ТОП 10 лучших статей российской прессы за July 8, 2022
Кабульская дилемма: поддержать нельзя игнорировать
Автор: Леонид Цуканов. Эксперт
Визит афганской делегации на ПМЭФ-2022 добавил экзотики в мир серых деловых костюмов, но ни декоративным, ни формальным не являлся. Официальных итогов не сообщили, но можно представить, что речь шла о расширении сотрудничества и торговли, о перспективах общих инфраструктурных проектов и, наконец, о признании в обмен на заход в богатейшие афганские месторождения. Кстати, в скором времени обещают визит в Москву и министра торговли Афганистана Нуриддина Азизи.
Спустя год после панического бегства американцев из Кабула ни у кого не осталось сомнения, что «Талибан»** в Афганистане — это надолго. Правительство страны не рухнуло, население не вышло на голодные бунты, экспансии за пределы страны не последовало, а внутри сохраняется привычный для несчастной страны очаговый уровень военной борьбы. Который, впрочем, не помешает нам заключить, что Афганистан при талибах обрел стабильность, хоть и зыбкую. Столь желанную для ряда партнеров в контексте перехода к деловым и дипломатическим отношениям.
Разберемся, как изменился Афганистан под властью «Талибана» и можно ли с ним иметь дело.
** Организации признаны террористическими и запрещены в России.
«Новые» люди «Талибана»
Придя к власти, талибы пересмотрели модель управления страной, сделав упор на исламизацию. Было объявлено об упразднении должности президента страны и о замене ее на эмира. Эту позицию занял лидер «Талибана» Хайбатулла Ахундзада. Его правой рукой — а по совместительству и премьер-министром страны — стал мулла Мохаммад Хасан Ахунд, «второй человек» в «Талибане» и глава совета движения. Примечательно, что своим первым заместителем он сделал главу катарского политбюро «Талибана» Абдулу Гани Барадара, который считается опытным переговорщиком. Одновременно был сформирован и министерский кабинет общей численностью 27 человек — включая заместителей министров по профильным вопросам. Более сбалансированная структура пришла на смену Государственному совету Афганистана (12 человек), существовавшему в первый месяц власти движения. Помимо «универсальных» государственных должностей (министр обороны или глава МИД) в правительстве талибов были учреждены посты министра по делам беженцев и министра общественных работ, созданы религиозные институты — министерство хаджа и религиозных дел, а также министерство поддержки добродетели и предотвращения порока.
Переосмыслен функционал ряда министерств. Так, профильный департамент в составе национального МВД, ответственный за обеспечение безопасности границ, был расширен и преобразован в министерство по делам границ и племен, а отделы, связанные с добычей угля и нефтегазовых ресурсов, выведены из-под юрисдикции министерства экономики и также превращены в самостоятельную структуру.
Среди лиц, занявших министерские должности, замечены известные функционеры движения. Например, главой министерства обороны стал сын основателя «Талибана» Маулви Мохаммад Якуб Муджахид, а главой МВД — Сираджуддин Хаккани, руководящий лояльной «Аль-Каиде»** исламистской группировкой «Сеть Хаккани»**. У руля оказались и «ветераны» — члены «первого правительства» «Талибана» заняли посты руководителей и заместителей в министерствах юстиции, просвещения, энергетики, культуры и информации, экономики и финансов, взяли под контроль разведку и контрразведку.
Одновременно с увеличением числа министерств талибы сократили иные государственные институты. В частности, ликвидированы Национальная ассамблея, выполнявшая функции парламента, Высший совет по национальному примирению и Совет по национальной безопасности. Фактически «Талибан» под предлогом «борьбы за эффективность» устранил все имевшиеся политические противовесы и в результате обеспечил себе полноту власти. Все губернаторские позиции уже к концу ноября 2021 года заняли лоялисты.
В качестве ключевой цели новое правительство определило комплексное урегулирование ситуации, включая «устранение последствий неправильной политики» демократического правительства, а также выведение страны из затяжного кризиса. Судя по заявлениям новоиспеченных министров, в этом деле они рассчитывают на помощь мирового сообщества, в первую очередь ведущих исламских держав.
До сих пор ведутся споры по поводу формирования инклюзивного правительства. Талибы неоднократно продвигали разные варианты инклюзивных групп. Например, собирали совет, в который наравне с возрастными деятелями движения была включена «подающая надежды молодежь» из числа талибов. Или формировали международную переговорную делегацию, состоящую из представителей разных афганских этносов; правда, все были членами «Талибана».
Однако приглашать на высшие руководящие посты бывших сторонников президента Ашрафа Гани, в особенности женщин, новые власти явно не заинтересованы, даже если собственные чиновники не обладают необходимыми компетенциями. Какое-то время видимость инклюзивности помогали создавать работавшие с талибами представители так называемой переходной группы — экспрезидент Хамид Карзай и бывший глава МИДа Афганистана Абдулла Абдулла, однако и тех довольно быстро оттеснили от принятия решений.
Вызывает вопросы и ситуация с эмиром Афганистана (а по совместительству и лидером талибов). Глава движения Хайбатулла Ахундзада, чье существование и раньше часто подвергалось сомнению, уже более десяти месяцев не подписывал издаваемые под его именем указы и не появлялся на публике — хотя в официальных каналах регулярно публикуется информация о его деловых поездках и инспекциях.
Гипотетическая кончина лидера движения может грозить началом внутренней борьбы за власть, к которой с высокой долей вероятности подключатся и пакистанские талибы, нарастившие к середине 2022 года присутствие на афганской территории. Но пока ничего подобного не замечено.
Попыткой укрепить положение нового правительства в глазах афганцев можно считать созыв Всеафганского совета старейшин (Лойя-Джирга), заседания которого начались 29 июля. Эта инициатива была выдвинута еще в марте 2022 года, однако ее практическая реализация началась только сейчас. Несмотря на то что встреча частично носит закрытый характер (по радио транслируются лишь отрывки из ключевых выступлений), некоторые подробности известны: в частности, на встречу приглашены все крупные богословы и старейшины всех племен страны, а на повестку дня вынесены вопросы обеспечения национальной безопасности, борьбы с экономическим кризисом и соблюдения прав женщин.
В 2020 году решения Лойя-Джирги помогли правительству Гани частично купировать народное недовольство, возникшее на фоне негативных последствий пандемии COVID-19, и талибы, вероятно, рассчитывают решить таким же образом не столько экономические, сколько политические проблемы, а также заручиться поддержкой «на местах».
Экономика талибов
Больше всего проблем наблюдается в социально-экономической сфере. «Талибану» в наследство досталась стагнирующая экономика размером около 20 млрд долларов; важным источником ее подпитки была международная помощь, которая теперь существенно сократилась. Обрыв международных контактов, заморозка арестованных в США национальных валютных резервов и серьезный спад экспорта привели к кризису в большинстве отраслей, ввиду чего на территории страны за неполный год было закрыто около четверти предприятий.
Национальная валюта ослабла. Выправить ситуацию не смогли и обширные теневые активы «Талибана», составляющие, по оценкам экспертов, около 1,5 млрд долларов — тем более что от некоторых источников обогащения (например, наркоторговли) руководство группировки стремится показательно отойти. Тем не менее талибы сохраняют оптимизм и рассчитывают решить проблему за счет увеличения добычи полезных ископаемых.
Продолжается продовольственный кризис. Несмотря на заявления талибов о купировании проблемы за счет запрета на экспорт пшеницы и получения международной продовольственной помощи, эксперты ООН считают, что под угрозой голодной смерти находятся до 23 млн афганцев (то есть около 60% населения страны).
Впрочем, наблюдаются и некоторые позитивные подвижки. Так, талибам удалось утвердить относительно сбалансированный бюджет, попутно анонсировав переход на рельсы исламского банкинга (что в перспективе должно упростить отношения с сильными экономиками исламского мира); создать собственную инвестиционную компанию «СармаяйиАфган» с уставным капиталом 250 млн долларов, несколько стабилизировать внутренний рынок за счет ограничения импорта и заключения «джентльменских» соглашений с соседними странами, а также частично восстановить работу национальных авиалиний Ariana Afghan Airlines. Однако негативные тенденции по-прежнему перевешивают.
Права человека по «Талибану»
Значительное количество вопросов к талибам возникло в области соблюдения прав человека. Так, с августа 2021 года в Афганистане было закрыто 231 средство массовой информации, появились запреты на публичные собрания, в несколько раз выросло использование детского труда. Одновременно серьезно ухудшилось положение женщин: многие из них лишились работы и доступа к образованию. Хотя позже талибы пошли на некоторые послабления: например, разрешили женщинам работать на телевидении и в сфере обслуживания.
Талибы неоднократно принимали противоречивые решения, то разрешая женщинам получать высшее образование при условии, что учить их будут педагоги женского пола, то ограничивая «потолок» обучения для девочек начальными классами. Уже сейчас по риторике ключевых представителей «Талибана» можно наблюдать постепенный раскол на традиционалистов и новаторов (сторонников улучшения положения женщин). И трения между этими фракциями только усиливаются.
Кроме того, талибы в итоге нарушили обещание широкой амнистии для сторонников демократического правительства Афганистана, а также лиц, сотрудничавших с коалиционными силами. Хотя власти продолжают говорить о «всеобщем прощении» и ссылаться на то, что многие чиновники среднего звена сохранили свои должности при новой администрации, за первые полгода, по сообщениям с мест, было похищено и казнено более 500 человек. Многие западные эксперты считают эту цифру заниженной и оценивают реальный масштаб террора минимум в две-три тысячи человек.
Неудивительно, что ни «старое» афганское бизнес-сообщество, большей частью осевшее в ОАЭ, ни эмигрировавшие из страны специалисты не спешат возвращаться в Кабул, несмотря на увещевания талибов. Как итог, по самым оптимистичным оценкам, движению удалось восполнить имеющийся дефицит кадров едва ли на 35%.
Острее всего кадровый голод ощущается в здравоохранении. Эксперты отмечают, что после прихода талибов к власти до 15% медучреждений в стране было закрыто по причине нехватки персонала, а остальные не справляются с наплывом пациентов. Часть нагрузки принимают на себя миссии «Красного Полумесяца» и ВОЗ, однако организации испытывают дефицит медикаментов и расходных материалов.
Кроме того, представители международных организаций жалуются, что из-за пересмотра гендерных норм на правительственном уровне доступ к медицинским услугам потеряла часть женщин. Дефицит врачей планируется восполнить за счет иностранных добровольцев и студентов, проходящих обучение в зарубежных медицинских вузах, но это не решит системную проблему.
Вопрос безопасности
Важным условием укрепления позиций нового кабульского правительства должно было стать повышение уровня внутренней стабильности и безопасности государства. Талибы попытались урегулировать разногласия с представителями крупнейших этнических групп Афганистана, а также частично интегрировать их лидеров в структуры «Талибана».
Тем не менее излишнее рвение в этом вопросе едва не раскололо движение: за последний год Кабулу бросили вызов несколько полевых командиров, не являющихся этническими пуштунами (узбеки, хазарейцы), и всякий раз новое правительство было вынуждено проводить полноценные войсковые операции, распыляя и без того скудные силы по провинциям.
Особенно напряженная обстановка наблюдается в Панджшере, где действуют отряды сопротивления во главе с Ахмадом Масудом, сыном легендарного Панджшерского льва. Сводки с этого участка фронта поступают обрывочные и противоречивые, однако в целом можно говорить, что панджшерская цитадель продолжает держать оборону, а в отряды Масуда-младшего помимо таджиков активно вливаются хазарейцы и узбеки — в том числе те, кто еще недавно считался убежденным сторонником «Талибана». Если в ближайшее время талибы не найдут возможности урегулировать конфликт в Панджшере, они рискуют потерять часть занятых территорий.
Много вопросов вызывает и текущий формат отношений между «Талибаном» и исламистским подпольем в лице «АльКаиды» и союзных ей группировок. Несмотря на то что талибы официально объявили о разрыве с джихадистами и пообещали не допустить превращения Афганистана в колыбель джихада, динамика ситуации в регионе говорит об обратном: за последние полгода, по оценкам экспертов, террористические анклавы на территории страны расширились в среднем на 15–20%.
Не последнюю роль в этом процессе играет Сираджуддин Хаккани, помогающий террористам избегать столкновений интересов с властью. Попытки мягко сместить Хаккани с поста осенью 2021 года едва не вылились в новый виток войны всех против всех, а потому талибы были вынуждены закрепить сложившийся статус-кво.
Впрочем, с рядом джихадистских организаций — в первую очередь с группировкой «Вилаят Хорасан»** (часть группировки ИГИЛ**) — талибы находятся в жесткой конфронтации, обусловленной в том числе принадлежностью к разным фракциям исламистского подполья, и ведут с ней показательную борьбу.
Особенности пиара по-афгански
Попытки «Талибана» улучшить собственную репутацию в Афганистане и за его пределами начались практически сразу же после прихода движения к власти. Развернутая талибами пиар-кампания была призвана показать, что они давно отошли от террористических методов ведения борьбы и, при ряде взаимных уступок, способны стать такой же «рукопожатной» силой, как, например, ливанская «Хезболла» или палестинский «Фатх».
Члены движения подчас действуют вопреки устоявшимся представлениям о них — например, выступают с осуждением эскалации региональных конфликтов и призывают к соблюдению прав человека. Кроме того, последнее время талибы трепетно относятся к поддержанию порядка на занятых территориях: показательно арестовывают членов движения, проявляющих жестокость к пленным или нарушающих порядок, борются с наркотрафиком и торговлей людьми.
Свою роль играет и интернет, который в первые месяцы после падения Кабула наводнили вирусные видео с пуштунами, катающимися на каруселях. Правда, последний вариант пиара талибы довольно быстро сочли исчерпанным и, более того, опасным с точки зрения исламских ценностей, а потому запретили Tik-Tok на территории страны.
Представители движения несколько раз устраивали акции с раздачей цветов, продуктов и учебной (не религиозной) литературы местному населению, а также пацифистские манифестации.
А через месяц после прихода новой власти в Афганистане было учреждено государственное агентство по ядерной энергетике. Возглавил его некий «инженер Наджибулла». Так талибы демонстрируют открытость к сотрудничеству с учеными и интеллектуалами.
Впрочем, встречаются и неоднозначные акции. Например, инаугурация нового правительства Исламского Эмирата состоялась 11 сентября, в годовщину резонансных терактов в Нью-Йорке, что вызвало шквал негодования в странах Запада. И, хотя сами талибы позже призвали не связывать два этих события, поддержки за рубежом им это не добавило — равно как не помогли исправить ситуацию и публичные выпады представителей движения в адрес США, Евросоюза и Израиля.
Пауза для размышлений
Мировое сообщество оказалось не готово к стремительному коллапсу афганской демократии, а потому формирование отношения к новым «неоднозначным» властям потребовало времени. Крупные мировые игроки, в первую очередь США и Евросоюз, в итоге оказались категоричны и не пожелали признавать новое правительство в каком бы то ни было виде, равно как и снимать с движения санкции.
В августе 2021 года власти США заморозили резервные активы Афганистана на сумму около 10 млрд долларов, а после решили направить их на выплаты компенсаций родственникам жертв терактов 9/11. Подобный шаг на фоне гуманитарной катастрофы в Афганистане раскритиковали не только талибы, но и ряд арабских и азиатских лидеров.
Сближению Кабула и западных держав не способствуют и регулярные взаимные упреки в несоблюдении достигнутых ранее договоренностей — касающихся, например, обмена заключенными.
Катар, долгое время являвшийся одним из ключевых посредников для «Талибана» на международной арене, на данный момент предпочитает держать нейтралитет — в том числе не желая вредить репутации в преддверии Чемпионата мира по футболу, хозяином которого выступает.
Зато значительно активизировалась Турция. Анкара вела осторожные переговоры с движением с марта 2021 года, то есть за несколько месяцев до прихода талибов к власти, а после формирования нового правительства развернула гуманитарную деятельность. В частности, организовала поставки продовольствия, стройматериалов и медикаментов, а также выделила несколько финансовых траншей для поддержки уязвимых групп населения. Ключевая цель Турции на данном этапе — увеличить влияние на афганское правительство и добиться расширения своего присутствия в регионе (в том числе военного).
В специфическом положении оказались Пакистан и Иран. Так, Исламабад, хоть и не имеет к Кабулу значительных претензий, в последнее время серьезно усилил конфликт с группировкой «Техрик-е Талибан Пакистан»**. Кроме того, растет число атак на пакистанских силовиков с территории Афганистана, что не добавляет теплоты в отношениях двух стран. С другой стороны, Пакистан одним из первых направил помощь Афганистану после землетрясения в провинциях Пактика и Хост в июне 2022 года.
Тегеран какое-то время держал нейтралитет и вел с талибами осторожный диалог по актуальным вопросам пограничной безопасности — в частности, обсуждались проблемы борьбы с терроризмом, наркоторговлей, нелегальной миграцией. Однако рост антииранских настроений и угрозы в адрес дипломатических представителей Тегерана привели к ужесточению риторики.
Иран потребовал от талибов гарантий безопасности для своих граждан — и в случае невыполнения обязательств оставил за собой право реагировать на инциденты по своему усмотрению. В декабре 2021 года иранцы четко продемонстрировали готовность решать проблемы в приграничье силовыми методами, показательно уничтожив группу вооруженных афганцев, проникших на территорию провинции Нирмоз. Учитывая, что в Афганистане присутствует значительное количество проиранских группировок, в случае эскалации они могут серьезно осложнить Кабулу жизнь.
С другой стороны, Иран продолжает позиционировать себя в качестве партнера по диалогу и транслирует готовность оказывать официальному Кабулу комплексное содействие в обеспечении безопасности; например, в начале июня иранцы передали талибам всю афганскую технику, оказавшуюся на территории их страны после свержения режима Гани. К постепенному проникновению к соседям готовится и иранский бизнес — в первую очередь представители агропромышленного и металлургического бизнеса. Так, за последний месяц в Афганистане было анонсировано пять экономических выставок, основными участниками которых станут иранские предприниматели.
Следует отметить растущую вовлеченность Китая. Пекин ранее рассматривал Афганистан как важный элемент своего глобального логистического проекта «Один пояс — один путь» и с приходом талибов не изменил планов. КНР одобрила кандидатуры присланных «Талибаном» дипломатов, а также согласовала наращивание инвестиций китайскими компаниями в экономику страны — одним из последних анонсированных проектов такого плана стал индустриальный парк в Кабуле. Талибы жест оценили и публично назвали Китай своим ключевым внешнеполитическим партнером.
Следует учитывать, что Китай руководствуется не только выгодами «Пояса», но и вопросами безопасности. В частности, одним из условий наращивания сотрудничества между Пекином и Кабулом стал разрыв последнего с группировкой «Исламское движение Восточного Туркестана**», которая долгое время досаждала Китаю.
Еще не признаём
Россия пока аккуратна. Несмотря на то что Москва в прошлом поддерживала антиталибские силы (в частности, «Северный альянс»), текущий диалог с представителями «Талибана» можно охарактеризовать как открытый. У сторон есть точки соприкосновения — в первую очередь борьба с терроризмом и противодействие наркотрафику, и переговоры с движением ведутся не только в двустороннем, но и в многостороннем формате.
Вдобавок к этому Москва предпринимает важные символические шаги, направленные на углубление доверия между сторонами. В начале апреля 2022 года Россия аккредитовала первого дипломата, представляющего интересы движения, а незадолго до этого анонсировала возобновление поставок сжиженного нефтяного газа в Афганистан.
Кроме того, ведутся переговоры о привлечении российской стороны к реанимации угольной промышленности Афганистана и развитию сельскохозяйственной отрасли, а также к реализации инфраструктурных проектов — в первую очередь магистрального газопровода ТАПИ. Следует отметить, что афганский истеблишмент также заинтересован в развитии контактов в сфере образования, поскольку текущая реальность требует от Кабула ускоренной подготовки управленцев.
Тем не менее ожидать официального признания талибов Москвой преждевременно. Официальные лица подчеркивают, что российская сторона заинтересована в стабильном и безопасном Афганистане, а потому залог дальнейшего расширения сотрудничества — выполнение талибами их ключевых обещаний, прежде всего в контексте безопасности и инклюзивной власти. Иные варианты легитимации не рассматриваются.
Что касается соседей Афганистана в Центральной Азии, они в большинстве своем заняли выжидательную позицию. И хотя некоторые страны (например, Узбекистан, Туркмения) демонстрируют интерес к Афганистану и даже выражали намерение признать режим талибов, уровень доверия к официальному Кабулу по-прежнему невысок — прежде всего из-за его неоднозначных отношений с «Аль-Каидой». Реальные шаги в этом направлении будут возможны только после снижения напряженности внутри Афганистана.
Сложности возникли у Таджикистана: на протяжении последних месяцев неоднократно возникали мелкие столкновения между афганскими и таджикскими пограничниками, а публичная риторика двух государств в адрес друг друга становится все жестче. Дополнительную напряженность создает финансовая несостоятельность Кабула, задолжавшего Душанбе около 100 млн долларов за электроэнергию, а также неспособность талибов справиться с активностью радикальных исламистов на подконтрольных территориях.
Как следствие, Таджикистан на данный момент является одним из наиболее ярых противников нормализации отношений с «Талибаном» и выступает за создание «пояса безопасности» вокруг проблемной страны. С другой стороны, таджикские власти не готовы сотрудничать и с оппонирующим талибам сопротивлением, поскольку имеют ряд политических и идеологических разногласий с его руководством.
Выбор без выбора
Как бы то ни было, в современном Афганистане не осталось альтернативы «Талибану». Ни «Сопротивление Панджшера», которое многие сегодня считают американской прокси-группировкой, ни многочисленные проиранские вооруженные формирования (такие как «Хашд аш-Шиа» и «Фатимиюн»), ни разрозненные этнические ополчения не обладают достаточным мобилизационным ресурсом и средствами, чтобы в открытую выступить против «Талибана». Приход к власти радикальных исламистов — прежде всего группировок, присягнувших на верность ИГИЛ и «АльКаиде», — априори не рассматривается как допустимый.
Недавно в многостороннем конфликте появился новый игрок — афганские коммунисты, представляющие боевое крыло Народно-демократической партии Афганистана (НДПА), которая правила страной с 1978 по 1992 год. Они провозгласили начало «партизанской войны против всех» и пообещали в скором времени «очистить Афганистан».
Конечно, «реставрация» народной республики в Афганистане, с одной стороны, видится удобным вариантом и для мирового сообщества, и для светских афганцев — тем более что идеи последнего лидера НДПА Мохаммада Наджибуллы до сих пор пользуются популярностью в среде военных, а скрытую поддержку афганским коммунистам вполне может оказать Пекин и таким образом способствовать оттеснению талибов от власти.
Однако вряд ли «смена фасада» способна в корне поменять текущее положение в государстве. Ввиду его специфики контроль над городами (которых насчитывается около 50) не тождественен контролю над страной: даже при относительно устойчивой власти в Кабуле ситуация на периферии может развиваться не в пользу центра, и пример с самим «Талибаном» хорошо доказывает этот тезис. В Афганистане процветает трайбализм, а настроения «вождей» на местах меняются стремительно. Часто один и тот же локальный лидер может быть лоялен трем и более силам одновременно, что усложняет и без того запутанный конфликт.
При этом реализовать на территории Афганистана теократический кейс, аналогичный иранскому (именно на него активнее всего напирают талибы при ведении переговоров с внешним миром), и тем самым вывести государство из затяжного кризиса едва ли удастся — в том числе по причине отсутствия светских противовесов в формируемой талибами системе. Не стоит рассчитывать и на перестройку извне — попытки погасить афганские проблемы деньгами предпринимались уже неоднократно и всякий раз терпели неудачу.
Поэтому мировому сообществу, скорее, выгодно не допустить прихода к власти в Афганистане сил, настроенных еще более радикально, чем талибы. А некоторые государства вполне могут решить перейти к более глубоким и взаимовыгодным отношениям с современным Кабулом.
*Политический консультант, эксперт Российского совета по международным делам, председатель попечительского совета Уральской ассоциации молодых ближневосточников.
**Организации признаны террористическими и запрещены в России.
Коментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи.