Признаться, журналисты не сразу прозрели, и я только после того, как он через несколько минут вернулся, услышал от коллег: «Ну что же такого… ведь он тоже, в конце концов, человек…»
Никто из официальных лиц принципиально не давал никаких комментариев: во-первых, и комментировать было, видимо, нечего, и к тому же на самом деле никто, кроме тех, кто непосредственно участвовал сейчас в переговорах, не имел о них никакого представления.
В конце концов, к третьему часу ночи нервы стали сдавать, и я увидел, как журналисты, прежде всего западные, одевшись и застегнувшись на все пуговицы, бесславно покидают резиденцию белорусского президента, волоча за собой по блистательному мраморному полу чемоданы на колесиках и без них (из минских отелей они, видимо, предусмотрительно выселились до полудня, не допуская мысли о том, что людям, имеющим, прямо скажем, мало общего, будет о чем говорить между собой вот уже пять часов).
Так или иначе, картина внезапного и, можно уже сказать, массового бегства иностранного журналистского корпуса казалась все-таки явлением, не поддающимся осмыслению: в конце концов, они уходили с мероприятия, у которого были все шансы стать историческим, даже если бы переговоры провалились. То есть это были люди с атрофированным журналистским инстинктом! Как же так!
Но оставшихся было все-таки намного больше. Понимавшие, свидетелями чего они становятся, стояли в 20 метрах от переговорной в несколько плотных шеренг, уже не чуя под собою ног. И ноги эти начинали уже подкашиваться. И тела уже обрушивались в изнеможении на пол. И я видел своего старого знакомого, французского журналиста, который спал, прислонясь к дверному косяку, с ослепительно белой ручкой в ослепительно белых зубах (и оставалось его только сфотографировать, тем более что он не мог быть против).
В 4:20 (я начал засекать время) из переговорной вдруг выглянула Ангела Меркель. Те, кто еще стоял на ногах, с удовольствием растолкали спящих. Ведь что-то же должно было наконец случиться. И случилось: она отдала охраннику свой телефон, чтобы тот зарядил его.
И ведь они там о чем-то все это время говорили. Позже мне стало известно о чем. По данным “Ъ”, из тех 16 часов, что лидеры четырех стран провели в переговорах, едва ли не половину этого времени они обсуждали дебальцевский котел. И прежде всего, есть он или нет. Владимир Путин настаивал, что он есть, и что если будет заключено соглашение о перемирии, странно, если оно не будет нарушено: те, кто в котле, обязательно постараются выбраться из него, а те, кто этот котел варит, постараются собрать пену.
Петр Порошенко настаивал на том, что никакого котла нет. Его данные, впрочем, противоречили данным французской разведки, которая, оказывается, не бездействует в Луганской и Донецкой областях. И поэтому Франсуа Олланд, хоть и не поддерживал активно ни одну из сторон, все-таки давал понять, что про Дебальцево все известно: котел есть.
Тем временем у журналистов появились свои очень личные воспоминания на этих переговорах.
— Суркова видел? — спрашивал один.
— Конечно,— отвечал тот.— Он с Песковым разговаривал.
— А, ну это три часа назад было. А я его час назад видел! Он ни с кем не разговаривал!
В пять утра в туалет попросился наконец Франсуа Олланд.
Белорусские охранники, стоявшие у дверей переговорной, зевали уже так, что им по всем признакам должно было разорвать рты.
У кого-то из журналистов сработал будильник, поставленный (я посмотрел на свои часы) на 05:15.
Журналисты начинали вдруг что-то вполголоса друг другу рассказывать, и казалось, что они бредят во сне. В этих рассказах фигурировали Крым, портвейн, какие-то таблетки для здорового сна, уличные хулиганы и красивые машины на турецких пляжах… Рассказы эти обрывались так же внезапно, как и начинались: никому не было до них никакого дела, в том числе и самим рассказчикам.
И вот еще что: теперь я знаю, как храпят японки.
И в конце концов у одной девушки, конечно, пропал синий бумажник с документами, и ей теперь предстояло остаться здесь жить.
В 05:35 снова вышел Сергей Лавров и вздрогнул от этого нелепого вопроса: «Ну как, удалось договориться?»
К 05:45 стали происходить более содержательные события. Вышла Ангела Меркель, за ней Владимир Путин. Он окликнул ее, и они пару минут говорили вообще без свидетелей, потом вернулись.
Из слабеющих рук журналистов предательски выскальзывали телефоны и звонко падали на пол.
А они говорили.
В 06:20 из переговорной первый раз вышел Петр Порошенко и в сопровождении большого количества охраны прошел в туалет. Может быть, этим парням тоже нужно было. Его коллеги в таких случаях, впрочем, предпочитали одиночество.
И как-то все забыли про одного человека. Лично я спохватился к семи утра. Где же все это время был Александр Лукашенко?
Выяснилось, что еще около двух ночи он всех бросил и уехал домой спать. Кажется, он был одним из немногих здесь, кто до сих пор демонстрировал благоразумие.
Среди журналистов в холле между тем сверхпопулярностью пользовались лесенки, которые принесли с собой фотографы: девушки застенчиво присаживались на краешек и через минуту овладевали уже всем пространством ступенек. Это были, конечно, принцессы на горошине: на полу им не сиделось.
Стремление некоторых девушек попользоваться в этот час помадой выглядело между тем вообще уже абсурдно.
В это время в переговорной согласовали уже почти все пункты двух документов. Например, итоговую декларацию лидеров, в которой содержался пункт о том, что они поддерживают переговоры между ЕС, Россией и Украиной, чтобы снять озабоченность России в связи с соглашением о зоне свободной торговли между Украиной и ЕС. Еще несколько дней назад в Мюнхене российскую делегацию поднимали на смех по той причине, что она смеет настаивать на такого рода переговорах. Теперь те, кто поднимал на смех, согласовывали пункт об этом в итоговом документе.
«Комплекс мер по выполнению минских соглашений» тоже был почти согласован. Петр Порошенко некоторое время пытался настаивать на том, чтобы зафиксировать в нем положение о миротворцах, но не был услышан.
Впрочем, и того, что уже содержалось в «Комплексе мер», было достаточно, чтобы понять: переговоры потребовали больших компромиссов от всех участников. Отвод тяжелых вооружений (для украинских войск — от фактической линии соприкосновения, для войск ополчения — от линии, определенной минским меморандумом 19 сентября 2014 года), прекращение огня, конституционная реформа, прямые местные выборы в Луганской и Донецкой областях (сроки пока не оговаривались, главным было зафиксировать согласие сторон), закон, запрещающий преследовать участников событий на юго-востоке Украины, выплата пенсий и социальных пособий, восстановление украинского контроля над участком границы с Россией, которая сейчас контролируется ополчением…
Некоторые из этих пунктов казались совершенно неприемлемыми для ополченцев, некоторые — для президента Украины, которому надо было возвращаться с ними домой, в Киев, и объясняться с соотечественниками, которые не участвовали в переговорах и не понимали, да и отказывались понимать тончайшие и на самом деле такие путаные механизмы переговорного процесса.
И все-таки люди, которые оказались в эту ночь в переговорной, хотели договориться. Для этого они сюда приехали, и чем дольше шли переговоры, тем, казалось, меньше шансов не договориться: Франсуа Олланду и Ангеле Меркель было просто уже неприлично уехать отсюда ни с чем после того, как они потратили на это по 14 часов своих жизней.
В 06:30 в переговорную повезли чайники, чашки и блюдца. Это могло быть началом конца. Причем счастливого. Хоть и только этих переговоров.
Но это, казалось, стало началом просто конца.
Хорошей приметой, правда, еще посчитали разбитые официанткой стаканы с подноса.
— На счастье! — кричала журналистка с американским акцентом.
— Горько! — добавил кто-то в ажитации очень по-русски.
В 08:10 некоторым журналистам стали потихоньку раздавать беджи для участия в церемонии не то что подписания, а скорее предъявления соглашений.
Оставалась, казалось, мелочь: надо было завизировать «Комплекс мер» у лидеров ДНР и ЛНР Александра Захарченко и Игоря Плотницкого, которые ждали именно этого момента в «Дипсервис-холле», где в это время заседала контактная группа. С этой целью в «Дипсервис-холл» отправился помощник президента России Владислав Сурков.
Я видел, как он вышел из переговорной и направился к выходу. В тот момент еще не было понятно, куда это он, но уже было ясно, что события начинают развиваться со все возрастающей скоростью.
Приободрились и журналисты и уже с удовольствием, преодолев бессонную ночь, вспоминали, как поднимался накануне по лестнице Петр Порошенко: хмуро и, казалось, демонстративно сложив руки за спиной, как подконвойный, а за ним шли Владимир Путин и Александр Лукашенко — как конвоиры. А ведь и правда складывалось впечатление.
И тут из переговорной вышел президент Украины — такой же хмурый, как тогда на лестнице, подошел к лифту и начал теребить его кнопку. Но лифт был блокирован. Петр Порошенко еще некоторое время посвятил борьбе с кнопкой, потом развернулся и пошел вниз по лестнице.
Он был чем-то очень недоволен.
Потом-то выяснилось чем: Александр Захарченко и Игорь Плотницкий категорически отказались ставить свои подписи под документом. Кроме всего прочего, подписание могло означать и их политическую (да и не только политическую) смерть. Да что там говорить: этим документом рисковали все участники процесса.
Владимир Путин вышел через несколько минут, подошел к лифту и нажал ту же кнопку. Двери открылись.
Мы в это время уже ждали заявлений президентов. Каждый из них должен был выступить перед своей национальной аудиторией журналистов. Помещений во дворце хватало на всех, и еще оставалось по крайней мере столько же.
И была объявлена уже даже минутная готовность. Потом — пятиминутная. Потом — десяти… Потом заявление отменили.
А потом выяснилось, что и документ не подписан.
Это был полный провал переговоров. 14 часов демонстративно потраченного впустую времени.
В 10:40 Владислав Сурков вернулся во Дворец независимости и поднялся на третий этаж, где в это время находился Владимир Путин. Туда же через некоторое время поднялись и Франсуа Олланд, и Ангела Меркель. Они узнали о решении лидеров ополчения.
Петр Порошенко в это время сидел в одиночестве прямо под ними. На втором этаже. В полуоткрытую дверь даже можно было увидеть, как он сидит: подперев щеку ладонью, чуть не уронив на нее лицо. Настроение его по всем признакам было крайне мрачным.
Что же в это время происходило на третьем этаже? Мне удалось реконструировать эти события. По данным “Ъ”, Владимир Путин сказал коллегам, что надо объяснить Александру Захарченко и Игорю Плотницкому, почему они неправы. «Я на них давить не могу»,— несколько раз повторил он.
Но что же это еще было тогда?
Ангела Меркель предложила все объяснить лидерам ДНР и ЛНР при помощи открывающегося в Брюсселе совета министров ЕС. Она сказала, что ополченцам надо заявить: у них полтора часа времени. Не позже этого срока лидеры Франции и Германии уедут и больше никогда не вернутся, и никакие переговоры ни о чем будут невозможны. Нужно было, чтобы и российский лидер подтвердил это. И он подтвердил.
Потом Ангела Меркель и Франсуа Олланд спустились на лифте на первый этаж. Владимир Путин остался на третьем, а к лидерам Франции и Германии присоединился Петр Порошенко.
В головах журналистов в это время был ад. Никто не понимал не только того, что происходило до этого, но и тем более того, что происходило сейчас. Мы видели только их лихорадочные перемещения по этажам с бесконечными, казалось, рокировками.
Вот к закрывшимся в той же переговорной на первом этаже присоединился Владимир Путин. Они сидели вчетвером. Они ждали. Говорить было уже особенно не о чем. Полтора часа ультиматума заканчивались.
Потом к ним еще присоединилась Хайди Тальявини, представитель ОБСЕ в контактной группе, одна из тех, кто должен был подписать «Комплекс мер». Так они и ждали.
Владимир Путин вышел и снова вошел в переговорную, когда до истечения срока ультиматума оставались две минуты.
Он сказал, что звонил Владислав Сурков и рассказал: «Они все подписали».
Потом Владимир Путин все-таки пришел к журналистам и сделал заявление. Он в эту ночь и это утро сделал все, что хотел. Возможно, больше. Он рассказал журналистам про документы. Рассказывал очень просто, перечисляя пункты договоренностей. Но это не было для него, конечно, просто.
Это была одна из триумфальных дипломатических побед. Наверное, у него такой и не было. Были, скорее, военные.
Все были, конечно, поражены. Все за последний час привыкли к мысли, что переговоры провалены. И вот он говорит, что и как в этих документах.
Я потом спросил у него, подписаны ли они кем-то: к тому моменту я представления не имел обо всех этих подробностях.
Он очень оживился, вернулся к микрофону и рассказал, что «Комплекс мер» подписан всеми членами контактной группы плюс Александром Захарченко и Игорем Плотницким, а второй документ, итоговая декларация глав четырех государств,— неподписной. То есть не нуждается он в подписании.
Зато первая бумага в нем очень нуждалась.
Через полчаса в здании остался только Александр Лукашенко. Он на правах хозяина увлеченно давал интервью десяткам журналистов.
Так пришло и его время.
150.0
75.00
