ТОП 10 лучших статей российской прессы за
March 31, 2021

— МИД пригласил российского посла в США в Москву для консультаций. Что будет дальше?

— Будет происходить ревизия двусторонних российско-американских отношений при нынешней администрации. После этого уже будет сформулировано какое-то понимание того, куда нам двигаться дальше.

— Но разрыв дипотношений с США — это, наверное, из области фантастики?

— Не хотелось бы говорить об экстремальных сценариях. Но никто не будет позволять Америке говорить с Россией с позиции силы. Это невозможно. Американцы сейчас как мантру повторяют, дескать, мы со всеми будем говорить с позиции силы. Ни Путин, ни кто другой из руководства России не будет позволять ни американцам, ни кому бы то ни было еще так с нами разговаривать. Это исключено.

— А остались ли вообще с США общие темы, на которые мы могли бы говорить?

— Да, они есть. Конечно, это представляло бы для нас наибольший интерес — говорить с американцами по тем темам, которые нам выгодны. Это стратегическая стабильность, контроль над вооружениями, это урегулирование региональных конфликтов. Тех конфликтов, где может иметь какое-то прикладное значение роль Соединенных Штатов. В любом случае с американцами нужно говорить, например, по СВПД (совместному всеобъемлющему плану действий по Ирану). С ними нужно говорить по многим другим проблемным ситуациям в мире.

Об Украине и Донбассе

— А что с «нормандским форматом»? Сейчас все более тревожные сообщения из Донбасса приходят.

— С «нормандским форматом» дела обстоят плохо. Можно констатировать, что при президенте Зеленском не удалось продвинуться ни на йоту в реализации как Минского комплекса мер, так и последующих договоренностей, которые были достигнуты в Париже.

Более того, сейчас мы видим нагнетание напряженности на линии соприкосновения. Фактически перечёркиваются скромные достижения, которые были сделаны раньше. Растет напряженность, и никто не видит повода для того, чтобы собираться на высшем уровне.

— А если эта напряженность перерастет в боевые действия? Сможет ли Москва отказать ДНР и ЛНР в поддержке, учитывая то, сколько граждан с российскими паспортами там живут?

— Мы искренне надеемся на то, что на это безумие никто не пойдет. Очень надеемся на это. Тут больше нечего сказать.

— Риторика Зеленского радикально изменилась по сравнению с тем, когда он был кандидатом в президенты. Вектор Киева на обострение сегодня совершенно отчетливый?

— Он не совсем отчетливый. Киев все время говорит о том, что нужно собраться «нормандской четверке». Киев говорит о неких новых предложениях, которые потом мы нигде не можем найти. Но, главное, за последние полгода мы неоднократно слышали, что Киев уже считает мертвыми Минские договоренности. Что эти соглашения невыполнимы, что нужны новые документы и так далее. Вот это, наверное, самое опасное.

— Почему?

— Во-первых, кроме Минских договоренностей у нас нет ничего, на чем можно было бы выстраивать международные усилия по урегулированию в Донбассе. Во-вторых, под этими договоренностями также стоят подписи лидеров самопровозглашённых республик. Сейчас украинцы абсолютно отказываются от идеи какого-либо диалога с ними. Соответственно, достижение новых договоренностей априори невозможно, потому что как можно урегулировать какой-то конфликт, если одна сторона не хочет общаться с другой? Невозможно говорить о планах урегулирования без учета мнения республик. Абсолютно невозможно.

А ведь Минские соглашения — это соглашения, которые были приняты в виде официального документа ООН. И здесь, конечно, возникает вопрос: считают ли наши украинские коллеги своей обязанностью выполнить то, что там написано? И в том порядке, в котором это изложено.

— Получается патовая ситуация: с одной стороны, мы видим, что нарастает напряженность, то есть нужен диалог. С другой стороны, Киев отказывается признавать непризнанные республики в качестве стороны для переговоров. Как выйти из этого тупика?

— Это вопрос, который мы все время задаем. Пытаемся найти выход из этого замкнутого круга с нашими коллегами из Берлина и Парижа. И из Киева. Но с Киевом говорить весьма сложно.

О друзьях России

— Недавно один из российских дипломатов сказал об отношениях с Великобританией, что они практически мертвы. А много ли у нас осталось живых отношений? С кем мы сейчас дружим?

— Таких отношений гораздо больше. Это всё пространство бывшего Советского Союза, за исключением Грузии, Украины и стран Балтии. У нас прекрасные отношения с республиками СНГ, углублённая интеграция со странами ЕАЭС. Кроме этого, еще один важный интеграционный процесс на пространстве бывшего Союза — это Союзное государство России и Белоруссии.

Это страны Латинской Америки, проявляющие огромный интерес к выстраиванию отношений с Россией. Это целый ряд европейских стран. Да, с Брюсселем дела идут неважно, но на двусторонней основе диалог со странами-членами ЕС продолжается. Это африканские государства. Они очень заинтересованы в развитии отношений, что продемонстрировал недавний саммит Россия-Африка.

Наверное, говоря о друзьях, нужно было начать с Китая. Также это Индия. И дальше можно перечислять практически всех в Азии и Тихоокеанском регионе. Может быть, кроме Австралии.

Так что этих стран очень много, есть обширное пространство для взаимовыгодной кооперации.

— Недавно Александр Лукашенко заявил, что он ничего не обещал России в том, что касается конституционной реформы. Мы весьма изящно ответили, что он не мог ничего обещать, потому что Белоруссия — государство независимое. И он просто информировал нас о таких планах. А какая сейчас обстановка в Белоруссии с точки зрения Москвы? Чего ждать?

— Всё, что происходит в Белоруссии, — это внутреннее дело Белоруссии. Но мы все болеем сердцем и душой за наших белорусских братьев, потому что мы действительно практически один народ.

Конечно же, Лукашенко не мог ничего никому обещать, кроме как белорусам. Но он публично заявлял, что конституционная реформа будет иметь место. Поскольку он это заявлял, есть определенные ожидания на этот счет. Как в этом смысле будет развиваться ситуация — это внутренний вопрос Белоруссии. Россия не вмешивалась и — об этом Путин говорил неоднократно — не имеет планов вмешиваться во внутренние белорусские дела. Для нас главное, чтобы в Белоруссии абсолютно доминировала приверженность идеям Союзного государства и идея многофакторной близости с Россией.

О коронавирусе и прививках

— Дмитрий Сергеевич, как вы считаете, пример президента побудит народ активнее прививаться? Судя по темпам вакцинации, пока люди не спешат это делать.

— Конечно, я думаю, его пример придаст динамики всему процессу. Что касается того, почему люди не спешат делать прививки, мне кажется, это наши национальные особенности. По-прежнему много людей, которые весьма подозрительно относятся в целом к прививкам.

Нужно существенно усиливать пропаганду вакцинации в хорошем смысле этого слова. Здесь очень важно наращивать разъяснительную кампанию вместе с наращиванием объемов производства вакцины. И по мере того, как мы выйдем на большие объемы производства, больше людей пойдет на это. Нам, как и всем странам мира, это чрезвычайно необходимо, потому что искусственная и естественная иммунизация населения — это единственный путь.

— Путь к победе над вирусом?

— Не к победе, а к тому, чтобы выйти в комфортное существование. Сам вирус победить очень сложно. Он уже не уйдёт никуда, будет с нами.

— Запланированы ли у президента в этом году поездки за рубеж, тем более после вакцинации?

— Пока намечены несколько региональных поездок. Я думаю, после того как президент завершит прививочный цикл, он начнет весьма и весьма активно передвигаться по стране. Что касается зарубежных визитов, то у него очень много действующих приглашений. Поэтому, я думаю, будут потихоньку возобновляться международные контакты. Однако точных планов нет, потому что сейчас любое приглашение делается с оговоркой: если позволит эпидемиологическая ситуация.

— Сейчас, чтобы встретиться с президентом, надо пройти двухнедельный карантин. Это условие уйдет через какое-то время после того, как он привился?

— Да, после того, как прививочный цикл будет завершен. Кто-то говорит, что это 42 дня, кто-то — что 45 дней. У некоторых после первой прививки начинают просто фонтанировать антитела, у некоторых они медленнее выявляются. Главное, чтобы появился иммунитет, который позволит спокойно работать.

Что касается карантина, то есть разные варианты общения с президентом. Есть вариант встреч вообще без карантина, когда люди общаются с ним лично, но на расстоянии. Есть вариант полностью пройти все необходимые тесты, пройти соответствующий карантин, чтобы общаться с президентом без ограничений. Главное, что эти варианты де-факто никак не ограничивают президента в объеме его контактов.

О борьбе с коррупцией

— С коррупцией мы боремся давно. Но снова и снова ловят чиновников, у которых дома миллиарды в коробках. Почему же люди, видя, как арестовывают и обыскивают их неудачливых товарищей, продолжают воровать?

— Это вопрос человеческой психологии. Я думаю, в мире нет ни одной страны, которая бы полностью победила коррупцию. Мы с вами видим обвинительные приговоры и расследования в европейских странах, в Китае, в США в отношении самых высоких государственных чиновников.

Чтобы бороться с этим злом, в обществе должна быть создана абсолютная нетерпимость к коррупции, с чем мы пока не справляемся. Что такое общественная нетерпимость? Чтобы взятки не брали, их надо перестать давать. Ведь бытовая коррупция — это гораздо страшнее. Там крутятся огромные деньги. Разумеется, должна быть неотвратимость наказания. И безупречность законов и правил. Правила не должны позволять двойного прочтения и не должны порождать коррупцию, создавая невыполнимые условия. На это нужно время, общество должно созреть для этого. Должно пройти несколько поколений.

— В Китае есть специальное приложение, с помощью которого любой гражданин может анонимно рассказать о случаях коррупции компетентным органам. Насколько такая практика применима к России? Этично ли это? Если вдуматься, речь идет о доносе.

— Учитывая наш исторический опыт, можно предположить, что, если появится такое приложение у нас, будет огромное количество злоупотреблений. Стучать будут направо и налево, по делу и без дела. Кроме того, я не понимаю, как фильтруются эти сообщения, как администрируется такой чат. Опять же сколько человек должно проверять эту информацию? Особенно в Китае. Если миллиард пишет, то сколько же проверяют?

О соцсетях и блокировках в интернете

— Сейчас много говорят о возможности блокировки западных интернет-платформ. YouTube, Twitter… А как президент к этому вопросу относится? Правда, что начнут соцсети запрещать?

— Президент неоднократно говорил, что нужно найти золотую середину между приоритетом свободы интернета и его регламентированием, по мере того как все большая и большая часть жизни в него перетекает. Чем больше жизни там, тем больше там должно быть правил. И это должны быть общие правила игры для всех, в том числе и для зарубежных компаний, потому что у интернета нет границ. Зарубежные компании в отношении стран, где они работают, должны придерживаться местных норм и правил.

Какие-то компании идут на диалог, какие-то не идут, это сложный и кропотливый процесс. Конечно, любая компания хочет действовать бесконтрольно, хочет иметь суперприбыль на каждом возможном рынке. Но при этом не каждая компания может себя застраховать от того, чтобы стать инструментом в руках других государств по оказанию влияния на то государство, где она работает.

— Вариант полного запрета иностранных платформ возможен?

— Хотелось бы надеяться, что мы до этого не дойдем, что будут найдены пути решения конфликта. Никто не хочет полного запрета, было бы глупо выступать за это. Но вынудить эти компании соблюдать наши правила нужно.

— Когда два года назад мы с вами встречались, Роскомнадзор как раз ввел ограничения против Telegram. Однако заблокировать мессенджер полностью на территории России так и не удалось. Сейчас та же ситуация может случиться с Twitter. Когда замедлили его работу, по совпадению или действительно из-за этого упали многие правительственные сайты. Хотя вы говорили, что у вас все работает.

— Да, я тогда во время разговора с журналистами как раз сидел напротив компьютера. Я к нему сразу повернулся и попытался зайти. Все работало. Что видел на экране, то и говорил.

— Просто у многих граждан есть опасения насчет того, что, если сейчас попробовать заблокировать Twitter, обрушится вообще весь Рунет.

— Во-первых, наверняка наши специалисты учитывают имеющийся богатый опыт. Все-таки технологии идут вперед. Во-вторых, из истории с Telegram самый лучший вывод заключается в том, что в результате диалога удалось снять этот вопрос с повестки дня. Диалог — это главное. Какие-то императивные действия, нежелание идти на компромисс, напротив, ведут к конфронтации. Если вы не хотите принимать наши правила, вы не можете работать у нас. Ни одно государство, которое себя уважает, не даст компании навязывать ему свои условия. Это невозможно.

— А Twitter между тем вовсю блокирует наши аккаунты за «подрыв веры в НАТО».

— Конечно, таких проявлений сколько угодно. Двойные стандарты, манипулирование, связанное с военно-политическими блоками, с антироссийской пропагандой, все это налицо. Этого не должно быть. Это ведь не связано с бизнесом этой компании? Нет, это связано с тем, что эти компании используют в качестве инструмента антироссийской деятельности.

Соответственно, если компания может сказать свои коллегам за рубежом, что она не хочет заниматься политикой, а хочет просто работать на рынке и зарабатывать, если она готова выполнять местные законы, то проблем никаких не будет. Если нет, выход один.

— Как президент знакомится с тем, что происходит в соцсетях? Он там физически ведь никак не присутствует?

— Нет, сам он в социальных сетях не присутствует. У него есть родные, близкие, которые ему что-то показывают и рассказывают. Безусловно, администрация президента ему готовит дайджесты, рассказывает об основных горячих темах.

— А почему лично не присутствует? У него предубеждение против этого?

— Ему это не надо. Ему это ничего не дает больше того, что у него есть.

— Но не рассматривалась идея завести президенту аккаунт в какой-нибудь соцсети?

— Он говорит, что это же будет, по сути, не его аккаунт, а кого-то другого. Тратить время на его ведение президент же не будет. Но, чтобы, допустим, я, его пресс-секретарь, вел за него соцсети, он тоже не хочет. Это было бы нечестно и неправильно, так он считает.

— Не получается ли так, что президент, по сути, зависит от того, кто дает ему информацию? Человек, который готовит ему дайджесты, может формировать эти сводки согласно своим убеждениям. Не опасно ли это?

— Там такая богатая палитра источников информации, что это невозможно сделать.

— А как с молодежью тогда общаться? Она ведь вся в соцсетях.

— Президент же общается с молодежью. Общается вживую. И достаточно активно.