Ходить круглый год в шапке-ушанке, непременно держать в сарае ручного медведя и жрать водку литрами — эти стереотипы о нас накрепко засели в головах у многих иностранцев. И если насчет головного убора и медведей мы лишь снисходительно усмехаемся, то вот по части вековечного русского пьянства смиренно соглашаемся.
И тут же вспоминаем летописное «Веселие на Руси есть пити, иначе нам не жити» — именно так, говорят, ответил князь Владимир миссионерам из Волжской Булгарии, склонявших его к принятию ислама. Можно, конечно, в иронично-вежливом ответе князя усмотреть намек на исконную нашу тягу к алкоголю. Но если это было так и без пития было нам совсем «не жити», где все остальные косвенные признаки алкоголизации Древней Руси? Где старинные ритуалы, связанные со спиртным? Где мощный, а главное — древний народный фольклор? Те же сказки, проповедующие трезвый образ жизни? Где наши аналоги греческого Диониса и Бахуса и практика многонедельных празднеств в их честь? Где законы, предусматривающие наказание для пьяниц? Где трактаты богословово вреде пьянства?
Нет. На всю историю Древней Руси нашлась одна берестяная грамота с подозрительным словом «водя», которое когда-то посчитали «водкой», но потом, судя по официальному переводу на сайте «Грамоты.ру», концепция поменялась, и теперь его читают как «водить».
Есть упоминание пьянства как греха в «Поучении Владимира Мономаха» («Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело»), но, если вчитаться, текст этот содержит такое количество грехов и неправедных дел, перечисленных через запятую, что эта строчка просто теряется в море других советов на все случаи жизни.
— Среди всяких церковных поучений, которые публиковали священники, обращаясь к своей пастве, в числе прочих нехороших вещей, с которыми надо бороться, могло фигурировать и употребление алкоголя, — соглашается Александр Назаренко, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН и специалист по домонгольской Руси. — Но нигде не говорится о том, что народ активно пьет горькую и это является общественным злом. Не стоит забывать и о том, что все эти церковные поучения по содержанию были довольно стандартны и ча- сто являлись лишь калькой с переводов разных греческих источников. Да и никаких массовых кабаков, где можно было бы за копейку напиться, тогда, конечно, не было. Пили пиво, квас, медовуху, которые предварительно еще надо было самому наварить, а дело это небыстрое, трудозатратное, да еще и сезонное. Князья и бояре во время пира могли выставить на стол вино, но был этот напиток заморским, а значит, дорогим и мало кому доступным…
Кстати, слово «водка» (имеющее на самом деле польские корни) в русском языке зафиксировано лингвистами лишь в 1533 году, и обозначало оно исключительно лекарственную спиртовую настойку на травах. А алкогольный напиток стало обозначать лишь в XVII веке.
— Суть дела не в том, когда именно Русь познакомилась с крепкими спиртными напитками, — говорит историк. — Скорее важно понять, когда их присутствие на столе начинает приобретать массовый характер и они становятся доступны народу. А началось это с активным появлением кабацких заведений. Когда в XVII веке мы начали присоединять к себе малоросские земли, потихонечку в нашу жизнь стали входить и аналоги знаменитых шинков. Государственная власть, смекнув, что дело это очень прибыльное, быстренько прибрала его к рукам, ввела монополию на крепкое спиртное, и по всей России стали появляться так называемые государевы кабаки. Постепенно они стали прочной и все более закрепляющейся частью общественного быта русского народа, потихоньку перерастая в настоящее бедствие для него же.
Чуть позже случился на нашу голову Петр I, который, как известно, любил напоить гостей до упада. Он же, кстати, особым распоряжением приказал выдавать ежедневно по чарке хлебного вина строителям Петербурга, рабочим верфей, солдатам и матросам. И он же распространил систему винных откупов (покупку у государства права торговли спиртным) на всю империю. Екатерина II, подредактировав прежнее «винное» законодательство, тоже активно поспособствовала тому, что количество кабаков в стране выросло в разы.
В итоге, если вначалеXVII века на Руси существовало лишь несколько кабаков, то во времена Алексея Михайловича их было уже под тысячу. В 1775 году на 200 тысяч москвичей в городе приходился 151 кабак — спустя 10 лет их стало уже 359. А ведь были еще и трактиры, в которых тоже наливали. А когда в середине XIX века начали открываться чайные, там опять-таки начали из-под полы торговать водкой.
Но был ли уж такой разгул пьянства в России? И только ли в ней одной? Отнюдь. По статистике, к 1910 году годовое потребление спиртного на душу населения составляло: в Норвегии 3 штофа (1 штоф = 10 чарок = 1,2299 литра), в России — 4 штофа, в Англии — 12, в Германии — 13, в Италии — 22, а во Франции — аж 76 штофов. Что называется, почувствуйте разницу. И даже если взять век нынешний и пересчитать весь потребляемый нами алкоголь в литры чистого этилового спирта, получится, если верить ВОЗ, отнюдь не первое, а всего лишь 26-е место в мире.
Так откуда же тогда взялся этот имидж вечно пьяного русского?
— Во-первых, я бы не верил так уж радостно официальной статистике, — говорит социальный психолог Алексей Рощин. — Во все времена боролись с подакцизным производством водки, и во все времена оно было. Во-вторых, как человек, объездивший всю страну, могу сказать, что у нас чрезвычайно развито самогоноварение. Причем чем выше поднимаются акцизы на спиртное, тем выгоднее гнать его самому. Себестоимость бутылки самогона 50 рублей, и это, конечно, большой стимул, особенно для людей из бедных регионов. Так что, возможно, статистику по реальному потреблению надо увеличивать раза в два.
Стоит учитывать и тип потребления алкоголя, уверен эксперт:
— Известно, что в северных странах больше жалуют крепкие напитки. Южный тип потребления — это преимущественно пиво и вино. Есть масса исследований на эту тему. Одна из основных причин — экономическая. На севере, как известно, плохо растет виноград, вина в нужном количестве не добыть, а импорт всегда дорог.
Еще одна причина — климатическая. В Швеции, Норвегии, Финляндии, России солнца не сильно много, как следствие больше развиты депрессии и вот это известное «надо, чтобы по мозгам ударило». То есть, условно говоря, на юге чаще пьют, чтобы веселиться и приставать к девушкам, а в наших северных землях люди выпивают, чтобы побыстрее отрубиться и забыть тяготы сумрачного дня. Или получить разрядку, с кем-нибудь подравшись. В итоге получается, что пьянство северных людей более разрушительное, а потому и более заметное. В отличие от каких-нибудь солнечных итальянцев, которые радостно выпили, поплясали и разошлись.
Как бороться с клеймом нации забулдыг? Меньше пить и больше приглашать в гости.
— Глобализация ломает стереотипы, — продолжает Рощин. — Помните, как во время чемпионата мира по футболу многие иностранцы с удивлением признавали, что русские, оказывается, совсем не угрюмые, и пьяными на улицах почему-то тоже не валяются. Так что развитие туризма нам в этом вопросе сильно бы помогло.
Ну и конечно, надо учесть успешный опыт северных стран — той же Норвегии или Финляндии, — у которых очень остро стояла проблема алкоголизма, но продуманная госполитика резко изменила ситуацию.
В частности, они десятилетиями прикладывали очень много усилий, чтобы хотя бы сменить тип пьянства на южный. Почему не тотальный запрет и сухой закон? Потому что, если действовать по этой жесткой схеме, пышным цветом расцветут всякие другие синдромы, вплоть до роста числа самоубийств. В итоге за последние 20–30 лет ситуация в этих странах серьезно улучшилась и по потреблению спиртного они теперь находятся в хвосте всех рейтингов. У нас с алкоголизацией последние годы тоже активно борются.
И уже без всякой статистики видно, что потребление легчает. Например, у молодежи ужраться водкой уже считается не комильфо во многих компаниях. То есть пиво пьют все, но если кто-то приносит бутылку водки, она запросто может остаться и непочатой. Да и пьяных на улицах стало заметно меньше, это видно.
Нет у русских, оказывается, и особого гена пьянства, об открытии которого одно время трубили все СМИ.
— Когда говорят, что у русских есть какие-то особые гены, которые заставляют их пить, — это полная фантазия, — говорит заведующая лабораторией анализа генома Института общей генетики им. Н. И. Вавилова Светлана Боринская. — В этом отношении русские ничем не отличаются от других европейских народов. Вообще вокруг изучения алкоголя много мифов.
Исследования показали, что есть две группы генов, влияющих на потребление алкоголя. Одни (алкогольдегидрогеназа, альдегиддегидрогеназа и другие) регулируют переработку алкоголя печенью. Например, подавляющее число японцев и китайцев физически не могут много выпить, так как алкогольные токсины у них образуются быстро, а обезвреживаются крайне медленно. Мы, если что, в этом плане по большей части абсолютные европейцы. Но есть и вторая группа генов, которая связана с поступлением в мозг сигнала «у тебя все хорошо». Они были созданы природой ради формирования полезного для существования вида поведения (например, человек как и другие млекопитающие, получает удовольствие от питания, размножения и умеренной физической активности).
Но эти же самые гены участвуют и в формировании зависимостей. И тут уже на первый план выходят вопросы поведения, психологии и воспитания. Если человек находит удовольствие в потреблении какого-то химического агента, у него в системе нервных связей «протаптывается» такая прочная широкая дорожка, связывающая хорошее состояние с этим агентом, что стоит огромных усилий проложить новую и заставить человека получать радость, скажем, не от алкоголя, а от общения с близкими, классической музыки или пения птичек. И тут, как вы понимаете, тоже все очень индивидуально: нет генов, которые бы делали один народ зависимым от алкоголя, а другой — нет.
КСТАТИ
По преданиям, во время петровских ассамблей гостей, не соблюдавших правила, наказывали «штрафным кубком» — большой (объемом в 1–1,5 литра) емкостью, в которую наливали крепкий алкоголь. Провинившийся обязан был выпить ее залпом. Отсюда и пошла наша традиция штрафной опоздавшему.
ФАКТ
Вопреки устойчивому мнению, Менделеев не участвовал в создании или усовершенствовании водки и не изучал физиологическое действие разных спиртоводных растворов. Его работа «О соединении спирта с водой» была посвящена метрологии. А установлению классического соотношения 40:60 мы обязаны министру финансов Рейтерну, который в 1866 году округлил крепость простого хлебного вина с 38 до 40 градусов.
0
10.00
